Настала пора подвести итоги по историческим пьесам Островского. И снова – «Козьма Минин». Мне уже написали в одном из комментариев, что финал пьесы «кажется несколько сказочным» (думаю, речь идёт именно о второй редакции, так как выступление ополчения, завершающее первую, на сказку совсем не похоже).
Да, конечно, завершение пьесы – это триумф героя. Сам он в последней картине не произнесёт ни слова, но немного опередивший его сын объяснит матери, что отец задерживается, потому что его на улице «узнали все и обступили с криком. Кто за руки берёт, кто обнимает, ступить ему ни шагу не дают», и сообщит, что «новый царь… пожаловал отца дворянством думным», дав ему и поместье, и деревни, и дом в Москве (что, кстати, полностью соответствует истине). А затем Аксёнов, встретив героя с хлебом-солью, провозгласит:
Благословенно буди
Пришествие твое, спаситель Руси!
Если добавить к этому только что благополучно завершившееся объяснение Поспелова с Марфой Борисовной, получится действительно идиллическая, почти сказочная картина.
Однако мне очень интересной представляется предпоследняя картина, необычная для пьес Александра Николаевича, рисующая одно из центральных событий, связанных со Вторым ополчением. Прошу прощения за цитату из Википедии – просто здесь всё изложено предельно кратко: «24 августа (3 сентября) 1612 года состоялось решающее кровопролитное сражение ополченцев с поляками. Бой длился около четырнадцати часов. Проявил доблесть и Кузьма Минин, который с небольшим отрядом конных ополченцев и перешедших на их сторону поляков внезапно напал на передовые отряды гетмана Ходкевича и посеял в их рядах панику. Под натиском основных сил Второго ополчения и пришедших к ним на помощь казаков Трубецкого, войско Ходкевича дрогнуло и обратилось в бегство». Вот этот бой у Климентовского острога, когда отряды Минина и Пожарского были практически преданы Трубецким и Заруцким, и показывает автор.
Мы видим Минина, уходящего на отчаянную вылазку:
Охота есть большая
Служить земле родной. Господь поможет,
Вернуся жив, так ладно; не вернуся,
Так лихом ты меня не помяни.
И слышим рассказ Поспелова, пошедшего с ним и раненного в этом бою:
У Крымского двора мы конных сбили.
С испугу те ударились бежать
И пешую свою стоптали роту.
Ходкевич сам, увидя нас в тылу,
Екатерининский свой стан покинул,
К монастырю бежит со всею силой.
Кузьма Захарьич по пятам за ним…
Эта сцена - единственная, где действует князь Пожарский. И вот тут очень интересен момент, когда он слышит упрёки казацкого атамана Коломны, который хоть и говорит, что сражаются казаки «не за корысть», но требует: «Для вас же стараемся, так вы и заплатите за службу нам», - так как «казакам Москва не мать, а мачеха». И ещё упрекать станет: «Богаты вы пришли из Ярославля» (о значении «стояния в Ярославле» второго ополчения написано много, также как и о поведении предводителей казаков Трубецкого и Заруцкого, присягнувших новому самозванцу Сидорке, а потом пытавшихся организовать покушение на Пожарского, и повторяться я не буду). И полон достоинства ответ князя:
Полно, друг!
Грешно тебе! Ты видишь, я не прячусь.
С утра дерусь, кольчуги не скидая,
Москву-реку переходил два раза
На помощь вам. Вы сами-то недружно
Встречаете врага. Вы здесь, в остроге,
С поляками дерётесь целый день,
А половина в таборах за пьянством,
Играют в зернь у Яузских ворот.
А потом снова пойдёт в бой, чтобы, вернувшись, торжественно объявить:
Враги бегут, покинувши обозы.
Остановить погоню! С нас довольно
На этот день одной победы. Можем
Поспешностью испортить дело наше,
И наша радость обратится в скорбь.
Теперь Москва у нас в руках.
***************
И увидим мы в этой сцене простых людей, не ратников, и тоже самых разных. Появится, к примеру, уже появлявшийся раньше «негодный человечишка», подосланный когда-то в Нижний Новгород, Павлик, который сейчас «в бегах», но не ленится рассказывать сплетни. По его словам, в Нижнем
Ругают вас и Минина Кузьму.
Ограбили народ, наговорили
С три короба: «Идём на Божье дело!»
А полгода гуляли в Ярославле
И тратили добро мирское даром.
Он же, заметив, что «знает наперечёт весь Нижний, всех собак, не только что людей», наговорит и что Аксёнов «живёт да богатеет на старости неправым барышом», и что Марфа Борисовна «за Лыткина пошла». А увидев, с какой болью воспринял это Поспелов, цинично скажет: «Совсем умрёт, потеря не велика». И ведь потом ещё благополучно вернётся в родной город и насплетничает уже на Поспелова – воистину такие в огне не горят и в воде не тонут!
Но есть и другие люди. И появится «старик в страннической одежде», который, даже не назвав своего имени, будет перевязывать раны и облегчать страдания:
Я странный богомолец.
По таборам хожу; обет я принял
Болящих чад безмездно врачевать.
Открыты мне травы целебной силы,
А кем и как, то знаю я один.
И поймём мы, что не Павлики и не Лыткины определяют лицо народа, а такие безымянные старики-странники. И те женщины, которые приносят по призыву Минина всё самое дорогое из дома. И бедняки, отдающие последний «зипунишко». И те, кто, как Колзаков, положит жизнь на поле боя (не случайно после его смерти стрельцы скажут: «Ты мученик, тебя Господь простит». – «А потому ты, ежели за веру, сейчас на небеса»). И те, кто, как Поспелов, вернутся в свой дом с победой. Слова Аксёнова:
Ты честь и слава русского народа.
Потоль велика русская земля,
Поколь тебя и чтить и помнить будет, - обращены к Минину. Но отнести их можно и к другим героям пьесы.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь