Чудным образом складываются иногда писательские биографии. Корней Чуковский (настоящее имя - Николай Корнейчуков) начинал как литературный критик, в этом качестве стал известен еще до революции, переводил английских поэтов, выступал как литературовед, но большинству известен как детский писатель-сказочник. Перед глазами - добрый дедушка, окруженный маленькими читателями, жизнь которого сложилась наилучшим образом. Но читаешь дневники и понимаешь, что это не так.
Бастард - незаконнорожденный сын - он долгие стыдился своего положения. В 1916 году написал первую сказку «Крокодил», за последующие 30 лет и ее, и другие его сказочные истории то запрещали, то разрешали, то снова запрещали. В них не было идеологии, а значит советских детей по ним нельзя было воспитывать. Даже литературоведческие работы (одна из главных - о Некрасове) печатали с купюрами, либо долго не издавали, а с критикой при советской власти пришлось завязать.
В 1931 году Чуковский потерял одиннадцатилетнюю дочь (Мура умерла от туберкулеза), его младший сын Борис погиб на Великой Отечественной, Чуковский пережил смерть жены и старшего сына - писателя Николая Чуковского. До конца своих дней он мучался от бессонницы и постоянно сомневался в своем таланте.
Дневник Чуковский вел почти 70 лет: с 1901 по 1969. 29 тетрадей - с нерегулярными записями. В основном - литературные события, разговоры с писателями и поэтами. Вся русская литература - от начала века до конца 60-х: Блок, Гиппиус, Горький, Ахматова, Твардовский, Солженицын. Репин - сосед по даче в Куоккале.
Тут стоит хотя бы коротко рассказать историю про портрет Чуковского, написанный Репиным: картину художник Корнею Ивановичу подарил, но случилось так, что ее купили на выставке в Италии. Чуковский несколько раз со своим портретом пересекался - в разных странах, просил продать ему ее, но вернулась картина на родину только в 2007-м в составе коллекции Ростроповича-Вишневской, выкупленной Алишером Усмановым. Говорят, висит в Константиновском дворце, в Стрельне.
Чуковского сложно назвать внутренним оппозиционером (до поры он восторгается Сталиным), но он и не лоялист. В 60-е поддерживает Солженицына и других диссидентов, подписывает письмо против реабилитации Сталина.
Только в последние годы писатель, уже уставший от жизни, получил все то, что давно заслужил. Он лауреат государственных премий и кавалер орденов, но его произведения по-прежнему цензурируются. "Исчадием цензурного произвола" называет он незадолго до смерти полученный шестой том своих сочинений.
Из воспоминаний литературоведа Юлиана Григорьевича Оксмана:
"Лидия Корнеевна Чуковская заранее передала в Правление московского отделения Союза писателей список тех, кого её отец просил не приглашать на похороны. Вероятно, поэтому не видно Аркадия Васильева и других черносотенцев от литературы. Прощаться пришло очень мало москвичей: в газетах не было ни строки о предстоящей панихиде. Людей мало, но, как на похоронах Эренбурга, Паустовского, милиции — тьма. Кроме мундирных, множество «мальчиков» в штатском, с угрюмыми, презрительными физиономиями. Мальчики начали с того, что оцепили кресла в зале, не дают никому задержаться, присесть. Пришёл тяжело больной Шостакович. В вестибюле ему не позволили снять пальто. В зале запретили садиться в кресло. Дошло до скандала".
Но все это - как и у многих других советских писателей - оставалось за кадром. На виду - внешне благополучный и безумно популярный писатель. Его сказки - расходились (и расходятся) тысячными тиражами, а «От двух до пяти» — книга, посвящённая детской речи, только при жизни автора выдержала более двадцати изданий.
