Есть ли возможность достоверно узнать, чем человек, а в нашем случае мы имеем дело даже не с человеком, а лучше, чем с человеком, мы имеем дело с женщиной, питает свой ум; какими мечтами, мыслями заполняет те немногие минуты, когда остается наедине с собой? Например, перед сном (на мой взгляд, это самое лучшее, самое подходящее время, чтобы нажать на тормоз, остановить поток суетливых дневных мыслишек и словечек, и немножко подумать о чем-нибудь постороннем, ненужном)?
Если исходить из того, что высказанная мысль – ложна, что можно сказать о мысли записанной? Такая вдвойне ложна? Или, наоборот, очищенная от словесной шелухи, объективно показывает, что у человека на душе?
Мне всегда было интересно понять, насколько внутренний мир литературного героя аутентичен миру своего создателя? Нас, читателей, ведь не обманешь, мы понимаем, что за спиной каждого Мориса Мустангера стоит, или сидит верхом, его родитель Майн Рид; недаром Лев Николаевич обмолвился однажды: «Наташа – это я».
Повесть «Тщета земная» дает кое-какие ответы на поставленные выше вопросы. Это, на мой взгляд, повесть о том, каким могло бы быть идеальное начало жизни в воображении Кэтрин Портер. Возможно, она мечтала о том, чтобы ее жизнь началась именно так. Так, как началась она у маленькой девочки Миранды, ее героини.
На всякий случай поясню: «идеальное» здесь не означает «благополучное», или «счастливое», или «безоблачное». Вернее, означает не только это, но и, например, «разнообразное».
Итак, ее жизнь началась среди старинных портретов и старых фотографий томных красавиц в чудных туалетах и усатых кавалеров с подвитыми волосами, родственниц и родственников, среди старомодных интерьеров и древних безделушек, украшавших эти интерьеры, среди пожилых людей, живущих воспоминаниями. «Сердца и воображение этих людей остаются в плену прошлого – того прошлого, в котором житейская рассудительность значила ничтожно мало. И рассказывают они почти всегда о любви – о чистой любви под безоблачно чистыми, сияющими облаками».
Живая память об ушедших людях – вот что завораживает восьмилетнюю Миранду. Она жадно ловит клочки разговоров, склеивает, как умеет, кусочки рассказов, будто связывает воедино обрывки стихотворения…
Ее волнует судьба тети Эми, сестры ее отца, слабой здоровьем ветренной красавицы, любимой, несчастной, и умершей молодой. Ее волнует судьба дяди Габриэла, благородного романтика, вечного жениха, отчаянно влюбленного в тетю Эми (каково же было ее разочарование, когда она увидела живого дядю Габриэла, грузного, неряшливого пьяницу с зычным грубым голосом, с потухшей сигарой во рту, несчастливого игрока на скачках; удивительно было то, что он жив, тогда как тетя Эми, его любовь, давным-давно умерла).
Ей хочется быть такой же красивой, как тетя Эми, или, хотя бы такой, как кузина Изабелла, когда она в черной облегающей амазонке выходит из дому в окружении молодых людей, грациозно вскакивает в седло и, натянув поводья, поднимает лошадь на дыбы и заставляет ее послушно плясать на месте. Тогда ее маленькое сердечко «чуть не до боли принизывают и восхищение, и зависть, и гордость за великолепную всадницу; но кто-нибудь из старших всегда умеряет эту бурю чувств: «Изабелла почти такая же хорошая наездница, как Эми, не правда ли?»
Тетя Эми навсегда останется недостижимым идеалом красоты и непостоянства, потому что умерла еще во время свадебного путешествия, в Новом Орлеане, в гостинице, во время карнавала, на который она так спешила. А дядя Габриэл, как мы уже знаем, не удержался на пьедестале, потому что не умер вместе со своей молодой женой; более того, женился во второй раз на скучной и некрасивой мисс Хани.
Она пока еще твердо верит, что хоть она сейчас маленькая и худенькая, курносая и веснушчатая, сероглазая и суетливая, но, когда вырастет, она каким-то чудом превратится в высокую брюнетку со сливочно-белой кожей, с темными глазами, с красивыми зубами и руками, превосходную наездницу и неутомимою танцорку, неизменно спокойную, любезную и непринужденную.
Мать она не помнит, а с отцом отношения довольно сложные: он считает ее дурочкой (конечно, он пока знает больше, чем она), но не теряет надежды, что с возрастом она поумнеет. В свое время мы попрощаемся с Мирандой, когда она достигнет восемнадцатилетнего возраста, но так и не поймем, сбылась ли отцовская надежда. Впрочем, у нее еще есть время.
Тетя Эми, которой уделено в повести и здесь так много места, вышла-таки за дядю Габриэла, предварительно основательно его помучив. Мне кажется, оттого она и уступила ему, что почувствовала приближение конца; может быть, хотела успеть испытать в жизни побольше всего, замужества в том числе. Матери она призналась незадолго до свадьбы: «Мамочка, мне недолго осталось на этом свете», и «Мне жалко Габриэла. Он сам не понимает, на что напрашивается».
Молодожены отправились в свадебное путешествие, спеша успеть на ежегодный карнавал в Новый Орлеан. Там она и умерла, оставшись навсегда молодой и прекрасной, а дядя Габриэл не умер и превратился в неряшливого, толстого старика.
Письмо тети Эми, отправленное из Орлеана матери незадолго до смерти, одно из лучших мест повести.
Миранда потихоньку подрастала, и отец отправил ее вместе со старшей сестрой на обучение и воспитание в школу при монастыре Младенца Иисуса, в Новый Орлеан, где они под руководством монахинь проводили в заточении долгие зимы, «усиленно стараясь ничему не научиться». К этому времени надежда Миранды стать красавицей вроде тети Эми или хотя бы кузины Изабеллы, постепенно растаяла под неумолимым нажимом времени. Эту надежду она почти безболезненно заменила на мечту стать жокеем.
Отец иногда навещал девочек, забирал из монастыря на целый день и брал с собой на скачки. Каждой выдавался доллар с правом поставить на любую лошадь. Потом был обед в ресторане. Или, наоборот, сначала обед, а потом скачки. Это неважно. Важно то, что девочки чувствовали себя в этот день взрослыми, настоящими светскими особами. Там, на скачках, их и познакомил отец с живым дядей Габриэлом, пришельцем из другой эпохи. О нем вы уже все знаете.
Прошло немало лет. И вот уже Миранда, почти взрослая восемнадцатилетняя замужняя женщина, едет в обществе престарелой (ей уже за пятьдесят!) кузины Евы, старой девы, суфражистки и борца за избирательные права для женщин, на похороны дяди Габриэла в родной дом. Грусти она не испытывает, потому что дядю Габриэла почти не знала. К радости от предвкушения встречи с родным домом примешивается горчинка. Дело в том, что из родного дома Миранда сбежала (и из монастырской школы тоже) годом ранее и вышла замуж. И все эти подвиги совершены, как говорится, без отцовского благословения. Предстоящая встреча с отцом несколько напрягает нашу юную героиню.
О чем же они разговаривают в дороге? Разумеется, о тете Эми, которая за свою короткую жизнь сумела оставить воспоминания о себе у всех, кто ее знал. Благодаря кузине Еве мы узнаем тетю Эми несколько с другой, но все равно, если брать в общем, с хорошей стороны.
На станции их встретил отец, Миранду очень холодно (она знала, что так и будет, но не смогла себя в этом убедить; ее бегство из дому даром не прошло), а свою дальнюю родственницу Еву очень тепло.
Последние три страницы – это внутренний монолог Миранды, который начинается с надежды на примирение с отцом, а заканчивается надеждой узнать всю правду о себе и о своей жизни. Для чего, разумеется, необходимо решительно порвать с прошлым. В том числе (тут вы будете удивлены) и с замужеством.
«О том, что такое я и моя жизнь, я уж сумею узнать правду, безмолвно пообещала себе, дала себе слово Миранда…»
Хотя в этом и нет ничего смешного, но мне почему-то вспомнился финальный монолог Подколесина из «Женитьбы» Гоголя, действие XXI.