Родители.
Родители это те которые родили. Ну, типа встретились два молодых человека, хорошо если поженились, в дёсны целовались, друг на друга слазили и всё, родители. Самим по двадцать лет, работы нет, потому что не хотим, образования нет, по той же самой причине. Полное отсутствие жизненного опыта и вообще асоциальные типы. А тут ребёнок. Что с ним делать, кому он нужен, откуда он вообще взялся и зачем. Всё же хорошо было. Выход есть. Можно прийти к своим родителям и попросить посидеть с внуком, а я отойду на пару лет или на пять. А что такого.
Конечно же есть и другая категория родителей. Обычная. Те которые не только слазили, но и остались со своими детьми весь свой жизненный путь. Для которых весь смысл жизни состоял в вытирании соплей и вообще в необходимости положить жизнь в борьбе с соплями, жидким стулом, температурами и массой других смертельно опасной хрени, по их мнению, которая постоянно происходит с их дитятками. Школьного ада, для некоторых семей не десять лет, а пятнадцать и больше. Головных болей при учёбе малолетних идиотов в институте. Радости рождения внуков. Инфарктов по причине разводов, всё так же малолетних идиотов. Внуки на даче по выходным. И всё. Покой. Вечный. И память. Добрая память, которая будет передаваться по поколениям ещё долгие времена.
Родители Мальчика относились к первой категории родителей.
Мать.
Мать родилась через два года после Великой победы. В двухэтажном, обмазанном глиной, деревянном бараке. В коммунальной квартире на четыре семьи. До проходной авиационного завода было сто метров. На производстве военных самолётов работали все соседи, родственники и знакомые. Такие бараки строили по всей стране, в самом начале Великой войны, чтобы временно перезимовать семьям рабочих, эвакуированных с запада заводов. Бараки простояли больше сорока лет, возможно и до сих пор где-то стоят и в них рождаются дети.
Мать её звали Агриппиной, она не успела доехать до больницы, да что доехать, она даже через порог не смогла перешагнуть. Это была уже третья беременность и роды прошли стремительно и даже неожиданно. Ребёнок появился на свет прямо на пороге коммунальной квартиры. Ногами в подъезд, откуда несло апрельским холодком, а всем остальным в общем коридоре, с запахами щей и стираного белья. Рожали, как и водилось в те времена, всей женской половиной подъезда. Мужики отсутствовали по причине сборки самолётов на заводе. Тут же и определили примету: «Родиться на пороге, значит не туда и ни сюда. Короче, маета»
Девочку назвали Галиной, Галкой, за чёрный цвет волос, как у её деда Григория, беглого цыгана, своё отношение к цыганскому народу она заявила в непоседливом характере и привлекательной внешностью с цыганщиной.
Родители у девочки были деревенскими, хоть и волею судеб сбежали от туда к городской жизни и возвращаться не собирались, но подальше от послевоенного голода отправили её со старшим братом в деревню, к ближайшим родственникам, на прокорм и обучение, справедливо полагая, что сытая отрыжка лучше хороших учителей, да простят меня деревенские учителя.
Село Мальчиха было хоть и зажиточное, но глухое. Сразу за околицами начинался кедрач, «таёжка», как называли сами жители деляну лозового кедрача, а за сограми и околками, с комарами и пасеками, лежало Большое Васюганское болото. Как утверждают учёные люди, самое большое на планете, что не вызывает никаких сомнений, если взглянуть на карту. А дальше, до самого Студёного океана тайга, обычная сибирская тайга.
Дом, в котором провела детство мать, был большим пятистенком на высоком берегу речки Бакса. Речка была полна рыбы, а закрома картошки и сала, по утрам и вечерам парное молоко, мёд, свежие овощи сделали своё благотворное дело и девочка выросла здоровой и красивой. Наличие огромного количества двоюродных братьев и сестёр сделало её ещё и общительной.
Закончив семилетку Галина вынесла из школы только красивый каллиграфический почерк и не увидела смысла в дальнейшем образовании. Рано сработали цыганские гены взбудоражив гормоны и девочка захотела стать взрослой. Родители не возражали, чем раньше пойдёт работать, тем быстрее слезет с их шеи, а шея по всей видимости уже перетиралась. Её взяли на службу в конструкторское бюро при авиационном заводе, чем она всю жизнь гордилась, копировать чертежи. В те времена, почти былинные, чертежи копировали с помощью кальки, а так как на кальке карандашом не шибко по чертишь, то использовали тушь. Черчение тушью на кальке требовало особых навыков и усидчивости, потому как любая помарка сводила твою работу к нулю. Платили за такую работу конечно же копейки и повзрослевшая, как она решила, девочка бросила через полгода, гнусный подвал бюро и кинулась в круговорот взрослой жизни. Только вот она представляла себе совсем другую взрослую жизнь. Жизнь без обязательств и ответственности. В этом ей успешно помогал старший брат, уже успевший потоптать первый раз зону и естественно бывший авторитетным хулиганом на районе. Он то и познакомил её с лёгкими наркотиками, а затем и с ханкой.
Ханка это опий сырец, который везли из Средней Азии, в основном из Киргизской ССР. Сам опий добывали из молодых бутонов некоторых сортов мака. На зелёных коробочках делали надрезы, через которые сочился маковый сок белого цвета, который окислялся на воздухе и приобретал тёмно-коричневый цвет, его собирали скребками и в принципе это был готовый продукт для всевозможного употребления. Можно было использовать и сами бутоны, так называемые коробочки. Когда мак отцветёт и высохнет, коробочки собирают, вытряхивают из них семена, затем пропускают через мясорубку. Это называется кухнар. Его едят ложками, заваривают, пьют, запаривают в настое бинты и тд. Мак который произрастает в Сибири, тоже можно употреблять, но кто пробовал коньяк, не будет пить денатурат.
Если кто-то думает, что при советской власти не было наркомании, тот очень сильно ошибается. Всё было, и анаша, и ханка, и всевозможные производные от них, была и химия, но это уже для научной элиты, был и кокаин, такой продукт возможно было достать только по дипломатической линии и очень не для всех. Соответственно была контрабанда, как то надо было доставить продукт по стране, как это сейчас называют, наркотрафик.
Анашу или по другому «план» и «пластик», это сушёные листья конопли и спрессованная пыльца той же конопли, везли из Чуйской долины, южный Казахстан, была ещё приморская с Владивостока и кавказская, но это уже совсем экзотика. «Пластик» добывали следующим не затейливым способом, полностью раздевшись бегали по густым зарослям чудо травы, хотя многие утверждают, что конопля это дерево, ей просто вырасти не дают, чем сбивали обильную пыльцу с макух, пыльца оседала на потных телах и потом её скатывали с разгорячённых тел ладонями в зелёные шарики.
А вот силы, которая боролась бы с этим недугом общества, не было. Официально не было. Это как с бандитизмом в расцвет советского государства. Считалось, что в СССР бандитизм как явление был побеждён к определённому времени и соответственно отделы по борьбе с бандитизмом упразднили, но бандиты то остались, мало, но остались же. Вот и были среди оперативников специалисты по бандитам. Так и с наркоманией, это же невозможно было даже представить, чтобы где-то, на официальном уровне отчитались о наличие наркомании в государстве или количестве наркоманов. Нет у нас наркоманов, нет такого постыдного и очень сильно буржуазного явления, а значит и наркоманов нет и лечить мы их не будем и даже считать. Если даже и считали как то их, то сведения были сильно секретными. Поэтому и не существовало отделов по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, а специалисты были. И наркоманы были. Кстати, если самих наркоманов как бы не было и органов контролирующих оборот наркотиков тоже не было и явления не было, а статья уголовного кодекса была и не одна. Был бы человек, статья найдётся.
Осознавая, что родители утратили бдительность, Галина бросилась в омут любви. Объектом любви был назначен приятель брата, Александр, Сашка, Шурка, юноша приятный во всех отношениях. Красив, смел, в меру романтичен, имел опыт отсидки по малолетки на полтора года, за организованное ограбление продуктового склада с целью попить фруктового сока. Увлечение боксом, уголовное прошлое и настоящее, придавало будущему мужу невыносимый шарм и обаяние. А окончательно сошлись влюблённые на почве непреодолимой тяги к ханке и другим тяжёлым наркотикам. Эту тягу они пронесут сквозь годы и лишения, и только переход в другой мир разлучит их.
Поставив родителей перед свершившимся фактом любви, молодые сыграли свадебку и сели на их шеи. Через год родился Мальчик, на удивление здоровый и без патологий, видимо помог сильный иммунитет и здоровое питание в деревенском детстве. Через три года иждивения молодой папаша отправился в путешествие по Сибири, за счёт государства, на пару лет, за нанесение тяжких повреждений в драке.
Стало скучно, родители с обоих сторон наседают и требуют начать организовывать какое-то будущее, работу найти, что совсем не мысленно. Как это всё не весело, сынок тут ещё этот, гадит беспрерывно и взял моду болеть. Молодая мать попросила, уже не молодую бабушку, подержать ребёнка и умчалась в одну из среднеазиатских республик, осваивать новую профессию наркокурьера. С новой профессией как-то не задалось у Галины и её быстренько приняли со статьёй за незаконную транспортировку наркотических средств. Её дебют завершился лишением свободы на два с половиной года, но удачно подоспела амнистия, приуроченная к какой то круглой дате. Гуманное государство подарило дуре свободу и возможность воспитывать малолетнего сына, но судимость оставило. Во время следствия с ней много общался и занимался вербовкой, смышлёный оперативник, специалист по наркоманам, капитан Козловский, который до конца своей, достаточно успешной, карьеры, будет курировать свою подопечную, потом крышевать и время от времени любить.
Таким образом обретя свободу и вернувшись в семью, мать решительно порвала с профессией наркокурьера и переквалифицировалась в наркобарыги. Теперь она уже знала, где можно купить или получить на реализацию, большую партию, капитан подсказал, и при определённой усидчивости и сноровке, можно намутить много маленьких удобных доз для розничной торговли со своей барыжной маржой. А можно ещё в партию добавлять какую нибудь безвредную гадость и маржа увеличивалась кратно. Нужны два карандаша, две одинаковых чашки, емкости, что угодно, чтобы в них взвешивать, всё это крепится и уравновешивается с помощью ниток. Один карандаш вставляется в замочную скважину письменного стола, на него подвешивается перекладинка из второго карандаша, на нитках уравновешиваются две чашки и весы готовы. В случае кипиша просто всё разрывается и это уже не весы. Нет весов нет улики. Вместо гирьки используется советская копейка, ну а какая ещё, она весит ровно один грамм и какое совпадение, столько же весит одна доза ханки. Ещё понадобится полиэтилен в рулоне, он нарезается на ровные прямоугольники со сторонами четыре сантиметра на восемь. На импровизированных весах отмеривалась доза в грамм и помещалась на середину полиэтиленового прямоугольника, после чего он сгибался посередине и запаивался с помощью утюга. Получался запаянный полиэтиленовый квадрат с дозой опиума внутри, так называемый чек. Чеки расходились как горячие пирожки, холодным вечером перед кинотеатром, среди соратников по опасному и не простому бизнесу. В городе было даже особое место для торговли «дурью». По иронии судьбы, это место находилось в Дзержинском районе города, в парке им. Ф.Э. Дзержинского имелась замкнутая аллейка, в виде круга, которая так и называлась «кольцо». Там на скамейках, под фонарями, где должны отдыхать трудящиеся и сидели барыги.
Оттрубив от звонка до звонка, видимо не особо старался, как говорится откинулся с зоны любимый. Семья воссоединилась и быстренько заселилась в одну из комнат, в новенькой четырёхкомнатной квартире, которую дали его родителям. Да, в советское время давали бесплатное жильё слесарям, особенно если у него увеличение семьи. А увеличение это сноха и внук.
Заселившись, молодые мгновенно оборудовали в своей комнате нарколабораторию. Сутками варили, парили, взвешивали, ну само собой вмазывались. У колодца да не напиться. Когда родственники уходили на работу, парочка выползала и начинала хлопать холодильником, греметь кастрюлями. Без пропитания никто долго не продержится. А сынок харчевался и воспитывался у её родителей, здесь то он почему и кому нужен.
Продержавшись с год, Галина решила, что делиться с капитаном дорого и прибыль какая то слабая. Взяв у знакомых цыган наводку, она по тихому укатила в Среднюю Азию, за оптовой партией. Но капитан видимо, был не так прост и имел много осведомителей, как минимум больше одного и о командировке узнал. Идиотов надо учить, но учить так, что бы они не догадались о своём учителе.
Воскресным утром в дверь постучали, так как умеет стучать только советская милиция. Уверено, громко, в своём праве: «Откройте. Милиция» Мало кто сохраняет при этом твёрдость духа и ясность мысли, ну и Шурка не сохранил. Чеки полетели в форточку, в унитаз, сыну в трусы. Но мероприятие было организованно грамотно и опытными сотрудниками. Под окном стояли оперативники в компании с понятыми, чеки, как оказалось в унитазе не тонут, а вот в трусы к маленькому сынишке никто не заглянул, но и того, что нашли хватило на пятилетку строгого режима. С Галиной капитан обошёлся ещё по божески, видимо решил, что польза от неё ещё будет. Он её сдал блатным.
В те времена не получилось бы у вас пользоваться таксомотором в одиночку, тем более если вы пытаетесь уехать из аэропорта. Сколько денег не давай, не возьмут и точка. За такое водителя лишат премии. Поэтому начинающий оптовик ничего не заподозрила, когда к ней в такси подсело ещё три мужчины. Дальше было не интересно, возможно даже больно. Конечно же всё отняли, но при этом дали позвонить Козловскому, возможно была какая то предварительная договорённость. В сухом остатке Галка, осталась обязана капитану за спасение по гроб жизни, Шурка поднял с земли пятёрку строгача, товара нет и ещё теперь блатные будут присматривать и доить. Ко всему прочему наверняка влезла в долги и не малые. Но на свободе. Тогда то ей в цыганскую головку и пришли замечательные мысли. Блатным можно и не платить, если ты дружишь с авторитетом, а ещё лучше, если очень близко дружишь и желательно телами. С Козловским тоже как-то можно порешать, слюнями всю закапал. И совершенно очевидно, кто за всё это, должен сидеть. Наш романтичный муж.
Малолетний пацан в её планах не участвовал, как и все остальные родственники. Для начала она пропала на пару лет, передав права на воспитание и прокорм сына своим родителям, а право на передачи, так называемый «подогрев», родителям любимого мужа. Спустя два года Галина просто подошла к Мальчику на улице, сказала, что она его мама, накормила в столовке салатом из редиски, вкус которого Мальчик будет помнить до конца своих дней, расспросила об обстановке в доме и пропала ещё на год.
Через год у неё видимо случились финансовые проблемы и она просто заявилась ночью домой, с просьбой пропустить её в квартиру, где в недрах жилья у неё была нычка в виде рыжья. В квартиру её запустили, но не дальше порога. На этом пороге Галка была бита, своей матерью, посредством швабры, в воспитательных целях и от сильной обиды. Когда добротная деревянная швабра пришла в негодность ей позволили забрать хабар и она пропала ещё на год. Про сына в этот раз она и не вспомнила. Мальчик поплакал немного в старую материнскую шубу, вдыхая слабый запах её парфюма и продолжил расти, медленно переходя от любви к ненависти.
Однажды утром пришёл брат матери, дядя Гена. Он уже завязал с дурью, остепенился, работал в ателье мастером по ремонту швейных машинок и временами сильно пил, что не мешало ему иметь свой дом на берегу большой реки с кроликами и красивой женщиной, заведующей ателье. Он о чём то пошептался с дедами Мальчика, после чего вздохнул и повёл его на трамвайную остановку. Проехав на трамвае с полчаса они вышли в незнакомом районе. К этому времени Мальчик уже чётко понимал, что шарахаться без дела по не своему району опасно и взял дядю Гену за руку. Они ещё долго куда то шли по майским улочкам и дворам окружённым панельными «хрущёвками», пока не упёрлись в «шанхай». Так в городе называли одноэтажный частный сектор. Здесь они сели на скамейку и явно начали чего то ждать.
Минут через сорок, из шанхайского проулка вышла пара. Красивая женщина в синем шифоновом платье, в плетёных крест накрест до самых колен босоножках, поблёскивая на ходу многочисленными кольцами и браслетами, привет цыганскому деду и худощавый невысокий мужчина, совсем неприметной наружности. Увидев брата и Мальчика, Галина рванулась в сторону, но мужчина сухой и как оказалось очень крепкой рукой остановил её. Метаться было поздно.
Мужчина подошёл первым. Протянул руку дяде Гене и представился Мальчику: «Привет. Меня зовут дядя Слава» и тут же потерял к происходящему всякий интерес. Присел на скамейку и с интересом стал рассматривать свои ногти на руках. Дядя Слава был авторитетным вором, положенцем. Имя при рождении ему дали Исмаил, а определённых кругах его знали как Ислам. Ни флага, ни Родины у дяди Славы конечно же не было, а было большое уважение в тех самых, определённых кругах. С малолетства топтал многочисленные зоны, слыл непревзойдённым карманником, на спор доставал из нательной пятой юбки, у торговки цыганки, деньги и незаметно возвращал обратно, но при этом и не боялся крови. В деньгах нужды не знал и большую часть отдавал на «общак», через что имел большой авторитет. Любил играть в карты, но не как катала, а ради удовольствия, на деньги конечно, на щелбаны как известно только пацаны играют.
Мать запрыгала, закудахтала, пообещала скорое воссоединение семьи, возвращение отца, что всё будет хорошо, чмокнула, сунула в руку Мальчику красную бумажку и чуть ли не бегом усеменила за угол, вслед за дядей Славой.
Так завершилось второе свидание с матерью. Скоро действительно вернулся её муж, как был в сибулонском бушлате и зимней шапке, летом, а осенью его уже осудили на четыре года. Веселье.
Галина появилась в следующий раз когда Мальчику было уже двенадцать лет. О чём то долго переговаривалась с родственниками, а потом увезла сына в город Братск, район Падунские пороги. Устроилась на работу, в буфет аэропорта. Жили втроём в убогой и ледяной времянке, на берегу Братского моря. И вроде всё стало нормализоваться, отец отбывал конец срока на «химии», работая монтажником в ЖБИ. Были деньги, труд и какое ни какое счастье, но как с горы на лыжах появился Ислам и поселился в этой же времянке. Теремок блядь. И начал учить Мальчика понимать по фене, а Шурку нехорошему всякому, которое могло, по мнению Галины, пригодиться в жизни. В первую очередь катать. Чуть ли не каждый день водили скучающих командировочных и прочих лохов, мешая Мальчику делать уроки, которые он и не собирался делать. В конце лопухи понимали, что они оказались без денег и явно в каком то гнусном месте, на берегу водохранилища, где для них возможно и майна приготовлена. Почти все расставались с деньгами и рыжьём покорно, но были и упрямые. Тогда в руках появлялись ножи и дальше расставание с нажитым проходило более менее спокойно. Но Ислам был далеко не Маяковский, отец с матерью не тянули на Бриков, треугольник распался, Галина вернулась с сыном в отчий дом, Шурка сел опять на пятилетку, а Ислам умер в зоне, в Решётах, что под Красноярском.
И как бы всё опять наладилось, жизнь даёт много шансов, главное их не просрать. Жила Галина с сыном у её родителей в двухкомнатной хрущовке, тут же жил и учился сын её брата Дмитрий, было очень тесно, но не скучно. Она пошла учиться на водителя трамвая, успешно закончила училище и оказалось, что все работы хороши выбирай на вкус. Платили достойно, работа не грязная и она очень быстро стала начальником смены, общительность и сообразительность тащила Галину наверх. Съездила на свидание к мужу в город Уть-Кут и видимо простили друг друга и не один раз. Сын к тому времени отправился защищать Родину, а она по окончанию срока отправилась к мужу. В Усть-Куте работы было много и на любой вкус, но они решили стать коммерсантами, у страны наступил период перестройки и многие ощутили себя бизнесменами. И у них даже стало получаться. Немудрёная схема, в Узбекистан пиломатериалы, а оттуда консервированные овощи, фрукты и особенно томатную пасту. Северный город с деньгами очень нуждался в витаминах. Там она и начала пить, пить страшно, как может быть страшен женский запой. И неожиданно прилетела ответка, Шурка влюбился в узбечку. Всё бы ничего, но он уехал к ней. Ташкент город хлебный, особенно по наркоте в начале девяностых, а бывших наркоманов, как известно не бывает, вернувшись в родной город Галина тоже не стала отставать от новых веяний.
В страну пришёл героин. Работая у сына на складе, она решила, что просто получать деньги это скучно, экшена не хватает и закупилась немалой партией, ну а дальше всё знакомо, даже проще. Не надо придумывать всякую гадость, чтобы разбавить «герыч». Достаточно добавить детской присыпки. Покупатели мёрли как мухи по осени, но на их место быстро приходили новые и моложе прежних, как правило такие клиенты не надёжные и Галину опять приняли. Замаячил срок и не малый, а того кто будет за тебя сидеть рядом не было. Выручил старый друг и не только, капитан Козловский, вернее полковник Козловский и начальник городского управления по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств. Ну, вербовать Галину второй раз не требовалось и она с радостью прыгнула под «ментовскую» крышу. Родители к тому времени уже ушли и она одна жила в двушке. Из квартиры была организована «точка». Рядом всегда находилось пара служек, готовых исполнить за «палку» герыча любую услугу. Она даже нашла и вытащила из какой то дыры Шурку. Поселила его в соседней комнате, служки его кормили и покупали новые книги, а она не отпускала его с иглы, ну и сама на пару. Как уже было сказано, бывших наркоманов не бывает. Так потекла жизнь, разгон до пяти шести палок, потом вместе перекумаривали до одной и опять в гору.
Ушёл на пенсию Козловский и точку сразу вскрыли. Шурка всё взял на себя и ушёл ещё на пять лет, везло ему с пятилетками, стабильность залог успеха. А Галину подтянули под свою крышу молодые опера. В таком режиме она проспала ещё пять лет и рождение внучки. Освободился муж, Шурка по УДО выходить не умел и поэтому тянул все срока от звонка до звонка. Его освобождение совпало с получением наследства и получив свою долю он пропал на полгода. Появился к зиме, молча прошёл в свою комнату, разделся, помылся и вмазался по полной, смирившись с потерей свободы. Фанатично ударился в религию, что не мешало ему разгонять дозу. В начале нулевых он отправился в свой последний этап. С зоны его перевели на больничку, потом амнистировали по состоянию здоровья. Туберкулёз, рак лёгких. Как то не блеснул он в этом мире, за свои пятьдесят восемь лет.
Галину арестовали через полгода после смерти мужа. Сын внёс залог и её отпустили до суда, адвокатов он нанимать не стал. Решил, что теперь её очередь отсидки. Последовала долгая череда судов с её истериками и вызываниями скорой помощи прямо в зал суда. Она специально тянула вынесение приговора, чтобы уйти по этапу весной, а не в зиму. Судье надоел этот цирк и он впаял ей четыре с половиной года. Срок она отбывала на окраине своего родного города. Сноха, которая её совсем не знала, регулярно, не пропустив ни одного месяца, носила мешками передачи. На зоне она была в авторитете, за счёт бывших дел с блатными и усиленного подогрева с воли. На работы не ходила, так как, та же, не знакомая ей сноха, оформила заочно пенсию, которая подоспела к этому сроку и исправительное учреждение полностью её забирало за счёт содержания. Отсидев две трети от срока, Галина освободилась по УДО, совсем больным человеком, сразу попав под опеку сына. Он её кормил, одевал, возил каждую неделю отмечаться у инспектора по надзору. Пенсию ей оформили ещё на зоне, а сын оформил уже на воле инвалидность. Она стала очень много есть и не прекращала курить, набрала вес, чем окончательно раздавила суставы, когда то повреждённый позвоночник, сейчас согнул спину в дугу. Сын пытался как-то облегчить боли, замена суставов на импланты, операция на позвоночнике могли как-то продлить и облегчить существование. Сердце и другие органы были здоровы и позволяли сделать подобные медицинские вмешательства, что было немного странно. Все её соратники по опасному увлечению, умерли лет тридцать назад или даже раньше. Крепкая порода. Но все медицинские учреждения отказались, дружно ссылаясь на почтенный возраст и запущенный характер заболеваний.
Ходить на пятый этаж она уже не могла и не хотела. Рядом замаячили таджики с рынка и последний причал, но сноха предложила переехать в их загородный дом и Галина согласилась, видимо пахнуло холодом мёрзлой земли. Дом был большим и настоящим, деревенским, как в далёком и неправдоподобном детстве. К дому прилагался участок в тридцать соток и всевозможные постройки, теплицы, грядки и прочее сельское хозяйство, но заниматься этим у новой селянки желания не появилось и она бросилась в запой, даже череду длительных запоев. Всё как положено, с белочкой, с галлюцинациями и с расчехлением, кто же она есть на самом деле. Черти полезли со всех уголков её тёмной души, она немедленно обвинила всех окружающих в ущемлении её несомненных прав на алкоголь и курение на полатях, нежелании что-либо делать по дому и тем более в огороде, что она всех ненавидит жуткой ненавистью и желает чтобы все. Но сын быстро всё прекратил. Для начала обрезал логистическую цепочку поставок горючего для запоя, быстрое следствие, потом беседа с поставщиком и физическое воздействие в воспитательных целях, ну злость надо было на ком то сорвать. Потом использование бани в виде карцера. Когда Галина начала орать на всё село от мучивших, её истерзанное сознание, кошмаров в виде огромных змей, Мальчик взял шланг от стиральной машинки и прогнал страшных животных, чего не простил себе до никогда. Он порол мать всю ночь, к утру её отпустило. Сноха отпоила похудевшую свекровь бульонами и отварами. И свершилось чудо, ещё немного по выкобенивавшись, она совсем изменилась, кроме курева, очень близко сошлась с подросшей, но совсем незнакомой внучкой, которую назвали красивым именем Аксинья, посадила грядку цветов напротив крыльца, куда выходила курить, занялась заготовками солений и даже приготовлением всякого разного вкусного, удивляя всех знаниями средне-азиатской кухни. Подружилась с собаками и кошками, сын завел для неё курей-несушек и петуха, который через неделю отправился в суп за сильный и ранний голос. Стала ходить с палочкой, а в дальнейшем и с помощью ходунков. Без обезболивающих средств уже не могла существовать. Внучка её полюбила, особенно за утренние плюшки и интересные рассказы из другой жизни, относилась к ней с пониманием, но без жалости, считала, что боль дана за незаслуженные удовольствия. Возможно даже считала свою бабушку необычной, уж точно отличающуюся от общепринятого понятия бабушек с коробок молока. Сын и сноха стали её называть Мамаша.
Так пролетело, в принципе безмятежных, если не случался перерыв в поставке трамадола, шесть лет и грянули перемены. Семья приняла решение переехать на юг, к морю и переехала. Её оставили одну в доме, с запасом дров, продуктов, в основном мяса и рыбы, наняли доверенного человека, который топил печь, носил воду, чистил дорожки от снега и делал всё, что полагается в деревенском хозяйстве. Сын договорился со службой социальной помощи, чтобы ходили к ней чаще, наказал товарищам, чтобы заезжали по дружбе и пополняли запасы дичи и рыбы.
Участие и наблюдение не помогло, нет она не бросилась в пучину излишеств нехороших, ей стало обидно и она понесла скверные слухи про сына и сноху: «Меня бросили помирать в холодном доме с голоду и без лекарств, а сами нежатся на солнечном берегу за мой счёт, я бы уехала в свою трёхкомнатную квартиру в центре города, да, у меня была квартира, но сноха продала её и укатила на юга» Наверно здесь надо было добавить, что укатила с любовником, но видимо понимала, это лишнее. Сыну конечно позвонили, ей не поверили и все соседи с ней поссорились. Тогда она назвала в дом каких-то бомжей городских и убогих деревенских, у неё был талант привлекать всякую нечисть, раздала вещички сына, её новые сожители устраивали драки и скандалы, запахло пожаром, она даже умудрилась выйти замуж, ну как замуж, пригрела какого-то молодого чудилу со справкой из дурки и пенсией, но прошёл год и её забрали из наступающей осени в субтропическое лето. Оказалось, что она никогда не видела моря. К этому времени Мальчик построил небольшой дом в приморском городке и поселил её в отдельном, гостевом домике с кухней и ванной, потому как она было чрезвычайно шумным человеком. Снега не было от слова совсем, были диковинные растения, необычный воздух, по вечерам шашлыки и домашнее вино. Через полгода она ушла во сне. Напоследок успев поставить свою семью в неловкое положение, своими рассказами немногочисленным соседям, как дети продали в Сибири её трёхэтажный коттедж и построили на эти деньги, вот этот дом, а её заставили жить в сарае. Дети не обиделись на семидесятилетнюю с хвостиком старуху, да ещё под воздействием сильных препаратов.