Музыкальная история одной фразы из фильма Гайдая
Фильм "Иван Васильевич меняет профессию" был создан в 1973 году. Он сразу же завоевал народную любовь и до сих пор пользуется заслуженной популярностью.
Л.И. Гайдай поставил фильм по мотивам пьесы М.А. Булгакова "Иван Васильевич", но тогда мало кто обратил на это внимание, хотя в титрах фамилия Булгакова была указана. В то время Михаил Афанасьевич был не очень известен как писатель: роман "Мастер и Маргарита" напечатали в конце 1966 - в начале 1967 года в областном толстом литературном журнале "Москва", который до этой публикации особой популярностью не пользовался, а полное издание романа было осуществлено только в 1973 году. Правда, Гайдай нашел способ намекнуть в фильме на роман, но о пьесе "Иван Васильевич", запрещенной в 1936 г. и разрешенной только в 1965, мало кто знал в то время, а читать титры советские люди не очень-то любили.
Авторами сценария были Л. Гайдай и В. Бахнов. Они очень много нового внесли в комедию, придумали массу ярких фраз, которые разошлись в народе и употребляются до сегодняшнего дня.
Так, перу Булгакова принадлежат, например, шутки:
Когда вы говорите, Иван Васильевич, впечатление такое, что вы бредите!
Меня терзает смутное сомнение.
Никогда еще свидетелем не приходилось быть!
Ой, не лги! Царю лжешь! Не человечьим хотением, но божиим
соизволением царь есмь!
... все, что нажил непосильными трудами...
Оставь меня, старушка, я в печали...
Что крест животворящий делает!
Леонид Иович добавил еще целый ряд шуток, отражающих реалии семидесятых годов, они были очень злободневными и смешными:
Храните деньги в сберегательной кассе... Если они, конечно, у вас есть (вторую часть прибавил Куравлев)
И тебя вылечат. И тебя вылечат. И меня вылечат.
Вас уже выпустили из сумасшедшего дома?
Лепота! Лепота!
Некоторые шутки Леонид Иович слегка видоизменил:
У Булгакова было - почки заячьи верченые да головы щучьи с чесноком... икра, кормилец. У Гайдая - икра красная, икра черная, икра заморская, баклажанная. Так режиссер высмеял преклонение перед всем заграничным, характерное для тех времен. Впрочем, и не только для тех.
Бунша в пьесе требует продолжения танца, а в комедии - продолжения банкета.
Зиночка говорит о муже в пьесе: этот святой человек запил; в фильме Гайдая - я бросила этого святого человека со всеми удобствами... Квартирный вопрос продолжал остро стоять в стране))
У советских комедиографов все получилось очень тактично, не нарушало общую картину происходящего, хорошо вписалось в текст классика. Один талантливый человек всегда поймет другого талантливого человека))
Но я хотела написать об одной фразе, с которой связана целая музыкальная история, и об одном небольшом эпизоде.
На пиру царь говорит: "Эх, Марфуша, нам ли быть в печали!" Это была отсылка к хорошо известной в сороковые и пятидесятые годы песне " Эх, Андрюша, нам ли быть в печали!". Но уже ко времени выхода фильма не все её помнили, а сейчас, наверное, и вообще мало кто, кроме профессионалов.
Но история песни очень интересная. После 17 года в Польше осело немало русских эмигрантов. Они тосковали по Родине, по ушедшей в прошлое жизни. А что может так глубоко погрузить в прошлое, как не музыка или песня? Возник устойчивый спрос на русскую песню. Так как песни из страны Советов в Польшу не доходили, за дело взялись польские авторы. О содержании текстов догадаться нетрудно - традиционный русский колорит во всей красе: водка, балалайка, тройки, самовар и, конечно же, русские "матрешки", то есть Маши, Катюши, Наташи, Марфуши.
На одну из таких песен, написанную композитором Зигмунтом Белостоцким и поэтом Людвиком Старским (настоящая фамилия Калушинер), обратил внимание Петр Лещенко. Он часто ездил по Европе, бывал проездом в Польше и знакомился с новыми популярными песенками. Песня Белостоцкого так ему понравилась, что он перевел стихи на русский язык и записал на пластинку. Но в этом произведении не было строчки: "Эх, Андрюша, нам ли быть в печали..."
Каким-то образом, наверное контрабандой, пластинки Лещенко попали в СССР. А вот что произошло дальше, никому не известно. История странная и загадочная, но в 1938 году в России появилась песня "Андрюша". Слова написал поэт, погибший в годы Великой Отечественной войны, Григорий Гридов. Именно в его тексте и возникла знаменитая фраза - эх, Андрюша... А вот кто был композитором? На некоторых пластинках писали, что автором музыки является Илья Жак, на других, что это обработка народной мелодии.
Песню показали Клавдии Шульженко. Певица сразу поняла, произведение просто обречено на успех. Она с удовольствием исполняла "Андрюшу" на концертах и записала на пластинки. Критики отмечали, что это "идеологически выдержанный комсомольско-молодежный аранжированный вариант фокстрота". Был ли Илья Жак создателем мелодии или просто талантливым аранжировщиком? Кто знает? Здесь, наверное, требуется специальное исследование.
Сам фрагмент с царицей на пиру занимает в пьесе немного места, но с ним связано много тайн и вопросов.
Вездесущий А. Минкин сделал очередное открытие и с гордостью сообщил, что Булгаков недаром выбрал в главные герои Ивана Васильевича, ведь у этого Грозного царя инициалы совпадали с начальными буквами имени Иосифа Виссарионовича. Безусловно, каждый может высказать любое предположение, но хорошо известно, что Булгаков придумал этого персонажа еще до "Ивана Васильевича" - для пьесы "Блаженство" и назвал его там не Иоанном Васильевичем, а Иоанном Грозным, наверное, чтобы посетители спектакля в тишине зрительного зала не занимались сравнением инициалов царя и Сталина. В "Блаженстве" Иоанн Грозный - второстепенный персонаж и появляется всего минут на десять - пятнадцать. Правда, он всем очень понравился, и Булгакову посоветовали писать новую пьесу с Иваном Васильевичем в главной роли. В пьесе "Иван Васильевич" царя драматург тоже величает Иоанном Грозным.
Тимофеева в пьесе «Иван Васильевич» звали Николаем Ивановичем, но Гайдай, чтобы продолжить дилогию с Шуриком, назвал его Александром, убрав таким образом ряд забавных перекличек, а может быть, даже неявных смысловых связей.
Иваном Васильевичем в театре прозвали гениального режиссера Станиславского, имея в виду некоторые его диктаторские замашки; в "Театральном романе" он тоже выведен под этим именем. Семейное прозвище Станиславского - Кокося, а Зиночка называет мужа в пьесе Кокой.
Попало в пьесу и знаменитое пенсне Станиславского. Узнав, что должна прийти царица, Бунша судорожно пытается улучшить свою внешность: снимает повязку и напяливает пенсне. Милославский кричит, чтобы новоявленный Дон Жуан срочно снял пенсне - во времена Иоанна Грозного очков еще не было, а Милославский не собирался пугать окружающих, чтобы не подвергать себя опасности.
Царицу Бунша называет почему-то Юлией Владимировной. Откуда взялось это имя, совершенно непонятно. Второй раз Бунша называет её Юлией Викторовной. Некоторые исследователи полагают, что имена выбраны абсолютно произвольно, но в это как-то слабо верится.
Некоторые литературоведы, вспоминая Юлию Рейсс из "Белой гвардии" (наверное, единственную героиню Булгакова с именем Юлия), говорят об истории дочери и внучки императора Августа — Юлии Старшей и Юлии Младшей.
Однако прямых параллелей между всеми этими Юлиями и героинями Булгакова провести невозможно. Но очень хочется (я имею в виду, конечно же, пьесу).
В фильме Иван Васильевич Бунша тоже оговаривается, называя жену Ивана Грозного Марфу Васильевну - Марго. Эта оговорка легко объясняется: во-первых, Гайдай мог напомнить таким образом зрителю о романе Булгакова "Мастер и Маргарита", а во-вторых, как известно, Иоанну Грозному сообщили о Варфоломеевской ночи. Он даже возмутился жестокостью убийств во Франции и осудил страшную резню:
А что, брат дражайшей, скорбиш о кроворозлитии, что учинилось у Францовского короля в его королевстве, несколко тысяч и до сущих младенцов избито; и о том крестьянским государем пригоже скорбети, что такое безчеловечество Француской король над толиком народом учинил и кровь толикую без ума пролил…».
Фраза действительно имела место (как утверждают историки), и приключилась она в 1573-ем году как ответ Ивана Васильевича на декларацию прибывшего в июне того года в Москву гонца кайзера Максимилиана II – Магнуса Паули.
Булгаков любил фразы-перевертыши. Одна из них могла тоже быть намеком на исторические события. В советской части пьесы Бунша открещивается от своих дворянских корней и старательно доказывает, что он родился от кучера Пантелея. В царской части все наоборот - Бунша уверяет, что он царского происхождения, а про кучера придумал, чтобы всех разыграть. И как тут не вспомнить, что некоторые историки настоящим отцом Грозного считали не Василия III, а Ивана Фёдоровича Телепнева-Оболенского — князя, боярина, конюшего в правление Василия III, фаворита Елены Глинской.
И последнее: фраза "нам ли быть в печали" тоже антонимически связана с восклицанием Грозного, попавшего в советские времена, - "оставь меня, старушка, я в печали".