Говорят, что человек способен привыкнуть ко всему. Вот и я с детства привыкла к тому, что мама меня не любит. Нет, она меня не била, не обзывала, не винила в том, что мой отец бросил нас, не вынеся ответственности за «подросшую» семью.
Мама кормила, поила, одевала меня, лечила, когда мне случалось заболеть, но не любила. Этот вывод я сделала довольно рано, лет в 6. Мама не обнимала меня, как другие мамы своих дочек, отводя или забирая из садика. Не было чтения сказок перед сном, как это показывают в фильмах. После того, как я научилась завязывать себе хвостики, мама вообще ко мне почти перестала прикасаться. Как будто я заразная.
Особенно заметным мамино прохладное отношение ко мне стало после того, как она повторно вышла замуж. Отчим меня успешно игнорировал, и мама просто расцвела, увлечённая новыми отношениями. Она почти порхала. Заливалась счастливым смехом, когда он ей говорил даже, на мой взгляд, что-то совсем не смешное. Когда мама и отчим обнималась, я так надеялась, что они и меня к себе пригласят в маленький мирок счастья. Обратят однажды внимание, что я стою в комнате и смотрю на них, скажут:
– Инга, ну, ты чего ждёшь? Идём сюда!
Потом обнимут. Эх, в мечтах было всё так замечательно, а в реальности, когда мама перехватила мой взгляд на их нежности, я услышала:
– Ты уроки все сделала, Инга? А ну, марш заниматься!
Отчим хохотнул:
– Правильно, иди, пока в доме спокойно. Вот появится в доме ребёнок, и тебе станет не до этого! Помогать мамке-то надо будет!
Так вот я и узнала, что скоро стану старшей сестрой. Мама родила от отчима дочку Сонечку. Девочка и в самом деле внесла в нашу жизнь много шума и хлопот. Мне, 8-летней, брать её на руки и катать Сонечку в коляске не разрешалось. Вдруг, уроню! Зато я всегда была «на подхвате»: бросить бельё в стиральную машинку, развесить и погладить его, сбегать в магазин. Я была готова делать что угодно, потому что после выполнения поручений могла получить от мамы благодарность и похвалу:
– Спасибо, Инга! Какая ты у меня помощница!
Если мама в дополнение к словам ещё и находила время погладить меня по голове, так вообще именины сердца наступали. Только вот я с ревностью замечала: ласку, которую мне необходимо было «заслужить», Сонечка получала просто так, только потому, что она была дочкой от любимого мужа. Обидно было – словами не передать как, но я и к этому неравенству привыкла. Соня была отрадой и светом в оконце. Я – прицепом, который, вот какая радость-то, не помешал маме устроить личное счастье.
Когда Соня пошла в школу, меня сочли уже достаточно взрослой для того, чтобы отводить её в школу и приводить домой. Уроков у младшеклассников, понятное дело, было меньше, и мне приходилось выкручиваться: или отпрашиваться, или просить учителей, чтобы моя сестрёнка тихонько посидела где-нибудь на «камчатке».
Ведь однажды, когда я оставила её ждать меня в коридоре, Соня умудрилась поскользнуться, и сломать себе руку. Если бы я была менее проворной, мама, наверное, отходила бы меня ремнём, но обошлось.
Окончания школы я ждала, наверное, как никто больше. Получив аттестат, уехала в город поступать в институт или хотя бы в колледж. Куда пройду, лишь бы не оставаться нянькой для сестры. Мать и отчим были недовольны, и мне было сказано, что финансовой помощи от них не будет. Ну, на нет и суда нет!
Я жила в общаге, полуголодно, но весели и дружно. Училась, бегала по подработкам, а потом встретила Гену. Он был городским, обходительным, и мне не сложно было поверить в его слова о любви, ведь я так о ней мечтала.
Мы поженились, и на несколько лет потеснили его родителей, которые относились к этому вторжению нейтрально. Впрочем, к вежливому равнодушию я давно привыкла, так что принимала такие отношения за норму. Нет скандалов – ну, и ладненько.
Через несколько лет оформили ипотеку. Родился сын. Свою маму и сестру я видела несколько раз. На похоронах отчима, на собственной свадьбе и ещё несколько раз, когда они приезжали в город побродить по «нормальным» магазинам. Эти «прогулки» спонсировала я, надеясь на какие-то добрые чувства и признательность мамы.
В остальное время общались по телефону, и в разговорах главной темой была Сонечка. Мама рассказывала, что её зарплаты и пособия по потере кормильца не хватает, и я, по мере возможности, переводила деньги. Мне так хотелось, чтобы мама гордилась мной, а там, может быть, и полюбит меня хотя бы чуточку.
Однажды мама радостно сообщила:
– Инга, Соня поступила в институт!
Я вежливо поздравила, и услышала в ответ:
– Дочка, я Сонечку привезу через неделю, так что у тебя есть время ей комнату для проживания приготовить. Ну, всё, я пошла обед варить!
Кое-как я успела прокричать:
– Подожди, мама! У нас двухкомнатная квартира. В одной я с мужем, в другой – сын. Мне где для Сони место приготовить?
Голос мамы был недовольным:
– Ну, что ты как маленькая? Придумай что-нибудь! Сына к себе в спальню заберите. Или перегородку какую сделайте. В общем, Соне в общаге я поселиться не разрешу категорически. Она девочка тихая, домашняя. Ей там будет сложно, к тому же и с соблазнами разным ей рано пока что сталкиваться.
Все мои аргументы о том, что я-то в своё время жила в общаге, и ничего, по кривой дорожке не пошла, и даже с несколькими соседками до сих пор дружу, мама словно и не слышала. Твердила одно и то же:
– Ты, как старшая сестра, обязана Соне помочь!
В итоге, мама завершила разговор, не прощаясь. Рано я думала, что она отступилась. Оказывается, мама позвонила моему мужу, и вечером он мне сообщил:
– Инга, не знаю, как, но я пообещал твоей маме, что мы приютим Соню на первое время, пока она в городе не освоится, и не найдёт себе работу, чтобы оплачивать съёмную квартиру.
***
Так в нашей квартире появилась Сонечка, которая, по мнению мамы, была «тихой домашней» девочкой. Ну, тогда я испанский лётчик! Сестра повадилась гулять где-то чуть не до утра, какая уж тут учёба! Завалившись домой, она ложилась отсыпаться, и почти постоянно прогуливала. Я ограничивала её траты, потому что те деньги, которые давала на канцтовары и учебные пособия, как легко можно было догадаться, она прогуливала со своими весёлыми подружками.
После того, как мне позвонили из деканата и сказали, что Соню могут отчислить, я набрала маму, и стала жаловаться:
– Я не знаю, как с Соней справиться. Она уже не маленькая, а ведёт себя так, как будто у неё ветер в голове. Даже ночевать не приходит иногда. Хамит, когда я её прошу за ум взяться и учиться. Мама, или забирай её обратно, или приезжай. Снимайте комнату, и сама за ней следи! Ведь случись что, я же виновата окажусь.
Мама сухо ответила, что разберётся, а результатом стал скандал. Не знаю, что Соня наговорила, но, и в самом деле, я и оказалась виноватой. Мама позвонила, и стала мне выговаривать, что я – лгунья, и сама создаю невыносимые условия, чтобы сестре было невозможно заниматься, ведь маленький племянник бегает по квартире, и отвлекает её.
После того, как я обнаружила пропажу 2000 рублей из своего кошелька, отношения с сестрой, которая явно приложила к этому свои жадные руки, совсем испортились. Я поставила ультиматум, что через 2 недели, не больше, Соня должна съехать. Она же на меня и обиделась. Перестала разговаривать, но маме докладывать не стала.
Как оказалось, у мудрой Сонечки был свой план. Она попыталась соблазнить Гену, наверное, надеялась потом шантажировать. Я прибежала домой в обед за полисом, потому что после работы собиралась в поликлинику, и увидела, как Соня в коротеньком пеньюаре «липнет» к моему мужу. Не успела я ничего сделать или сказать, как Гена, оттолкнув её, заявил:
– Слушай, малолетка! Или веди себя нормально, или я все твои шмотки соберу, и через 15 минут и духа твоего здесь не будет. Отвезу на вокзал, и дуй, откуда приехала!
Соня фыркнула:
– Подумаешь! Нужен ты больно, плешивый родственничек!
Быстро, пока меня не заметили, я прошмыгнула на лестничную клетку, а потом на улицу. Отдышалась, и, уже не таясь, вернулась за полисом. Гена вёл себя как обычно, смотрел на кухне телевизор. Соня и вовсе не удостоила меня вниманием, даже не вышла из своей комнаты.
Ни тогда, ни позже, муж не стал меня расстраивать информацией о том, что моя сестра к нему приставала. Но я уже приняла решение.
Пока Сони не было дома: то ли гуляла, то ли, в виде исключения, в институт пошла, я сложила её вещи в сумки, и поставила их у порога. Позвонила маме, и сказала, что больше наглую развратную Соню в своей квартире терпеть не стану.
Мама начала причитать:
– Что ты на сестру наговариваешь? Как тебе не стыдно! Денег пожалела, которые, наверное, сама потратила!
Пришлось объяснять, что дело не деньгах, а в попытке соблазнить моего мужа. Конечно, мама не поверила, что её «тихая домашняя» Соня на такое способна, но я пообещала, что переломаю сестре и руки, и ноги, если она хотя бы раз ещё дотронется до Гены.
Слушать возмущения по поводу того, что я – плохая дочь, мне надоело, и я нажала кнопку отбоя.
Когда Соня подходила к дому, я увидела её из окна, выставила её сумки на лестничную клетку, и отключила дверной звонок. Сестрица у меня не дура, но нахалка, каких поискать! Не постеснялась позвонить с возмущениями, а когда я сказала, что больше ей в нашей квартире делать нечего, стала барабанить в дверь.
В итоге, соседка из квартиры напротив даже пригрозила моей неадекватной родственнице, что вызовет полицию. Только после этого Соня, наконец, удалилась.
Последовал ещё один звонок от мамы, но я не слишком долго слушала, какая я мерзавка. Если она и сестрица не ценили доброго отношения, то, значит, его больше с моей стороны и не увидят. Мне же проще! Не надо пытаться угодить, ожидая хоть жалкое подобие любви в ответ. Чего, спрашивается, я столько лет потратила на бесполезное метание бисера перед людьми, которые меня воспринимали как безропотную прислугу?
Но ничего. Осознать, что я ошибалась – уже хорошо. У меня теперь есть семья, которая даёт мне всё, о чём я мечтала, и я обязательно научусь быть любимой и привыкну, что меня ценят просто за то, что я есть!