Найти в Дзене
Жизнь Человека

Счастье есть!

Двухлетняя Маруся не понимала, почему мама не просыпается и зачем вокруг столько плачущих людей. Её кормили, обнимали, держали на руках чужие люди. Бабушка соседка, которая всегда сидела с Марусей, плакала и причитала: -Ой, да как же ты, сиротинушка, жить-то будешь? Ей отвечали: -Да чего ж ты её сиротинушкой зовёшь, Степановна, при живом-то отце? -Чем такой отец, лучше и никакого! - старушка махала рукой и принималась приговаривать вновь: - С таким папаней только хуже! Он не просыхает третью неделю! На Светочке всё было, и квартира, и ребёнок, и этот лодырь! Горбатилась на трёх работах, чтобы всех прокормить. Вот и не выдержало сердечко... -А сколько ей было? - спрашивали соседи, скорбно присаживаясь у гроба. -Да всего-то двадцать пять лет. Только жить начала, а этот оболтус как пил, так и пьёт. Вон, дома даже табуретов нет, всё вынес. Пришлось в соседях занимать, чтоб гроб поставить. Ой ты, сиротинушка моя! - качая головой, лила слёзы сердобольная бабуся и поглаживала по спинке ниче

Двухлетняя Маруся не понимала, почему мама не просыпается и зачем вокруг столько плачущих людей. Её кормили, обнимали, держали на руках чужие люди. Бабушка соседка, которая всегда сидела с Марусей, плакала и причитала:

-Ой, да как же ты, сиротинушка, жить-то будешь?

Ей отвечали:

-Да чего ж ты её сиротинушкой зовёшь, Степановна, при живом-то отце?

-Чем такой отец, лучше и никакого! - старушка махала рукой и принималась приговаривать вновь: - С таким папаней только хуже! Он не просыхает третью неделю! На Светочке всё было, и квартира, и ребёнок, и этот лодырь! Горбатилась на трёх работах, чтобы всех прокормить. Вот и не выдержало сердечко...

-А сколько ей было? - спрашивали соседи, скорбно присаживаясь у гроба.

-Да всего-то двадцать пять лет. Только жить начала, а этот оболтус как пил, так и пьёт. Вон, дома даже табуретов нет, всё вынес. Пришлось в соседях занимать, чтоб гроб поставить. Ой ты, сиротинушка моя! - качая головой, лила слёзы сердобольная бабуся и поглаживала по спинке ничего не понимающую девочку.

Мама Маруси, Светлана, выходя замуж за Михаила, сразу знала, что он любитель крепких напитков. Но была так влюблена, что глаза видели только хорошее. Да и он, когда был трезвый, был просто золотым человеком с золотыми руками - мог и мебель делать сам, и любой ремонт, что по строительству, что по автомобилям, был ему под силу.

Но вот после обильных возлияний становился он полной противоположностью - злым, вечно недовольным и матерящимся существом с безумными глазами.

Так и держала Света в памяти образ трезвого мужа, надеясь, что он бросит пить. Всё ждала, что одумается.

Сама Светлана к спиртному не притрагивалась, не смотря на то, что воспитывалась в детском доме и родителей у неё не было по той же причине - спились оба, едва не спалив старый дом в деревне вместе со спящей четырёхлетней дочкой. На счастье, сосед увидел дым из-под крыши, вызвал пожарных. Сам же и Светочку сонную вынес - она с головой накрылась одеялом и спала, что и спасло ей жизнь. Предки же задохнулись угарным газом, покурив после обильного распития.

Михаил не имел постоянного заработка, перебивался случайными копейками, которых на жизнь никогда не хватало. Света мучилась с ним всю беременность, взывала к его совести, приводила доводы в пользу трезвости, но он ничего и слышать не хотел. Тогда она поняла, что помощи от него не дождёшься. Оставив трёхмесячную дочь соседке, Ирине Степановне, вышла на работу в магазин, и нашла ещё два места - после смены продавцом убиралась в офисе напротив, и поздними вечерами мыла посуду в кафе на соседней улице.

Почти три года такого графика жизни превратили улыбающуюся, цветущую молодую маму в поникшую, исхудавшую женщину с серым цветом лица и постоянными синяками под глазами от недосыпа.

Исход был закономерен: обширный инфаркт, не смотря на молодость.

И вот теперь, когда Михаила уже третий день после смерти жены никто не видел, решалась судьба маленькой девочки.

Несмотря на все просьбы Ирины Степановны, ей не позволили даже опекунство оформить, ссылаясь на вполне работоспособного отца, которого, по большому счёту, мало интересовала жизнь дочери.

Через год из социального жилья его выгнали за долги по коммуналке, переселив в двухэтажный деревянный барак, полный таких же личностей, как и он сам. Каждый вечер они собирались на кухне и соображали, где и как достать пойло. При этом, что сегодня ела и пила его крошечная дочь, непросыхающего горе-отца не волновало.

Ирина Степановна с огромным трудом узнала, где теперь живёт Маруся и приехала её проведать. Напекла пирожков, наварила кашки - Маруся очень любила рисовую с тыквой.

На пороге хибары, иначе это помещение никак не назвать, её встретил грязный, дурно пахнущий Михаил. Он стеклянными глазами уставился на пожилую женщину, пытаясь понять, кто это.

-Это я, Миша, Ирина Степановна, ваша соседка с улицы Макарова. Помнишь меня?

-Нет. Что надо?

-Как Маруся?

-Кто?

-Маруся, дочь твоя и Светы.

-А, Машка-то? А чёрт её знает! - он обернулся назад. Позади него, на куче какого-то хлама, укрывшись тряпкой неопределённого цвета, сопела перепачканная Маруся. В руке она держала невесть откуда взявшегося замасленного медвежонка.

Ирина Степановна охнула.

-Можно войти?

-Входи. - Михаил распахнул дверь и потянул носом. - Пирожки? С картошкой? - он облизнул сухие потресканные губы.

-Пирожки. Миша, как же так-то? А где же кроватка детская? Ты же её забрал с собой?

-Нету. - он сдвинул брови и насупился.

Ирина Степановна подбежала к Марусе, взяла её на руки. Девочка спросонья не поняла сначала, а потом вдруг вскрикнула:

-Баба! Баба! - и обняла женщину за шею.

На счастье, в квартире была горячая вода. Женщина, которая и сама была уже далеко не молодой, принялась отмывать ванную, чтобы искупать в ней ребёнка, а потом постирать хоть какие-то вещи. Потом сварила супчик из курочки. которую предусмотрительно принесла, зная, что с едой у Михаила точно будут проблемы.

Маруся была похожа на бродяжку - волосики спутаны, одежда грязная и в лохмотьях, словно с помойки. Женщина принималась то плакать, то жалеть малышку, а потом села напротив Михаила, когда он пришёл с банкой пива на кухню, и сказала:

-Миша, отдай Марусечку мне, пожалуйста. Ведь сгинет ребёнок, она ж маленькая ещё совсем, даже трёх лет нету.

-Ты чего несёшь, старая? - Михаил напрягся и наклонился к Ирине Степановне. - А ты за меня будешь пособие получать, да? Я-то на что жить буду?

-Миш, ты же можешь на работу пойти... - несмело начала женщина.

-Не берут меня! - рявкнул мужчина. - Не нужна никому моя квалики... Квали-фи-ка-ция. - по слогам процедил он сквозь зубы.

-Ну, ты бы хоть куда-то устроился. Пособия ведь на двоих не хватает. - Ирина прибирала крошки от хлеба со стола, которые накрошила голодная Маруся.

-Не учите меня жить! - он подбоченился. - Лучше помогите материально. Вот.

-Ну, у меня не настолько большая пенсия, чтобы взрослого здорового мужика содержать. - она поспешно мыла посуду, надеясь, что сможет увести Марусю с собой.

Но перед выходом Михаил преградил ей дорогу, когда за ручку с ней шла чистая и сытая Маруся. Он поджал губы и сказал:

-Куда повела? Я разрешения не давал! Руки убрала от моей дочки, слышь?! - он за шиворот выставил опешившую женщину за порог, за спиной которой с громким треском дверь хлопнула по косяку.

Ничего не получилось. Ирина Степановна ещё трижды предпринимала попытки забрать девочку, ходила в опеку, но - странное дело! - ребёнка снова оставили с пьющим неработающим папашей.

***

Загорелся красный свет, и машина резко остановилась у пешеходного перехода рядом со станцией метро. За рулём сидел молодой шатен, лет тридцати, а рядом - молодая женщина со светлыми волосами и розовым шёлковым шарфиком на шее. Они о чём-то оживлённо беседовали.

-Насть, ну, может, мы уже поедем в ЗАГС? Я тебе кольцо когда подарил? - мужчина внимательно, с мягкой улыбкой, смотрел на пассажирку. Она встряхнула локонами и ответила:

-Дим, я помню всё. Ну ты же знаешь, мы ещё не накопили на свадьбу.

-И что? Она тебе так нужна, эта свадьба? Мне вот вообще достаточно росписи. А потом можем на то, что скопили, съездить, отдохнуть. А? Давай прямо сейчас подадим заявление?

-Хорошо, давай, тем более, и время есть, и паспорта с собой.

-Вот и отлично! - Дмитрий надавил на газ и машина тихонько тронулась с места.

-Подожди, Дим. Смотри! - она показала пальцем на толпу маргинальных личностей у входа в метро, которые громко смеялись, размахивали руками и несли нецензурную брань. Внимание Насти привлекла маленькая девочка, лет, наверное, четырёх, которая вцепилась в грязную брючину одного из субъектов и распахнутыми от страха глазами смотрела ему в лицо. Был конец сентября, но на ребёнке были резиновые шлёпки, давно не стиранное летнее платьице и лёгкая курточка неопределённого цвета. - Ребёнок! Девочка! Рядом с этими... Этими... Даже не знаю, как сказать.

Тут субъект сгорбился, его дёрнуло и на девочку полилась безобразная рвотная масса. Девочка вздрогнула, отпустила руку с брючины и громко заплакала.

Настя сказала быстро:

-Останови здесь!

Машина с визгом припарковалась. Настя выскочила, неся в руках полотенце. Подскочив к девочке, она обернула ребёнка, подняла на руки и быстро побежала в машину. Вслед ей полились проклятия Михаила, но, ввиду того, что он едва стоял на ногах, ни шага вслед он сделать не мог.

-В полицию, Дима, быстро!

Автомобиль с визгом рванул вперёд.

В ближайшем отделе полиции выяснилось, что этот имбецил повсюду таскает девочку с собой, кормит объедками и совсем не заботится. Его знали, знали историю этой семьи, и когда Настя и Дмитрий инициировали дело о лишении родительских прав, всё решилось довольно быстро.

Когда суд закончился, а молодые люди уже зарегистрировали брак, опека одобрила им удочерение.

Теперь у Маруси есть родители, настоящие. Они счастливы.

А Ирина Степановна приходит к ним по выходным, играет с девочкой.

Джипойнтстудио для Фрипик
Джипойнтстудио для Фрипик