«В году тысяча четыреста десятом…
Герцог Бургундский призвал к себе латников отовсюду, и среди прочих к нему явился Герцог Брабантский, брат его, ведя с собой триста латников, и немедля направился в Сен-Дени…
... тогда как Герцоги Беррийский, Орлеанский, Бурбонский, а также Графы Алансонский, Ришмонский и Арманьякский также отовсюду прибыли к Парижу во главе трех или же четырех тысяч Рыцарей и Дворян…
И многие пытались добиться установления мира и согласия. И наконец, Граф Савойский, что таковых посещал бесчисленное множество раз…»
Жан II Жувенель дез Юрсен. «Истории короля Карла VI»
Уважаемый автор «Истории короля Карла VI» не счел нужным упомянуть небольшой инцидент, произошедший при первом появлении Амадея, VII этого имени графа Савойского, в расположении арманьяков. Конечно же, владетельный принц, посредник мира, был встречен с положенным по этикету торжеством. Но после церемонии и некоторого сопутствующего ей возлияния, молодой граф был приглашен в личные покои герцога де Берри, где между ними произошла некая беседа с глазу на глаз. А дальше случилось следующее:
К полному восторгу толпившихся во дворе замка Бисетр принцев, сеньоров, рыцарей, оруженосцев, воинов и простого народа из дверей скорым шагом, с обиженным видом, вышел граф Амадей. Вслед за ним, пыхтя и задыхаясь вывалился тучный старый герцог. Он размахивал своей тростью и кричал:
– Да как вы посмели, молодой человек, присоединиться к этому братоубийце, этому преступнику перед богом и людьми, к этому негодяю?!!!
– Ну дедушка, – канючил граф, – Я не к нему присоединился, хотя он и мой шурин. Я присоединился к его величеству.
– Да причем тут наш король?! – тут герцог, опытнейший царедворец и дипломат, на подсознательном уровне почувствовал, что негоже перед толпой кричать о болезни короля, и быстро нашелся – Наш король – не ваш король, вы – вассал императора.
– Ишь, как дед внука учит – умилился в толпе седоусый стрелок. – Все как у людей. Помню меня мой дед…
Но договорить он не успел. Граф Амадей вдруг сбился с ноги, притормозил и даже сделал шаг навстречу далеко отставшему от него деду. Лицо его, до этого притворно жалостливое, стало напряженно выжидательным. Ему явно стало не до шуток. Еще бы! Навстречу ему двигался сам грозный граф Бернар д’Арманьяк, стягивавший на ходу свою знаменитую перевязь.
– Как вы с дедом разговариваете, молодой человек! – граф демонстративно стеганул перевязью по своей левой ладони. – Никакого почтения ни к его сединам, ни к вашему родству.
Граф Амадей сделал еще несколько шагов назад, и герцог де Берри, наконец, догнал его. Но вместо того, чтобы обрушить на него свою трость, он обнял внука, как бы защищая его от графа д’Арманьяка. Поддержка деда придала графу Амадею смелости.
– Не смейте меня учить, монсеньор. Вы мне не отец.
– Hrena se! [1] – искренне изумился д’Арманьяк. – Значит, когда вам надо погулять с друзьями и подружками, то папенька, дайте денег, а то бабушка не дает. А теперь вы меня и знать не хотите?!
Герцог де Берри еще крепче обнял внука и как-то по-бабьи запричитал:
– Сиротинушка ты моя, без отца рос, без матери, одна бабка, да и та, скряга, держала в черном теле.
На его глазах блеснули слезы. Видимо, последние кубки гипокраса оказались для старика лишними.
Вытер слезу и седоусый стрелок, – Ну все как у людей. Дед он и есть дед. И поучит, и накажет, и пожалеет. Вот помню меня мой дед…
Но соседи не дали ему договорить, боясь пропустить хоть что-нибудь из этого бесплатного развлечения.
Граф д’Арманьяк подошел к обнимающимся и ласково положил руку на плечо графа Амадея:
– Ну что вы, право, монсеньор, сын мой. Сколько раз мадам графиня, ваша матушка, да и я, приглашали вас к себе, пожить у нас, отдохнуть от бабушки и ее опеки. Да и ваши братья и сестры были бы вам рады.
– Ну что вы так взъелись на мою тетушку, мир ее праху. – не выдержал стоящий рядом герцог Жан де Бурбон. – Она сделала все, что могла и даже больше. Может, она и была прижимиста на баловства, но достойно сохранила графство и для мужа, и для сына, и для вас, дорогой кузен. И вполне заслуженно ее называли Великая Мадам. Она не позволяла вам спускать деньги на друзей и, скажем так – подружек, но зато ваши рыцари снаряжены лучше многих.
И все покосились на нескольких гасконских рыцарей из свиты графа д’Арманьяка, единственным приличным элементом снаряжения которых были реквизированные где-то недавно пока еще белые простыни, используемые как арманьякские перевязи.
– Ну и что? – взвился граф Бернар, – Зато эти савойские франты в бою только и думают о том, как бы не поцарапать полированные латы, не порвать роскошные сюрко, не растерять драгоценные плюмажи. А моим … оборванцам нечего терять – он глянул на драную кольчугу сира Арно де Краковяка, полы которой свисали разрозненными цепочками, – нечего терять кроме своих цепей, а завоевать они могут все, что угодно, да хоть весь мир.
– Какая роскошная фраза! – восхитился случайно затесавшийся в толпу еврей-торговец из германского Трира. Надо запомнить, может кому и пригодится. – И мысленно повторил по-немецки – «haben nichts in ihr zu verlieren als ihre Ketten. Sie haben eine Welt zu gewinnen»…
Обласканный дедом, отчимом и кузеном, граф Амадей сосем раскис:
– Я с миром к вам пришел, а вы… Злые вы все, уйду я от вас. В монастырь уйду.
– Ну-ну, монсеньор, сын мой, не торопитесь. Родите наследника, воспитаете его как положено, передадите ему свое графство в подобающем состоянии, а там уж куда хотите – хоть в монастырь, хоть в …
– Граф!!! – одновременно рявкнули оба герцога.
– Ладно, он сам разберется, не маленький уже. Монсеньоры, пойдемте ко мне, я кое-что привез из своих подвалов. Вы такого никогда не пробовали, но вам понравится.
– А что это такое? Как называется?
– Сейчас узнаете. Ну а называется… ну пусть будет – арманьяк. Кузен одобрил.
– Какой кузен?
– Шаловливый.
Оба герцога и оба графа, обнявшись, под одобрительный гул толпы, пошли прочь.
– Монсеньор дедушка, монсеньор отец мой, вот вы меня ругаете, а я по дороге навестил мадам графиню, мою матушку, в замке Гаж и привез от нее письма, и вам, дедушка, и вам, отец.
– Ну вот с этого и надо было начинать…
2 ноября 1410 года в Бисетре, замке герцога де Берри, обеими враждующими сторонами был подписан мир.
А граф Амадей сдержал слово. 24 года спустя он передаст Савойю, тогда уже – герцогство, и присоединенный к ней Пьемонт, своему сыну Луи, а сам примет монашество. Еще через 5 лет он будет избран Папой под именем Феликса V. В 1449 году он, подтверждая свое прозвище – Миролюбивый, добровольно откажется от тиары, что положит конец Великому расколу католической церкви.
[1] Непереводимая идиома руэргских горцев, выражающая крайнюю степень удивления. Этимология этого выражения до конца не ясна. Иногда используется более развернутый вариант – «Nou ne(i) hrena sebe».