— Нам надо достать хотя бы один лист из этого дневника. Если это, конечно, дневник, — сказала Кира. Она нисколько не сомневалась в тот, что это был именно дневник, и последняя часть предложения была явно лишней. Но Кира её всё-таки произнесла. Возможно, это была слабая попытка убедить себя в том, что листы окажутся просто листами. Последний шанс. Шанс.
Вероятность.
Возможность.
— Зачем тебе эти листы? — спросила Мила. Они разговаривали шёпотом, но едва ли отдавали себе в этом отчёт. О Маше они всегда предпочитали разговаривать шёпотом… даже не так. Не совсем так. Не они предпочитали, а это получалось непроизвольно. Вырванные из дневника листы и Анфиса были как-то связаны с Машей, и это означало, что… Что? Что теперь и обо всём этом они тоже должны были говорить шёпотом? Но разве это могло что-то изменить.
Ничего.
— А ты не понимаешь, да, зачем нам эти листы? — спросила Кира, — серьёзно? Ты слышала, что сказала Алина? Уже пошли слухи, что дневник… — она запнулась, собираясь нагло и бесцеремонно… лицемерно соврать, а это было равносильно предательству. Предательству по отношению к мёрtвой подруге.
— Что это листы из дневника Анфисы. Ты понимаешь, что это означает?
— Что?
— А вдруг это, на самом деле, её дневник?
— И что?
— А вдруг в дневнике она описала то, что случилось тем летом.
Мила молчала.
— С именами, — многозначительно добавила Кира.
— Почему ты так решила?
Всё было очень просто. Кира решила так, потому что описала всё это в своём личном дневнике. В том самом дневнике, который пропал после
убийства
sамоуbийства
смерти Анфисы.
мы не знаем, что это было. рано ещё делать какие-то выводы
— Кира, почему ты так решила? — с нажимом повторила Мила.
Кира с нескрываемым раздражением посмотрела на подругу, удивляясь тому, как можно быть настолько недалёкой. Сначала Анфисе начала сниться Маша, которая явно намекала на то, что не простила, потом Анфиса умерла (то ли сама, то ли… не сама), и в этот же день кто-то разбрасывает по общежитию вырванные из дневника листы. Кто-то.
мрачная фигура в красном плаще
Кто-то оставляет на зеркале жуткую запись — фразу, которую обнаружили на стене комнаты Анфисы. Фразу, которая могла быть как угрозой, так и предсмертным криком о помощи.
Кто-то.
мрачная фигура в красном плаще
— Мила, достань мне хотя бы один лист. Это очень важно, — твёрдо сказала Кира, — пусть все узнают правду, хорошо. Может, так будет даже лучше. Эта тайна… она… она убивает нас. Но, по крайне мере, мы будем готовы к этому.
— Никто не свяжет эти листы с Анфисой.
— Откуда ты знаешь? Если окажется, что Анфису убили… ты понимаешь, что это означает?
— Что мы все в опасности?
— И не только, — Кира поморщилась. Кто о чём, а Мила продолжала думать только о своей безопасности. Собственно, разве они сами не поступали так на протяжении пяти лет? Вадим ответил за всё и всех, но он нашёл в себе силы жить дальше.
— Они начнут выяснять подробности жизни Анфисы и узнают о дневнике. Если решат, что Анфиса сама… ну, сама, то они все равно начнут опрашивать её друзей, знакомых, одногруппников…
— Она вела дневник? Ты была в курсе?
— Нет. Но если я не в курсе, это не значит, что она не вела дневник, так. Ты же… — она хотела сказать «ты же не знала, что я вела дневник», но вовремя замолчала.
И было кое-что ещё: бокал, осколками которого Маша вскрыла себе вены, бокал, осколками которого Анфиса… Кира замотала головой, как будто надеялась таким образом избавиться от мрачных мыслей, которые отвлекали.
— Кира, о чём ты молчишь? — спросила Мила шёпотом, — почему у тебя было такое странное лицо, когда Алина рассказывала о Матвее?
— Кто такой Матвей?
— Капитан футбольной команды. Которого избили, — добавила она.
— У меня было нормальное лицо. Мила, ты можешь или нет достать эти ч@ртовы листы?
— Кира?
— Да или нет? Если нет, то я сама.
— Хорошо, Кира, — сказала Мила после непродолжительного молчания. Она задумчиво смотрела на подружку, как будто пыталась что-то понять.
— Спасибо. Я подожду на первом этаже, — сказала Кира.
— Ты не пойдёшь на пару?
— Я задержусь.
Мила скептически приподняла брови и усмехнулась. Не злобно, скорее, недоуменно.
— Эти записи так важны для тебя? Кира? Такое чувство, что я тебя совсем не знаю. Что случилось?
Кира решила, что пришло время соврать ещё раз. Всё что угодно, лишь бы Мила отстала от неё со своими дурацкими вопросами. Кира не могла рассказать правду, но ей нужно было убедиться в том, что листы вырваны не из её дневника.
кому ты врешь?
Ей нужно было убедиться хоть в чем-то. К тому же в дневнике было слишком много личного — того, что нужно было писать ручкой на бумаге, а не печатать в электронных личных дневниках. Но проблема заключалась в том, что записи на бумаге нельзя было защитить паролем.
— Мне страшно, — сказала Кира, — я не говорила тебе, но мне тоже снилась Маша. За день до смерти Анфисы. И в тот день я… порезала ладонь осколком бокала, совсем как… как Маша, понимаешь? И потом весь следующий день меня… как сказать… преследовал чёрный ворон. И ещё этот катафалк…
— Какой катафалк?
— Неважно. Мила, мне страшно. И все эти истории про фигуру в красном. Я понимаю, что всё это ерунда, но ведь девочки… девочки тоже видели надпись. Мила, я не понимаю, что происходит. Вдруг эти листы помогут что-то узнать.
Мила кивнула.
— Жду на первом этаже, — сказала Кира, убеждая себя в том, что не манипулирует подругой.
— Хорошо.
— Спасибо.
Стикера на фотографии не было.
Кира взяла себе ещё капучино, добавила в него корицу и сахар, потом села на один из пластиковых стульев. Взгляд снова и снова возвращался к фотографии мёрtвой подруги. Её улыбка казалась холодной и неуместной. Она не пугала, но вызывала неприятные чувства.
Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, Кира решила проверить электронную почту. Она вышла в приложение и отпила немного капучино, пока обновлялся список входящих.
Одно из писем было от Анфисы.
Кира уставилась на имя отправителя, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы — первая реакция на шок. Девушка сделала глубокий судорожный вздох, потом ещё один и ещё.
— Всё хорошо, — прошептала она, совершенно не заботясь о том, что её могут услышать, и облизала пересохшие губы. Внезапно напомнила о себе боль в ладони.
— Всё хорошо, успокойся, — она подняла глаза и встретилась взглядом с подругой, — всё…
Она закрыла глаза, пытаясь привести дыхание в норму. Получилось не сразу, но получилось. Кира отпила ещё кофе, не чувствуя вкуса, потом поставила стакан на пол и нажала на входящее письмо из загробного мира.
прекрати. это писал живой человек, твоя подруга
Кира опустила глаза. Строчки начали расплываться, и Кира заморгала. Слёзы показались ей неожиданно горячими, они буквально обжигали лицо и губы. Кира вытерла лицо ладонью.
Привет, — написала Анфиса и поставила улыбающийся смайл, который вызвал в Кире новую волну ужаса.
Раньше незамужних девушек хоронили в свадебных платьях. Машу хоронили именно так, она рассказала мне. Если вдруг я умру, хочу, чтобы меня похоронили так же. В белом свадебном платье. Напиши об этом моим родителям, пожалуйста. Рассчитываю на тебя.
Кира закрыла глаза, повторяя про себя снова и снова: не верю, не верю, не верю…
Но она не понимала, чему именно не верит. Тому, что получила письмо от мёртвой подруги? Тому, что мёртвая Маша рассказала Анфисе о своих похоронах? Тому, что ей — Кире — придётся купить свадебное платье, в котором подругу завтра положат в горb?
— Как же так? — прошептала Кира, прекрасно понимая, что должна сделать. Причём немедленно. Немедленно. Но как? Как рассказать родителям Анфисы о последней воле их мёртвой дочери? Кира не представляла себе. Она не могла рассказать о письме, потому что тогда пришлось бы рассказать о Маше и… и обо всём остальном.
Придётся снова врать, — подумала Кира, — как же хочется напиться. Как же хочется… напиться.
Она допила капучино и нашла в контактах номер мамы Анфисы, нажала на кнопку связи. Послышались длинные гудки. Один. Второй. Третий… Дождавшись «абонент не отвечает…», она прервала звонок и начала наговаривать голосовое сообщение.
— Здравствуйте, Карина Игоревна, я… очень сочув… соболезную вам, мы все… потрясены случившимся, правда… — она помолчала секунду, собираясь с мыслями. Потрясены случившимся — какая глупость, как неискренне.
— Мне очень тяжело говорить. Дело в том, что Анфиса… я должна вам сказать… как-то она говорила… Анфиса говорила мне, что хочет быть похороненной в свадебном платье. Свадебном платье, — негромко повторила она, — хочу, чтобы вы знали. Это может быть важным. Я звонила, чтобы сказать вам об этом, и… и ещё раз хочу сказать, что мне очень жаль. Если что-то нужно, звоните… да, звоните.
Она отправила сообщение, закрыла глаза и уперлась затылком в стену.
Ответ пришёл не сразу, но довольно-таки быстро.
Кира, пожалуйста, сделай всё, как она хотела. Напиши сумму, я переведу. Отвези платье в морг, я позвоню, предупрежу. Спасибо.
— Спасибо, — повторяла Кира и вздохнула, — спасибо… как же я не хочу…
Надо, — отчётливо прозвучало над ухом. Кира вздрогнула и резко оглянулась, с трудом подавив стон ужаса. Никого.
Пустота.
как в гробу, который уже приготовили для Анфисы
От этого сравнения стало жутко. От него веяло могильным холодом и… пустотой. Той самой пустотой. Взгляд Киры встретился со взглядом подруги. Застывшие глаза смотрели с явной издёвкой, едва заметная улыбка превратилась в ухмылку.
Кира подумала о посмертных фотографиях. Статья на эту тему ей как-то случайно попалась в интернете. Это оживило в памяти практически забытый эпизод из детства.
Лето. Жара. Деревня, куда Кира приезжала каждое лето. Она в гостях у подружки, которая приехала в эту деревню к бабушке. Они смотрят альбом со старыми чёрно-белыми фотографиями (идёт дождь, и им просто нечем заняться… скучно) и вдруг натыкаются на фото мальчика в гробу.
— Это фотошоп? — спрашивает Кира.
— Это племянник дедушки, — отвечает бабушка, — на него упали железные ворота.
— Как это?
— Был очень сильный ветер.
И кто разрешил ребёнку играть у железных ворот в такой сильный ветер? Кире это было непонятно.
— Сколько ему было лет? — спрашивает подруга.
— Двенадцать… гроб стоял прямо в доме.
Кира смотрит на лицо мальчика. Создаётся ощущение, что он спит. Ещё секунда… две, и он откроет глаза. На лицо мальчика падает солнечный свет.
— Зачем они его сфотографировали? — спрашивает Кира шёпотом Ей очень страшно. А ещё ей очень жалко мальчика. Она с трудом сдерживает слёзы.
Фотография страшная, но она странным образом притягивает к себе взгляд. Она не отпускает. Не отпускает. Как будто ты запутался в колючей проволоке, и каждое движение грозит опасным порезом.
— Чтобы оставить о нём хоть какую-то память. У них не было его фотографий, в те времена это считалось роскошью, которую мог позволить себе не каждый.
— И это память? — спрашивает Кира, — к чему? Кому нужна такая память?
Бабушка пожимает плечами.
— Никому не нужна такая память, — с неожиданной для себя злостью говорит Кира.
Пост мортем. Тогда она ещё не знала такого названия. Никто из них не знал.
И вот сейчас, глядя на фото Анфисы, Кира думала о посмертных фотографиях. Создавалось очень неприятные впечатление, что на фото подружка уже была…
Кира не стала произносить это слово даже про себя. Она просто отвернулась.
Но продолжала чувствовать на себе взгляд мёрtвых глаз.
Мила принесла Кире вырваную из дневника страницу.
— Я не читала, — сказала она и осеклась, вглядываясь в бледное и испуганное лицо подруги, — Кира? Ты что?
— Ничего. Всё хорошо, — сухо ответила Кира. Вопросы подружки откровенно раздражали. Смысл спрашивать, всё ли у них в порядке, если и так было понятно, что всё очень и очень плохо. Неужели Мила сама не понимала этого? Не замечала очевидных вещей.
— Я глянула, но почерк… — Мила пожала печами, — не знаю. Вроде, похож, вроде, нет.
Кира смотрела на знакомые буквы и не чувствовала ничего. Зато теперь она точно знала, что листы были действительно вырваны из её дневника. Кто их вырвал? Анфиса? Или тот, кто убил Анфису, инсценировав sамоуbийство?
он явно мстит нам. Вадим? Вадим не мог этого сделать. Маша? Маши больше нет, она не может нам мстить. кто?
— Катя читала это? — спросила Кира, хотя и так всё было ясно.
— Все читали, я думаю. Это Анфиса? Она писала?
— Я не знаю.
— Если это она, то зачем? Там… там всё о том лете, да? Она хотела, чтобы все узнали? В нём описано то, что мы сделали, да?
да. да. именно это там и описано
— Мила, я не знаю. Единственный способ узнать — это прочитать всё, но мы не знаем, кому ещё подкинули эти листы, эти… ч@ртовы листы…
Кира на секунду прикрыла глаза, потом резко поднялась, сунула лист в сумку и посмотрела на Милу. Нужно ли было говорить ей о просьбе Анфисы? Или правильнее будет назвать это «последней волей»?
— Иди на пару, — сказала Кира, — я тоже сейчас подойду. Практика устной речи?
— Да. Да, я как раз хотела сказать тебе…
Кира покачала головой, избегая смотреть на фото Анфисы. Ей было страшно, и Кира спросила себя, что, в таком случае, будет чувствовать завтра? У гроbа. Явно ничего хорошего.
— Это важно… — начала Мила, но Кира её перебила.
— Мила! Что это?
Вопрос был, на самом деле, глупее не придумаешь. Кира прекрасно знала, что это. Ворон. Чёрный ворон, который сидел на карнизе и… смотрел на фотографию Анфисы? И Анфиса улыбалась ему? Глазами. Ворон был чёрным и упитанным, жирным. Как раз таких Кира видела на кладбище своего родного города. Кира увидела отражение ворона в зеркале. Девушка резко оглянулась, но карниз был пуст.
— Кира, ты что? — спросила Мила шёпотом, — зачем ты меня пугаешь?
Ворон, — думала она, — в английском языке они обозначаются местоимением “it. Оно. Как чудовище, о котором писал Кинг. Как мёрtвое тело. Оно.
Но в английском языке все животные и птицы обозначались местоимением «оно».
— Там был ворон, — прошептала Кира.
— И что? Улетел.
Кире в голову пришла жуткая по своей нелепости мысль: это Анфиса прислала ворона, чтобы проследить, как выполнили её последнюю волю.
— Кира! Что происходит? — с нажимом повторила Мила.
— Ничего. Я тебе сказала, иди на пару. Я подойду.
— Кира, наш преподаватель…
— Мне всё равно! — закричала Кира, — Мила, мне плевать! Пожалуйста, иди на пару! Я сейчас подойду. Потом расскажешь.
Какое-то время Мила смотрела на неё, потом молча развернулась и пошла к лестнице. Кира поплелась в туалет, уже жалея о том, что повысила голос на подругу.
подумаю об этом потом
Всё правильно. Потом. Потому что сейчас нужно было решать другие проблемы. Во-первых, купить свадебные платье для
мерtвеца
Анфисы. Во-вторых, съездить на съёмную квартиру, собрать вещи и найти дневник, если он ещё там. Нужно было понять, какие записи были вырваны.
Никто не знал о том, что Кира вела личный дневник. Тогда как? И зачем? Кто решил наказать их спустя пять лет.
Пять лет терзаний.
Пять лет бесполезных попыток успокоить свою совесть.
Кира зашла в туалет, подошла к окну и оставила сумку на подоконнике. Оглядела залитую дождём стоянку. Ворона не было. Кира вернулась к раковине, включила холодную воду, посмотрела в зеркало на своё отражение. Бледная кожа, тёмные круги под глазами, потерянный взгляд, небрежные пряди волос, выпавшие из причёски. И взгляд. Испуганный, потерянный. Взгляд человека, который только сейчас осознал, что заблудился в каком-то жутком лабиринте. Не-е-ет. Не в каким-то. В том самом, куда Минос посылал девушек на съедению Минотавру.
Кира наклонилась над раковиной и плеснула в лицо холодной водой. Постояла немного с закрытыми глазами, прислушиваясь к тишине, потом набрала в ладонь воды и протёрла лицо; хотела выпрямиться, но вдруг поняла, что боится.
Над раковиной висело зеркало, и Кира почти не сомневалась в том, что увидит на его мутной поверхности надпись.
не прощена
И она будет красного цвета.
Кира понимала, что если это случится, то она просто сойдёт с ума. А ещё она понимала, что никакой надписи не будет. Тогда почему…
Позади неё раздался негромкий хриплый смешок. Девушка резко оглянулась. Никого. Она повернулась к зеркалу. Никакой надписи на нём не было.
я схожу с ума
А вдруг то же самое происходило с Анфисой?
Кира выключила воду, взяла с подоконника сумку и вышла из туалета.
Зайдя в аудиторию, Кира поняла, о чём её пыталась предупредить Мила. У окна стоял Вадим. Он бросил на вошедшую девушку равнодушный взгляд, потом небрежно кивнул, разрешая пройти и сесть на место.
— Вместо… — произнесла Мила одними губами. Кира машинально кивнула. Вместо погибшего преподавателя. Вадим был старше их почти на три года, значит, он закончил университет два года назад. И тот факт, что они ни разу не встретились, мог означать только одно: и учился, и преподавал он в другом учебном заведении.
В аудитории было всего шесть столов, по два в каждом ряду. Кира села за последний, максимально отдалённый от стола преподавателя. Вадим на это никак не отреагировал, продолжая объяснять разницу между Present Perfect и Past Simple. Кира достала из сумки учебник и рабочую тетрадь, пытаясь вспомнить, что им было задано на дом. Мила повернулась к ней.
— Узнала его? — прошептала она.
Не только узнала, — подумала Кира, — ещё я с ним…
— Кира?
— Узнала.
— И что теперь?
— Я откуда знаю.
— Он узнал тебя?
— Мила, откуда я знаю.
— Проблемы? — спросил Вадим. Кира посмотрела на него, пытаясь найти в этом холодном незнакомце хоть что-то от того Вадима, каким он был вчера. Хотя бы намёк. Но лицо преподавателя оставалось непроницаемым.
Захотелось расплакаться.
— А им есть что обсудить, — вмешалась Оля, смазливая блондинка, с которой у Киры был вялотекущий, затяжной конфликт.
— Ты о чём? — спросила Мила.
— Я об этом, — Оля показала ей вырванный из тетради лист, который Кира тут же узнала. Она напряглась, приготовившись к худшему. Мила замолчала, понятия не имея, как на это реагировать. Оля высокомерно усмехнулась, явно наслаждаясь реакцией обеих девушек.
— И что же это? — спросил Вадим.
— Это? — переспросила Оля, — это…
— Не надо, — тихо сказала Кира. Вадим бросил на неё быстрый взгляд, потом снова посмотрел на Олю. Лицо стало жёстким и сосредоточенным. Остальные наблюдали за происходящим, предпочитая не вмешиваться.
— Что «не надо»? — резко бросила Оля, — это, Вадим Александрович, записи из дневника её лучшей подруги.
Кира молча смотрела на неё, не понимая, почему все решили, что это дневник Анфисы. Так было проще? Мёрtвый уже не сможет оправдаться.
— А что они делают у тебя? — спросил Вадим.
— Важно другое, — ответила Оля, — важно то, что теперь все узнают, какая она… она и её лучшие подружки тв…
— Подумай, прежде чем продолжить, — перебил её Вадим, — не забывай, где находишься.
— Вы просто не знаете, что они сделали, — закричала Оля, — но Вадим снова резко осадил её.
— Смени тон.
Он злился. Этого не было заметно со стороны, но Кира знала. Чувствовала. Ощущение было странным. Она скользнула глазами по его правой руке. Костяшки пальцев были сбиты. Он не знал, кого защищал, — подумала Кира. Следом за этим пришла другая мысль: зачем Вадим избил этого… Как его там?
Можно было ударить. Можно было жёстко приказать. Но Вадим выбрал другой вариант. Что там сказала Алина на этот счёт? Такое чувство, что его наказали.
— Сейчас все узнают, какие вы на самом деле, — со злостью продолжила Оля, но теперь она обращалась к Кире, — не ожидала такого поворота событий, да? Лучшая студентка курса.
— Я не лучшая студентка, — ответила Кира просто чтобы не молчать. В другой ситуации она бы ответила по-другому, но за последние два дня случилось слишком много всего, и Кира хотела только одного: чтобы эта ненормальная замолчала.
— Конечно, не лучшая. Ты и твои подружки. А что случилось с Анфисой? Совесть замучила? Она и вас сдала. Теперь все узнают.
Кира боялась поднять глаза на Вадима, чувствуя на себе его пристальный взгляд.
— Совесть замучила? — повторила Мила, но Оля её проигнорировала. Она смотрела на Вадима.
— Здесь написано, что наша Анфиса…
— Закрой рот! — перебила её Кира. Дневник был написан от первого лица, и девушка прекрасно понимала: то, о чём собиралась рассказать Оля, сделала не Анфиса.
— …практически подверглась насилию со стороны своего отчима, — продолжала Оля, но теперь она смотрела на Киру, не на Вадима, — а что ты так переживаешь? Об этом уже все знают. Ну… многие, — она перевела взгляд на Вадима.
— Практически подверглась насилию? — повторил Вадим, — и ты об этом говоришь с такой… радостью? Серьёзно? Это… весело?
— Ну, что-то там у него не получилось, не знаю. И наша Анфиса рассказала обо всём этом парню, чтобы он пожалел её такую несчастную и забыл о собственной девушке. Знаете, Вадим Александрович, такой психологический приём, который подействовал. И всё это только для того, чтобы… Им просто было скучно. Вряд ли теперь кто-то будет воспринимать Анфису, как жертву. И вот эти… — Оля кивнула на Киру, — знали обо всём. И не просто знали, а участвовали во всём этом. Не знаю, что случились с девушкой того парня, но скоро узнаю. И все узнают.
— Как? — спросил Вадим.
— Эта ненормальная перед смертью вырвала из дневника листы и попросила кого-то подкинуть их в общагу.
— Зачем?
— Не знаю. Совесть замучила. Свихнулась. Не знаю.
— Почему ты решила, что это Анфиса? — спросила Мила.
— А кто? Её смерть и вырванные из личного дневника листы — это совпадение, да? Выгораживаешь подружку? Или себя?
Кира знала, что на это ответит Мила. Не дожидаясь продолжения, она запихала вещи в сумку и пошла к двери. Мила могла бы промолчать, но Кира знала, что она не станет этого делать. Почему? Потому что всё случилось слишком неожиданно. Мила действовала по ситуации, у неё не было времени подумать.
Мне надо купить свадебное платье, — думала Кира. Шок не позволял расплакаться.
мне надо купить свадебное платье, в котором Анфису завтра положат в гроb
— У Анфисы не было отчима, — сказала Мила, — это не она писала, Оля. Вы все ошибаетесь.
А могла бы просто промолчать, — подумала Кира.
(продолжение👇)
**********************************************
Ссылка на подборку «Страх: тень прошлого»