Найти тему
Житие не святых

…там и пригодился. Часть 3.

- Ну что, Параня, со свиданьицем?! – тощий, сутулый, вроде не старый, но какой-то сморщенный и явно побитый жизнью мужичонка, в засаленном ватнике и шапке-ушанке, преградил дорогу школьной учительнице, спешащей по тропинке, срезая путь, мимо дровяника и туалета к зданию школы.

- Это Вы мне? – остановившись, с вызовом спросила женщина.

- А то не признала? – гаденько улыбнулся тот, обнажив редкие гнилые зубы и смачно сплюнув в сторону.

- Аааа, Зыков?! – закивала женщина, ничуть не теряя достоинства, - Вот по твоему «верблюжьему» плевку и узнала. Освободился, значит?!

- Ага, - снова осклабился мужичонка, - А помнишь, Параня…

- Прасковья Алексеевна! – строго поправила она его, - И будь добр, обращаться на «Вы»!

- А помнишь…, Параня, - презрительно повторил хам, усмехнувшись, - Как ты мне об хребет указку сломала? – он уставился на женщину полными ненависти глазами.

- Так я и повторить могу! – чуть отступив, она быстро подобрала выпавшее из дровяника полено.

- А кто это у нас тут такой смелый? – Семенчук шагнул на вытоптанную в снегу тропку из-за школьного сортира, следом за ним высыпала пацанва, обгоняя лейтенанта прямо по сугробам и в мгновение ока обступившая учительницу.

Толик всегда срезал путь до отделения милиции через школьный двор. Удобно, открыл калитку школьного забора на улице Школьной, ррраааз, и ты уже на Ленина. Сегодня он попал в перемену и сразу же «срисовал» стайку пацанов, курящих за длинным зданием туалета, передавая папироску по кругу. Не сдержался, свистнул, решительно направившись к притихшей компании. Папироску пацаны притопили в снег, но не побежали, а смысл?! Вычислить каждого из них лейтенанту не составило бы труда. Ожидая лекции на тему, они переминались с ноги на ногу. Совершенно неожиданно Анатолий Романыч протянул руку одному, второму, третьему, жал ладошки крепко, молча глядя в глаза каждому. Сашке Григорьеву, заводиле и зачинщику, он протянул руку в последнюю очередь. Пацан даже ойкнуть не успел, когда, совершив кувырок в воздухе, оказался кулём в сугробе.

- Хочешь научу? – невозмутимо спросил Семенчук, подавая Сашке руку и ловко выдёргивая его на тропинку.

- Ага! – в глазах парня плескался восторг, без тени обиды за позор перед друзьями.

- И меня! И меня! – тут же отозвались остальные.

- Замётано! – кивнул лейтенант, - Только, парни, вот это дело, - он кивнул в сторону притопленного в снегу бычка, - И спорт - несовместимы. Так что, для себя порешайте, а с директором школы, о тренировках, я договорюсь.

Собственно, в этот самый момент, они и услышали странный диалог на тропке к школе.

Прасковья Алексеевна приехала в Ивантеевку молоденькой девчонкой. Вопреки пересудам «не выдержит-сбежит», она не просто прижилась, а, несмотря на молодость и все сложности деревенской жизни, спустя год уже была одной из самых уважаемых личностей во всей округе. Довольно быстро девушка вышла замуж за односельчанина Дмитрия Паршина, служившего машинистом на железной дороге, родила сына и дочку. Так что новые поколения подраставших ребятишек были уверены, что их Паранюшка самая, что ни на есть своя, ивантеевская. Математика, которую учительница преподавала, отчего-то давалась легко даже самым тугодумам. Строгая и требовательная Прасковья Алексеевна одним взглядом умела поставить на место хулиганов, причём, не только школьников. Однако и доброта в ней порой зашкаливала, к удивлению односельчан. Однажды, Ромка Сидорчук, которому женщина частенько грозила «сидоровой козой», уснул на её уроке. Неслыханная дерзость. Прасковья Алексеевна тогда поджала губы, на мгновение задумалась, а потом, приложив палец к губам, призвала класс к тишине. Вместо новой темы, она дала самостоятельную работу. Ромка проснулся со звонком, при гробовой тишине в классе. Страшно смутившись, он вскочил, подбежал к Паранюшке и обнял её, застыв. А она просто гладила мальчишку по голове и молчала. У Ромки недавно умерла мать, отец сутками пропадал на путине, а пятеро младших братьев и сестёр, как и хозяйство с огородом, были на Ромке. В тот же день Прасковья Алексеевна установила дежурство в доме Сидорчуков, призвав на помощь деревенских баб. Спустя годы, когда разъехались дети и умер муж, она осталась совершенна одна, но одинокой себя никогда не чувствовала. Её ученики, без всяких просьб, всегда спешили ей на помощь. Даже те, кому она не раз грозила указкой. Хотя, дальше угроз дело сроду не доходило. За единственным исключением. Валерка Зыков всегда был «паршивой овцой», наглый, двуличный, вороватый. В тот день он обманом затащил в класс Валю Рюхину. Зажав девчонку в углу, он распустил руки. Валя дралась и кусалась, пока были силы. Зыков был сильнее. Прасковья Алексеевна, всегда сдержанная, неожиданно войдя в класс и увидев эту дикую сцену, потеряла над собой контроль и сломала деревянную указку о Валеркину спину. Старший Зыков сделал всё, чтобы сына не привлекли, страшного то не случилось. Страшное случилось через три года, Валерка забил отца до смерти.

Толик знал эту историю практически наизусть. Бабка Ганна, удивительная рассказчица с феноменальной для её годков памятью, была ценнейшим «источником оперативной информации». Разложив истории и судьбы односельчан «по ролям», она рассказывала Толику вечерами самые, на её взгляд, интересные. Так что, кто перед ним, он понял сразу.

- Ваши документы, гражданин, - обойдя Прасковью Алексеевну, лейтенант встал лицом к лицу с мужиком.

Зыков, не выдержав взгляда, потупился, засуетился, сунул руку в карман и вытащил оттуда мятую бумажку.

- Нехорошо, гражданин…, - Семенчук мельком глянул в «письмена», - Зыков, не успели освободиться, а уже к уважаемому учителю с угрозами сунулись.

- А ты докажи! - ощерился тот и плюнул лейтенанту по ноги.

- Блатным себя мнишь? – усмехнулся Семенчук, - Ты туберкулёз свой при себе попридержи, а то, ишь, расплевался, а тут дети.

- Нет у меня туберкулёза! – начал заводиться Зыков.

- Может и нет, - будто нараспев проговорил лейтенант, - А вот наколочки интересные есть, особенно вот эта, мааахонькая, на губе, - Толик, углом сложенной вчетверо справки, указал на синюю «мушку».

Зыков уже вовсю «кипел», будто чайник, беззвучно плевался, открывая и захлопывая рот, схватил протянутую ему бумажку и смяв в кулаке, сунул руку в карман.

- В отделение пройдёмте, гражданин, - ласково позвал Семенчук, - Не для детских ушей и «картинки» Ваши, и статья нехорошая, на учёт Вас будем ставить, - Доброго Вам денёчка, Прасковья Алексеевна, - оглянувшись, улыбнулся он женщине, до сих пор державшей в руке полешко, - Жду вашего решения, парни, - махнул он пацанам, замершим с открытыми ртами.

Решительно шагнув вперёд, лейтенант бесцеремонно подтолкнул притихшего урку, засеменившего через школьный двор.

- Вот это да! – восхищённо воскликнул Сашка, глядя вслед удалявшемуся лейтенанту, - Как хотите, пацаны, а я с ним!

Остальные согласно закивали. Прасковья Алексеевна, откинув к дровянику полено, резко развернулась к ребятам и выдала:

- Ещё раз в курилке увижу, уши надеру!

- Не-не, Прасковья Алексеевна, - ответил за всех Сашка, - Зуб даю!

И мальчишки, заслышав звонок на урок, припустили в школу.

- Зыыыков! – майор Размахнин, завидев вошедшего, раскинул в стороны руки, словно намереваясь обнять, - Вернулся?! А я голову ломаю, кого на дальнюю просеку пристроить, директор леспромхоза уж больно просил посодействовать. Семенчук, оформляй его, трудоустраивай. Опыта поднабрался, Валерик? Вот и поработай на благо Родины. Нечего тебе в селе делать, родной, пусть хоть мамаша твоя век спокойно доживёт. Во, время летит, - покачал он головой напоследок и скрылся в своём кабинете.

Продолжение следует.