Аглая. Повесть. Часть 4.
Все части повести здесь
Софья, с красным, пылающим от злости лицом стоит перед Сазоном Евдокимовичем, отцом своим, уперев руки в худые бока, и требует:
-Ну нет уж, тятька! Ты от меня не скрывай! Я ведь всё равно разведаю! Ты зачем Мишку тогда к себе звал, а? Это ты помог Глашку опозорить?
Для пущей убедительности она пристукивает ножкой по полу и гневно сверкает на отца глазами.
-Ну что ты, дочушка! – пытается переубедить её отец – вот те крест – делов не знаю! Каюсь, грешен – хотел я Мишку на дурное дело сговорить. Ну так ты же сама хотела этого, а я для тебя, своей кровиночки, ничего не пожалею.
-Да в уме ли ты, тятька?! – восклицает Софья – мало ли чего я сдуру наболтаю?! Ты же в церкву ходишь, Богу молишься, а такие дела творишь!
-Доча, да ничё я не творил! – председатель смотрит покаянно на Софью – опередил нас кто-то, не Мишкиных то рук дело!
-Ну, смотри, батька, если я чё разведаю – она грозит кулаком отцу, так и продолжая сверкать глазами. Лицо её от этого даже хорошеет непривычно и девичий румянец заливает нежную кожу щёк.
-Ты грозиться отцу, что ли, будешь? – гневается Сазон – а ну, иди отсель, пока я ремень не снял, да по заднице тебе не врезал! Ишь, праведница нашлась! Сама тут ревела в голос: «Тятенька, помоги!», а сама теперя ещё батьке и пеняешь. Вон, халда малолетняя!
Он простирает свою могучую руку к двери, и Софья понимает, что ничего она больше не добьётся. В последний раз топнув со злости ногой, выходит во двор, со всего маха хлопнув входной дверью.
Просторный двор аккуратно очищен от снега, ровные горки которого лежат по краям широкой тропинки. Мишка, словно заведённый, продолжает расчищать дорожку, кидая снег туда-сюда. На нём дублёнка мехом наружу, справные валенки и пушистая «ушанка». Увидев приближающуюся Софью, останавливается и с интересом смотрит на неё.
-Софьюшка? Никак до меня идёшь?
Девушка, вызывающе вздёрнув головку в цветастом тёплом платке, говорит:
-Ну-ка, Мишка, рассказывай мне как на духу – звал тебя батька к себе несколько недель назад?!
-Ну, звал…
Мишка опускает голову.
-О чём говорили? И не ври мне, слышь!
-Ну… Про Аглаю Калашникову…
-Её нонешний позор – твоя работа?
Парень испуганно таращит на неё чёрные, почти цыганские глаза из-под длинных, как у коровы, ресниц.
-Нет, Софка, ты что! Как есть – не моя! Ничё я с Глашкой не делал, Богом клянусь!
-У, заговорщики! – зло говорит Софья, грозит парню кулаком – смотри, Мишка, коли брешешь, и я узнаю – голову сниму!
Мишка показательно крестится:
-Нет на мне греха, Софья Сазоновна.
Продолжая злиться, Софья уходит домой и садится за прялку, чтобы хоть немного успокоится. Рядом с ней присаживается Марья Степановна, осторожно спрашивает у дочери:
-Что же теперь будет, Сонюшка?!
Девушка долго молчит, потом поворачивается к родительнице:
-Не знаю я, мамка. Ой, не знаю.
-Может зря ты, доча, на мужиков-то? Сама же плакала и отца просила сделать что-нибудь…
Софья задумывается:
-Не нужно мне счастье такой ценой, мамка. Иван ведь по Глашке сохнет. Всю жизнь за нелюбимой? Возненавидит он меня.
-Мудрые-то люди, Сонюшка, недаром говорили, что стерпится-слюбится… Можа, и к лучшему это… Отойдёт Иван, поймёт, как любишь ты его, да оценит это, доча…
-А если нет, мамка? Можа, меня другой кто любит по-настоящему, а я за Иваном не вижу никого…
****
Когда Иван получил письмо от отца, написанное под диктовку младшей сестрой, он сначала не поверил. Не может такого быть, чтобы его Аглая опозорила свою честь, и его солдатскую заодно. Слишком жестоко и неправильно это было с её стороны, он знал её – она любит его, сильно и безумно, и никогда бы не поступила так.
Первым желанием было – всё бросить и отправиться домой, хоть убёгом, плевать ему, что поймают и под трибунал отправят, ему сейчас же, сию минуту нужно вырваться отсюда и бежать, бежать домой, и если правда то, что пишет батька – посмотреть в чистые, светлые глаза любимой и спросить всего лишь одно: «За что?»
Вечером он сидел около высокого забора, который окружал военную часть, и задумчиво смотрел в побеленную известью стену, потом застонал, сбросил с головы шапку, провёл рукой по ёжику волос и уткнулся лицом в холодный снег, надеясь, что хоть он уймёт ту жгучую, не проходящую, как от ожога, боль, что сжигала его сердце.
На плечо ему легла твёрдая ладонь. Иван встал – политрук. Вытянулся во весь рост, отдал честь.
-Вольно! Что случилось, Иван?
-Товарищ старший лейтенант, мне… домой надо…
-И потому ты сидишь перед забором, с мыслями о том, как бы сбежать отсюда? – усмехнулся политрук.
Иван низко опустил голову.
-Запомни, Иван – как-то неожиданно тепло и по-дружески обнял его за плечи – ни одна проблема не стоит того, чтобы ты продал свою солдатскую честь.
-У меня там… девушка…
Старший лейтенант словно в душу ему смотрел, всё понял, хотя Иван и не говорил ему ничего.
-Иван, если ты сейчас своей слабости поддашься, подумай, скольких людей ты сделаешь несчастными – своих близких, родных, я вот знаю, что сестёр у тебя много и семья у тебя хорошая, большая. Правда ведь это?
Иван кивнул.
-Так стоят твои родители того, чтобы ты так с ними поступил, Иван? Подумай о них в первую очередь и поверь – если девушка достойная, нечего тебе опасаться.
Иван кивнул головой, мысленно благодаря этого человека за то, что он оказался здесь в этот момент и не дал ему совершить необдуманный поступок.
-Мужчина, Иван, солдат, должен быть сильным и встречать всё лицом к лицу, запомни это – он похлопал парня по плечу и ушёл, оставив его в раздумьях наедине с самим собой.
После этого разговора Иван написал письмо своему другу в Калиновку, честно объяснив, что получил письмо от отца с плохими вестями об Аглае. Попросил прямо прописать ему – правда ли то, о чём судачат теперь люди в деревне.
Еле-еле, снедаемый нетерпением, дождался от него ответа, в котором друг писал, что никто толком и не знает, с кем Глашка загуляла, мол, слух об этом как-то сам собой появился, но она того не опровергает, а значит, так оно и есть. Больше того, после всего этого отец её, Игнат, решил выдать дочь замуж за Кузьку-горбуна.
Прочитав горькие эти строки, Иван расплакался и рассмеялся одновременно – так вот почему не писала она. Ну и поделом ей! Игнат, видать, в наказание ей такое решение принял – так пусть теперь живёт при горбатом муже!
Обида застилала глаза и сердце Ивана и мешала ему задаться вопросом, как же Аглая, такая чистая, нежная, любящая его девушка так могла с ним поступить всего лишь через месяц после его ухода в армию. Не желал раздумывать Иван об этом, а потому с корнем, с мясом, с кровью день за днём рвал из сердца свою любовь к ней, чтобы ни корешка, ни семечки не осталось…
****
Горбун Кузьма, за которого собирались отдать Аглаю, жил со старушкой матерью в старом, покосившемся домишке на самом краю Калиновки. Родила его мать от какого-то заезжего солдатика, замуж её никто не брал, так как была она лицом и характером неприятна, склочна, сварлива и сплетни любила таскать по деревне.
Родился Кузьма нормальным, но будучи ребёнком, попал на сенокосе под хлыст пьяного соседа, удар его пришёлся прямо на левую часть спины мальчонки. От того удара долго пролежал он в постели, мать его, Фёкла, даже на болота ходила к бабке Писте, которой было неизвестно сколько лет – жила она уже очень долго и была стара.
Бабка Пистя дала ей какие-то мази, да научила делать отвары, на ноги мальчонку подняли, но лопатка его стала расти, и к подростковому возрасту превратилась в горб, который чуть не до земли согнул Кузьму.
Злобный был Кузьма из-за неудавшейся своей жизни, наверняка знал, что с такими данными он, конечно, один останется, не создать ему семьи – какая за него пойдёт. Помаленьку выпивал с другом своим, который был у него единственным, за хозяйством кое-как ходил, в колхоз не вступал – жили они с матерью особняком. Валял он валенки, да ездил в город их продавать, так у них мало-мало деньги водились. Держали они также двух коров, свиней и кур, что позволяло немного обеспечивать себя мясом на зиму. Все излишки продавались в райцентре или в городе.
Со временем Кузьма стал похож на свою злобную, сварливую мать, и из-за бороды и усов, а также вечно хмурого, морщинистого лица, напоминал он старика, хотя было ему всего-то лишь двадцать пять лет.
Когда метавшийся в поисках жениха для Аглаи Игнат пришёл как-то раз к своему другу Гришке, да пожаловался на то, что не может подыскать подходящую кандидатуру – никто не хочет спорченную девку брать, Гришка и подкинул ему идею – сходи, мол, к Кузьме, тому разницы нет, на ком жениться, нормальная девка за него не пойдёт, а тут он с радостью согласится.
Подумал-подумал Игнат, да что делать, чувствовал он вину перед дочерью, да слаб оказался, чтобы повиниться перед ней, и лучшим решением считал выдать её замуж, чтобы реже видеть, да не мучиться от того поганого чувства вины, и пошёл к Кузьме.
Вечером, прихватив с собой бутылку самогона, который недавно в бане курил, одел он рубаху вышитую и направился в неприветливый дом горбуна и его матери.
Кузьма встретил его с удивлением, пригласил к столу, на который его мать быстро собрала незатейливую закуску – картошку в мундирах, квашеную капусту, варенье брусничное, да небольшое блюдо солёного сала нарезала. Сама ушла к себе в комнату, мучаясь вопросом, по какому такому поводу наведался к ним человек, который до этого на улице даже не здоровался.
А поскольку сплетницей она была знатной, и первая все новости в деревне узнавала, закралась в её душу догадка, да не смела она даже самой себе её озвучить.
-Кузьма – начал Игнат – парень ты молодой, хоть и мрачноватый, чё ж ты один горе мыкаешь – ни семьи не заведёшь, ни детей?
-Ты смеяться надо мной, что ли, пришёл? – осерчал Кузьма – погляди на меня, какая девка за такого замуж пойдёт?
-Да вижу я всё, Кузьма, и не смеяться я пришёл, а есть у меня к тебе предложение дельное. Аглаю, дочку свою, хочу замуж выдать. Знаешь, поди, уже, что согрешила девка с пришлым работником, бригада новую школу строила, а сейчас уехала, ну и бросил её парень – выдумывал на ходу Игнат – позор скрыть надо, а замуж не берёт никто её. Я подумал, может ты согласен будешь? Хозяйка тебе в дому не помешает, девка у меня работяшшая, да на лицо, будто картинка. Только нормальные-то парни теперь её стороной обходят. Ты не подумай ничего дурного, но просто разве ты с недугом своим где такую найдёшь?
Зашлось сердце у горбуна – давно он Глашку приметил, да та, конечно, никакого внимания на него не обращала. Разве нужен был ей какой-то горбун, когда рядом с ней такой красавчик Иван постоянно был. Но теперь – всё! Он, Кузьма, берёт в жёны одну из самых красивых девок в их деревне, теперь все насмешники заткнутся, а то, что спорченная девка – забудут скоро, у них в деревне так – сначала посудачат, потом это надоедает, и все забывают.
Как представил он красавицу Аглаю своей женой, так сразу и выпалил Игнату:
-А давай!
Вздохнул Игнат с облегчением:
-Ну, по рукам тогда, зятёк!
Напились они так, что долго ещё за столом сидели, обнимаясь, да целуясь троекратно, покуда Кузьма от самогона под лавку не свалился, да не захрапел.
Встал тогда Игнат, да домой побрёл, глядя на то, как вызвездило небо перед приближающимися холодами.
Шёл он поздно вечером, чуть пошатываясь и думая, стоит ли в баню за самогонкой заходить или хватит на сегодня. «Аннушка ругаться будет» - решил про себя, тряхнул головой, чтобы немного оклематься, да и пошёл дальше.
В тоже самое время Стешка, старшая дочь Демьяна, возвращалась от подруги, у которой допоздна засиделась. Сразу она сообразила, откуда это Игнат направляется, знала, что теперь он будет пытаться Аглаю замуж отдать. Захолодело у неё в сердце – никак, горбуну Кузьме дочку предлагал.
Не выдержав, подошла к нему, схватила за грудки, да как начала трясти изо всей силы – голова Игната только на шее туда-сюда болталась.
-Ну, гад ползучий, спортил девке жизнь, а теперь замуж за уродца хочешь её спровадить? Знаю я всё про тебя, ирод проклятый! Такое с собственной дочерью сотворить – как только ноги тебя по земле таскают! Таиска твоя на том свете все слёзы за тебя выплакала и молится, чтобы ты в ад попал, дьявол! Всё про тебя знаю!
Игнат пьяно зарыдал и опустился коленками в снег, только бы на Стешку не смотреть, глаз её колючих не видеть.
А та вдруг наклонилась, плюнула ему в лицо, развернулась, да пошла своей дорогой. Всю дорогу до дома она стонала потихоньку и молилась о том, чтобы Игната черти в ад забрали. А когда пришла домой, уткнулась в сильное плечо Степана, да глухо зарыдала. Тот только по волосам её гладил грубой рукой, да всё повторял:
-Стешенька, да ты чего, что случилось-то? Мне хоть скажи…
И когда поведала ему Стеша, что Игнат удумал, вздохнул только:
-Вот паскуда!
Сразу после рождественского поста, в январе месяце, сыграли свадьбу Аглаи и Кузьмы. Невесёлая была та свадьба…
Продолжение здесь
Решила сегодня выложить ещё одну часть, если получится, до Нового Года "Аглая" будет закончена.
Как думаете - суждено ли ей ещё быть счастливой с Иваном или разные у них дороги?
Спасибо за Ваши комментарии и за то, что читаете мои рассказы. Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.