Из писем Дмитрия Прокофьевича Трощинского к графу Александру Романовичу Воронцову
Петергоф, 23 июня 1785 г.
Прежде возвращения известных путешественников (здесь заграничное путешествие великого князя Павла Петровича и великой княгини Марии Федоровны), не мог я вашему сиятельству ничего донести достойного вашего внимания; а хотя и теперь также ничего еще такого не имею, однако же, чтобы не подать и тени сомнения, что я не с точности следую приказаниям вашего сиятельства, а напротив в доказательство, с каким уважением исполняю волю вашу, осмеливаюсь обременить вас, милостивый государь, моими донесениями, прося заранее извинить, если вы найдете их неважными и ничего незначащими.
Её Величество (Екатерина Алексеевна) изволила прибыть в город в четверг 19 июня. Из судов, употребленных в сем путешествии (по Крыму), одно, которое было под Государыней, отдано новгородскому дворянству для соблюдения в память сего происшествия; прочие пожалованы в пользу здешнего "приказа общественного призрения", который их продает. Из города Её Величество переехала в Петергоф 20-го сего месяца и, как слышно, пробудет здесь только до 2-го июля.
Последняя цареградская почта ничего в себе не содержит важного, кроме обыкновенной там сумятицы, и что низверженному визирю (Халиль Хамид-паша) голову отрубили.
От г. Якоби (Иван Варфоломеевич) присланы два курьера, один за другим. Китайцы, не довольствуясь наказанием, сделанным у нас известным преступникам (?), требуют непременно учинения им смертной казни.
Ответный, из их трибунала присланный на имя нашего Сената, лист наполнен весьма дерзкими и оскорбительными выражениями; в нем прописан именной указ их святейшего и премудрейшего императора (Цаньлун), который между прочим изъясняется, что хотя бы и надлежало россиян научить войском и принудить поневоле оказать им удовольствие, но что мы не стоим сего труда, тем более, что и тогда не вразумимся их наставлением.
Грубая их величавость выходит уже из меры. Они притом угрожают, что пресекут всякое с нами сношение по торговле и по пограничным делам, и на сей конец остановили уже они на дороге свои караваны, идущие в Маймачин с товарами, и купцы их весьма поспешают рассчитываться с нашими и выезжают.
Г. Якоби заключает свои донесения тем, что на продолжение торгу далее и надежды нет и что китайцы, по видимому, не остановятся только на закрытии торга, которое, по удостоверению, должно последовать, конечно, по истечении апреля месяца, но, в жару своего неудовольствия и дерзости, попустятся, может быть, и на дальнейшие крайности.
Основывает г. Якоби cие мнение на том, что из Пекина прибыли уже в Ургу два амбаня, из коих одному поручено от китайского двора осмотреть состояние края, лежащего по правую сторону Амура, а на другого возложено обозрение границы, простирающейся к Нор-Зайсан. На все сие донесение не послано еще никаких повелений.
Вчера, после обедни, представлен был Её Величеству присланный от короля шведского с приветствием, по случаю бытности его на финляндской границе, полковник Монгомери. Во взаимство сей посылки отправляется в Стокгольм полковник и флигель-адъютант Левашов (Василий Иванович).
С.-Петербург, марта 9-го 1786 г.
О смоленском Давыдове, который потурчился в Цареграде, прилагаю вашему сиятельству известие из Смоленска полученное; а между тем г. Булгаков (Яков Иванович) пишет, что "сей ренегат принес раскаяние в своем безумии и, выкраден будучи оттуда, по неимению другого случая, отправлен через Смирну в Венецию, дабы безопасно оттуда возвратиться в своё Отечество".
По записке вашего сиятельства давно уже заготовлены указы относительно черноморской торговли и учреждения таможен в том крае. Но князь Григорий Александрович (Потемкин) держит у себя сии проекты, и, по-видимому, многие тут статьи неприятными для него кажутся.
Приложение
Копия с письма к генерал-губернатору Смоленскому и Псковскому князю Репнину (Николай Васильевич) от господина действительного статского советника, правящего в Смоленском наместничестве должность губернатора и кавалера Храповицкого (Платон Юрьевич).
От 28-го января 1786 года
Почтеннейшее письмо вашего сиятельства от 16-го сего января о доставлении сведения странствующем и наконец потурчившемся молодом человеке Давыдове называющим себя смоленским шляхтичем, я имел честь получить.
По справке оказалось, что Георгий Давыдов, сын смоленского купца Михайлы Давыдова, бежал в 1784 годе в июне месяце, обокрав отца более 2500 рублей. Приметами оный: роста среднего, лицом бел, весьма мало рябоват, круглоликоват, имеет у себя на брюхе от обожжения немалое пятно, говорить умеет по-немецки, несколько по-французски, а частью по-итальянски и по-гречески, обучался напред сего в Данциге и после был в Риге при немецкой конторе Фатова, а оттоль в Смоленск возвратясь, жил с отцом в доме, употребляем будучи им в разные по его промыслу посылки.
Отец его жив и ныне; находясь в Смоленске во 2-й гильдии купцом, по мере своего имущества производит торговлю. В продолжение же бытности его Георгия в доме, отец, как сказывал мне, примечал его неудовольствия в рассуждениях не только употребления в должности, даже и по отвычке к русской грубой и постной пище, почему и намеревался по знакомству отвести его в Царьград к находящемуся при Порте полномочному министру, его превосходительству Якову Ивановичу Булгакову.
А при том, и сам он, Михаила Давыдов, отец Георгия, также самовольно отлучась от отца своего в 1743-м и странствуя по 1750-й год, был в Риме и Иерусалиме, в Царьграде, Египте, Венеции, Вене, Лондоне, Копенгагене и в прочих европейских и азиатских городах и имеет от тамошних правительств и наших бывших тогда там министров паспорта, а с 1763-го по 1773-й год находился в Польше, в великом княжестве Литовском консулом.