История о том, как китайский мальчик попал в Тугачинский Краслаг, когда ему не было и года. А на девятом десятке лет вновь оказался в Тугаче, но теперь уже в специальном доме – интернате «Саянский». Лю-Пен-Сей поделился своими воспоминаниями.
«Кто думал, что я снова буду здесь»
Воспоминания записала: Елена Засимова
«Вот он, тополь мой, который первый стоит, какой красавец вырос… Ребенком я был, когда его садили. Мама сказала: запомни этот тополь, в честь тебя его садили русские женщины. Будет тебе восемьдесят лет, посмотришь на это дерево. Вот я и запомнил», - говорит Лю-Пен-Сей, или Коля Иванов, как его маленького называли здесь, в тугачинских лагерных бараках много лет назад.
Во время войны в лагере отбывали срок не только осужденные практически из всех республик Советского Союза, но и иностранцы. В числе их оказались и родители маленького Лю-Пен-Сея. Родился он в Китае. Мальчику не исполнилось и года, когда родители приняли решение покинуть страну. В то время там был голод, шла японско-китайская война. Родителей задержали на границе, арестовали как перебежчиков и отправили отбывать наказание в Тугач. Вот так в годовалом возрасте маленький Лю-Пен-Сей попал в Тугачинский Краслаг. Оказался на зоне. Когда мальчику пошел седьмой год, его увезли из Тугача в город. А несколько лет назад Лю-Пен-Сей снова оказался в Тугаче. Теперь уже в специальном доме-интернате. Оказался и вспомнил, что он уже здесь был. Целую жизнь назад.
Около двух часов длилась наша беседа. Вот что рассказал Лю-Пен-Сей.
Да и сейчас себя взрослым не считаю
- Родителям лет по двадцать тогда было. Ну а я только плакать умел, маленький совсем. Постоянно между бараками терялся, женщины меня ищут, зовут – Коля, Коля, вот так я Колей и стал. Папа по-русски не говорил совсем, мама потихоньку начала осваивать язык. Так их тут все звали Валя и Ваня. А я рос, говорить учился по-русски, китайский уже потом сам выучил, когда взрослый стал. Вот этот домик беленький я помню, за воротами стоял, его здесь не было – кивает на здание интерната Коля.
Седьмой год мне пошел, когда отправили в детприемник в Красноярске. Затем пошли приемники повзрослее, пока не оказался в детском доме в Енисейске. Директор там была Фаина Музафарова. Мы ее мамой называли. Хоть и строгая, но очень по-доброму к детям послевоенным относилась. Почему я ее имя помню, потому как никого она не выделяла, мол, этот хороший, а этот плохой. Всех поднимала.
Ну а потом я шалить начал, никому не подчинялся, возраст такой наступил. По огородам лазал, не столько огурцов, сколько ботвы дергал. Да и сейчас себя взрослым не считаю, хотя мне уже восемьдесят второй год. В огород, конечно, не полезу... Адаптировался же, повзрослел.
Надо слушать свое сердце
Я же просто жил, а не готовился какое-то интервью давать. Меня жизнь готовила, наверное, учила.
Повзрослел я, началась самостоятельная жизнь, выучился на водителя, стал на почте работать. Возил ценные вещи, письма. Это сейчас техники много, и французские и немецкие машины. А у нас тогда была одна машина ЗИС -5. Как ее называли — бортовая.
Жизнь — она, конечно, штука очень интересная. Но мало ее просто смотреть, как кино. Нужно двигаться. Пржевальский, например, путешественник великий. Он не сидел на месте. И я не сижу на месте. Правда, он человек великий, а я, что я напутешествовал-то? Тополь вот запомнил этот... В Китай я не путешествовал, а просто развивал мысль, интерес. Интерес был такой, узнать — как китайцы живут? Вот, я, китаец вроде, всю жизнь суп ложкой ел, а они палочками. Суп этот они через край миски выпивают, а гущу потом палочками доедают. В Китае я побывал три раза. Оставаться там я и не думал, хотя нашел родственников, и встретили они меня хорошо. Просто живут там люди небогато, рабочей силы и своей хватает, зачем им меня кормить. В общем, и я к ним три раза приезжал, и они ко мне. В гости.
И семья у меня была, в Красноярске. Жена — из Белоруссии. А вот сын у меня, получается, русский. Вырос, окончил летное училище, теперь он генерал-майор. Я молодым был, и не встретил людей грамотных, которые бы уму меня научили. Рос сам по себе, чтобы не быть голодным — придумывал. Придумывал, где еду взять, как ее готовить. Готовить очень люблю. Вы когда-нибудь пробовали лист сельдерея пожарить? Нужно следить, чтобы не сгорело ничего, очень вкусно получается. А пирожки на пару?
Сын мне говорил, в кулинарии я, папка, ничего не соображаю, мне военная форма нравится. И я ему — надо слушать свое сердце. Куда тебя больше клонит, то и учи. И ведь он добился всего сам, никто его не уговаривал, над книжкой сидеть не заставлял. Потому и горжусь им.
Человеку иногда достаточно слова
Мать моя говорила: жизнь всё-таки в тебя что-то заложила, ум у тебя не в плохую, а в хорошую сторону. А я думал: как у меня может идти жизнь в какую-то одну сторону? Что-то мать напутала. Жизнь, она ведь сложная такая, завитками идет, вот как женщины накручивают бигуди — такие завитки в жизни. Я не философ, но, порой думаю... Думаю, например, что жизнь нужно любить. А если ее любить, то и она будет в ответ делать всё для тебя. Еще думаю, что жизнь не для того, чтобы огрызнуться, если на тебя накричали. А для того, чтобы больше добра людям делать. И учиться все время. Учиться, учиться и еще раз учиться. А еще думаю, что если ты решил человеку помочь, то не нужно думать, мол, будет мне получше, тогда я и помогу получше. Помоги, как сможешь. Но сейчас. И не обязательно материально. Человеку иногда достаточно слова.
А меня кто на путь наставлял? Война. Я дома-то не знал, то в свинарнике спать лягу, то в курятнике. Куриц выгоню, а сам ложусь. Или однажды иду по деревне, смотрю — стайка стоит. И труба дымит, тепло значит. А мне спать негде. Захожу, а это баня, в предбаннике теленок. Теленка я выгнал, и всю ночь проверял его на улице, не замерз ли. А под утро загнал его обратно в предбанник. Там тепло, а теленок – живое существо. Я с тех пор животных и полюбил... А баня-то тети Дуси была, знал я хозяйку. Встречаю однажды, а она с теленком, а он за мной. Куда я, туда и он. Привык, значит, в ночевки такие. А тетя Дуся и говорит: «Вот, значит, кто в бане ночевал!»
…Ну а потом я по распределению попал в «Родник» (прим. городской центр социальной помощи населению), а оттуда сюда. Вот кто думал, что я буду здесь второй раз? А что судьба меня сюда забросила, я так и не понял.
Когда я с китайцами, родственниками, встречался, они говорили, что я вырос в Тугаче. Вот почему я этот тополь запомнил? Потому что родова моя возле него пошла. Порой, гляжу на него в окошко, и думаю: что он всё время раскланивается? Мне, что ли? Внушил я себе, что он мне как-то по-своему отвечает. Дерево — оно предмет неодушевленный. Но и вечно растущий к небу. Не простое оно, дерево.
О своих родителях Лю-Пен-Сей так ничего больше и не рассказал, что с ними произошло, какова их дальнейшая судьба? Неизвестно.