Наиболее серьезными уголовными преступлениями в России XVII века являлись татьба, разбой и убийство. Если первые два из них связывались с профессиональной преступностью, то убийства весьма часто оказывались неумышленными. Существовала прямая, почти фатальная связь между неумышленным убийством и употреблением хмельных напитков. Резкие перепады между длительными скучными постами и официально разрешенными праздниками создавали массовое настроение лихости и разгула.
Голландец Н. Витсен, побывавший в Москве в 1665 году, записал в своем дневнике: «Здесь сейчас масленая неделя… В пятницу и субботу мы видели много пьяных мужчин и женщин, попов и монахов разных чинов. Многие лежали в санях, выпадали из них, другие — пели и плясали. Теперь здесь очень опасно; нам сказали, что в течение двух недель у 70 человек перерезали горло». Впрочем, изумление европейцев русским пьянством давно стало хрестоматийным. Куда интересней и надежней (в смысле достоверности) обратиться к следственным делам XVII века.
Тобольский воевода С. И. Салтыков летом 1691 года отослал в Сибирский приказ статейный список уголовных дел, рассмотренных за время его пребывания в должности с февраля 1690 года. Ценность данного статейного списка состоит не в какой-то его исключительности, а наоборот — в заурядности и типичности.
Какие же криминальные страсти волновали Тобольский уезд в 1690—1691 годах? Одновременно в тобольскую приказную палату из Терсяцкой слободы были присланы два убийцы. По существовавшей процедуре сначала следовал просто допрос, а затем, вне зависимости от его результатов, — допрос с применением пытки. Обвиняемый крестьянин Семка Исаков показал, что он убил Ларку Исакова, крестьянина той же слободы, в драке «пьянским делом без умыслу».
Другой обвиняемый, гулящий человек Максим, поведал следующую историю: просил он своих долговых денег у крестьянина Ивана Петерева, однако последний крайне болезненно воспринял напоминание о долге и «учал» своего кредитора бить. В драке Максим «боронясь от себя (т. е. в состоянии самообороны) зарезал его, Ивашка, до смерти без умыслу». Следствие выяснило, что иных убийств за обвиняемыми не числилось.
Решающую роль при определении наказания за убийство играло наличие или отсутствие «умысла». Нахождение виновного в пьяном состоянии являлось смягчающим обстоятельством. Убийц из Терсяцкой слободы били кнутом и отдали на поруки с записью.
Из Благовещенской слободы был прислан по обвинению в убийстве крестьянин С. Гусев, который вины за собой не признал, а при допросе показал: после традиционных в крестьянской среде помочей у него дома состоялась пивная пирушка, на которой вместе с хозяином присутствовали 13 человек. Наутро во дворе «объявился» труп крестьянина Семенова. Причины и свидетели смерти остались неизвестны. Суд освободил Гусева, признав, что данная смерть случилась «ненарочным делом».
Аналогичное решение было вынесено и по делу крестьянина Чубаровской слободы Петра Закрятина, обвиняемого в убийстве крестьянина Осипа Кокорина. У себя на дворе Закрятин давал лошадям сено и «пьянским делом пошатнулся» на забор. Из забора выпало бревно. Оно-то и зашибло Кокорина, «неведомо для чего» подошедшего к забору с другой стороны. Суд признал, что смерть приключилась «ненарочным делом».
Другие дела более заурядны. Как правило, это драки на определенной стадии пирушки, вследствие которых один из участников оказывается «зарезан ножем». Виновных в этом случае наказывали кнутом (не считая пытки во время следствия) и отдавали на поруки. Надо заметить, что воеводский суд все-таки отнюдь не формально относился к ведению следствия и старался учесть разные обстоятельства, при которых произошло убийство.
Так, обвиняемый в убийстве крестьянин Петрушка Лукин показал, что был на помочах в деревне Шавинской у крестьянина Шаверина. Оттуда он якобы пошел к себе на поле для «досмотру хлеба» и на обратном пути встретился с крестьянином Ганкой Мамариным и его сыном Федькой. Последние будто бы стали его бить, и Петрушка в целях самообороны их зарезал. Суд не поверил Лукину. Во-первых, выяснилось, что и раньше у Петрушки и Ганки «в пьянстве драка была».
Во-вторых, убитому Федьке было всего 10 лет, что и явилось решающим обстоятельством при вынесении приговора: «И тот вор Петрушка... статье казнен смертью для того — знатно, что он то смертное убивство учинил умыслом, догнав на дороге нарочным делом, потому что он Ганкина сына Федьку зарезал в малых летех, а с пытки в том не винился, отбывая смертной казни».
По материалам: Вершинин Е.В. Лихие люди.