Самолёт развернулся. И, уходя от трассирующей струйки огня, юркнул в замысловатое пике.
— Приготовиться! — голос пилота дрожит от напряжения. И седые бородачи, и безусые парни в новеньких маскхалатах застыли в тревожном ожидании.
Вот он, заветный лесок, цепочка партизанских огней. Самолёт, выйдя из крутого виража, сделал ещё один плавный разворот.
От борта оторвались десятки маленьких точек и растаяли в небе. А через несколько секунд над лесом вспыхнули ослепительно белые купола парашютов.
* * *
— Доннер веттер! — где-то рядом тихо и беззлобно переругивались немцы.
Александр поджал под себя руку, нащупывая автомат. В глазах рябило. Он вспомнил белые купола парашютов своих товарищей, неумолимо надвигающуюся сосну. И снова на короткий миг впал в забытьё.
Немцы, похрустывая ветками, удалились.
Тихо.
Александр с усилием поднялся. Ещё раз, вспомнил, что после неудачного приземления он, превозмогая боль, всё же нашёл в себе силы собрать и спрятать парашют и отползти в сторону.
Итак, немцы, оккупированная территория, угрюмый лес.
Александр, сделав несколько шагов, прислушался. Где же друзья? Ведь их десант тщательно готовился, была связь с партизанами. Почему же неудача? Или, может быть, не повезло только ему одному?
Пройдя ещё с десяток шагов. Александр снова впал в забытье. Так он одолел несколько километров, то собираясь в клубок, то расслабляясь от боли и потрясения.
* * *
Александра привёл в себя стук топора. Люди! Друзья или враги? Он пополз на стук, притаился.
Невысокий белокурый парень в мохнатой шапке отложил топор и присел на пенёк. Анатолий стал за ним наблюдать. Вдруг, схватив топор, парень стал в угрожающую позу — он услышал шум.
Так судьба свела этих двух людей. Сибиряка Александра Девятайкина и белокурого финна Пеппо...
* * *
...Прошло 28 лет. Давно отгремела война. Давно стали дедушками и бабушками солдаты сурового 1942 года. Но до сих пор не стареет дружба сына Байкала (Александр родился и вырос в Слюдянке) с сыном страны тысячи озёр. Об этом и идёт сейчас наш разговор.
— Александр Васильевич, расскажите, пожалуйста, о том, как вы попали в партизанский отряд?
— История долгая. После того как я встретил в лесу Пеппо, я попросил его связать меня с партизанами. Просьба была рискованной, но у меня не было другого выхода. Пеппо тайком от людей отвёл меня на хутор, переодел и запер в своём чулане. Там я провёл несколько дней, истомившийся и готовый ко всему. Однажды Пеппо привёл какого-то бородача. Тот долго и молча меня рассматривал, потом улыбнулся, сказав:
— Он самый. Теперь вся ваша группа в сборе. Пойдёмте.
И мы двинулись в путь...
— Александр Васильевич, приходилось ли вам встречаться с Пеппо после этого?
— А как же. Жизнь партизана немыслима без тесной связи с мирным населением. Вспоминаю такой случай. Я ходил в город Сортовалы на явку. Вдруг началась облава: немцы во главе с комендантом фон Зибертом старались всеми средствами подавить партизанское движение. Уходя от облавы, я заскочил в чей-то подъезд, поднялся по лестнице. И вдруг... Одна из дверей открылась, и из квартиры вышел Пеппо. Оказывается, он приехал в город проведать сестру. Я предупредил его об облаве. И мы переждали это время в квартире его сестры.
— Каково было отношение мирного населения к партизанам?
— Наш отряд, дополненный несколькими десантами красноармейцев, стал грозной силой. У нас были свои люди в каждом городе, в каждом хуторочке. Запылали немецкие склады, полетели под откосы автомашины. И за каждым таким делом была не только мощь нашего отряда, но и громадная помощь сотен простых людей. Конечно, партизанить в Карелии нам, русским, было нелегко — надо знать язык, обычаи карелов и финнов. Но за все эти годы у меня сохранилось об этом крае самое отличное впечатление. Однажды мне пришлось почти неделю отсиживаться в небольшом хуторочке. Хозяин и хозяйка догадывались, что я — партизан. Они знали также, что за укрытие партизана им грозит немедленный расстрел, но не выдали меня.
— Александр Васильевич, в 1959 году мне пришлось побывать в Сортовалах. Там за городом установлен памятник партизанам, погибшим за свободу Карелии. Рассказывают, что там, на том месте, были расстреляны в один день около 20 человек. Не знаете ли вы подробностей?
— В диверсионную группу нашего отряда, самую основную, проник провокатор. В результате были арестованы десятки людей, в том числе четыре партизанские семьи.
Фашисты не пощадили никого — ни женщин, ни детей. Не удалось уйти и провокатору, его разоблачил Пеппо, устроившийся по совету партизан в полицию.
— Много ли в вашем отряде было сибиряков?
— В отряде были люди разных национальностей, из разных городов и сёл. Из Слюдянки, да, по-моему, и вообще из Иркутской области, я был один.
— Самое яркое впечатление тех мест?
— Много было разных событий, но больше всех мне почему-то запомнилось расставание с Пеппо...
...Это было в мае 1944 года, ровно за год до победы. Партизанский отряд, в котором был Александр Девятайкин, громил последних гитлеровцев на территории Карелии. И вот приказ — Александр и другие солдаты-десантники отзывались в действующую часть, в армию. Их тепло провожали все партизаны, приехал и Пеппо. Он подарил другу маленький топорик, сделанный из осколка бомбы. Топорик — память об их первой встрече. И вот — аэродром, самолёт. Александр глядел вниз, на уменьшающиеся сосны, озёра. И старался отыскать глазами ту заветную поляну, где впервые встретился с белокурым лесорубом. Внизу проплывала земля, густо политая кровью. Земля, где он нашёл дружбу. И которая навсегда останется в его сердце.
* * *
Вот какую историю рассказал мне бывший карельский партизан Александр Васильевич Девятайкин, ныне работник техотдела Слюдянского ремонтно-строительного участка.
У. ИЛЬИН (1970)