Очень важно уметь отличать реальных людей из настоящего от призраков из прошлого. Очень важно и порой очень сложно.
Например, у мальчика Вани был папа, который ещё до того, как Ваня отметил свой пятый день рождения, ушёл из семьи. Ушёл, но обещал Ване, что они будут общаться, что Ваня будет ездить с папой в отпуск к морю каждое лето и с ночёвкой дважды в неделю будет у папы оставаться. Обещал, но по каким-то причинам не сдержал обещания. И обещания не сдержал, и не объяснял ничего.
Папа мальчика Вани на протяжении пятнадцати лет регулярно говорил что-то, вроде: «Да, Ваня, конечно, в эту субботу в два...» Но наступала суббота, и не было ни папы, ни ответа, ни привета, ничего. И объяснений никаких не было. Сначала мальчик Ваня сам придумывал себе эти объяснения, а потом понял, что он просто не нужен своему отцу. Ну, как «не нужен»? Нужен, просто исключительно в виде приятной, красивой и необременительной игрушки.
Мальчик Ваня вырос с убеждением, что самое страшное, что может сделать человек — это пообещать и не исполнить обещание. Он точно знал, что если человек тебя любит, ценит, уважает, не считает пустым местом, то человек будет выполнять свои обещания, а если обещает и не делает, значит, не ценит, не любит, не уважает, считает пустым местом, не стоящим внимания.
Во всех людях, которые по каким-то причинам не исполняли обещанное, Ваня видел отца. Все неисполненные договорённости объяснял для себя тем, что другому плевать. Было бы не плевать — постарались бы.
Загвоздка в том, что реальные живые люди, окружавшие выросшего мальчика Ваню, вовсе не все и не всегда не выполняли обещанное потому, что им были безразличны чувства Вани. Иногда эти реальные живые люди внезапно заболевали, уставали, попадали в форс-мажорные ситуации, не учитывали что-то важное, строя свои планы. При этом часто эти реальные живые люди искренне сожалели о том, что не смогли исполнить договорённости, очень дорожили отношениями с Ваней, боялись его потерять, стремились объяснить, компенсировать ущерб, получить прощение — вели себя совершенно не так, как вёл себя отец Вани когда-то. Но для мальчика Вани разницы не было. Не сделал, что обещал — такой же, как отец, а от таких, как отец, нужно держаться подальше, чтобы не было потом мучительно больно. Призрак папы заслонял собою реальных людей.
А ещё была девочка Лена. У Лены была мама. Мама никуда не уходила. Только регулярно угрожала. Так и говорила, что если девочка Лена не будет справляться с тем, с этим, и ещё во-о-он с тем, то она, мама, от девочки уйдёт. Ну, или девочку бросит. Потому что такая дочка, которая даже постараться как следует не хочет, маме не нужна. Совсем не нужна. Вообще. И не только маме. Никому не нужна. Потому что умри, но сделай, иначе зачем ты, вообще.
Для маленькой Лены было невыносимо представить ситуацию, в которой она с чем-то не справляется. Ведь если не справиться, мама не будет любить, отвернётся, отвергнет.
Девочка Лена выросла с убеждением, что самое страшное, что она может сделать — это не справиться, не смочь, оказаться недостаточно хорошей. Потому что если не справиться, не смочь, оказаться недостаточно хорошей, другие отвернутся, никто не будет любить.
Загвоздка в том, что реальные живые люди, окружавшие Лену, были отнюдь не так строги, как мама. Были и те, кто готовы были понять и принять Лену и слабой, и не справляющейся, и неидеальной. Но девочка Лена этих людей не видела. Призрак мамы заслонял собою реальных людей.
Хорошо, наверное, что Ваня и Лена никогда не встретились. Если бы встретились, если бы между ними завязались отношения, Лена бы ещё сильнее боялась бы не оправдать ожидания и ломалась бы периодически под гнётом этих требований к себе, а Ваня бы в моменты сломов видел бы не Лену, а папу, и объяснял бы внезапные «не могу» Лены, безразличием к нему, к Ване. Лена бы в свою очередь раз за разом убеждалась бы в том, что не справляться нельзя, ломаться нельзя — отвергнут. Хорошо, наверное, что Ваня и Лена никогда не встретились. Хотя, кто знает...
***
У меня был папа. Папа был алкоголиком. Всякий раз, когда папа приходил домой в нетрезвом виде, дом превращался в филиал ада. Потом родители развелись, потом папа перестал пить, потом умер.
Моя старшая дочь очень похожа на своего дедушку. На моего папу, которого она никогда в жизни не видела, потому что он умер до её рождения. Она похожа на него внешне, мимикой, бытовыми повадками, походкой...
Когда дочь доросла до экспериментов с алкоголем, я обнаружила в себе невероятно большой объём злости в её адрес. Это была даже не злость, а ярость. Ребёнок просто приходил домой в нетрезвом виде после дня рождения кого-то из друзей, а мне хотелось разорвать на кусочки, уничтожить. Моя реакция явно не соответствовала раздражителю, была несимметричной. Настолько несимметричной, что я сама боялась.
Понаблюдав за происходящим, я обнаружила, что реагирую не на дочь, а на призрак папы. На других этот призрак не надевался, а дочь была уж очень похожа, очень-очень. Разделять было сложно, но когда удалось, ярость ушла.
***
Очень важно уметь отличать реальных людей из настоящего от призраков из прошлого. Как это делать? Искать отличия. Чем больше, тем лучше.
