Кин–дза–дза! СССР, 1987. Режиссер Георгий Данелия. Сценаристы Реваз Габриадзе, Георгий Данелия. Актеры: Станислав Любшин, Евгений Леонов, Юрий Яковлев, Леван Габриадзе, Ольга Машная, Ирина Шмелёва, Лев Перфилов и др. 15,7 млн. зрителей за первый год демонстрации.
Режиссер Георгий Данелия (1930–2019) поставил 15 полнометражных игровых фильмов, многие из которых («Сережа», «Путь к причалу», «Я шагаю по Москве», «Не горюй!», «Афоня», «Мимино», «Осенний марафон») вошли в тысячу самых кассовых советских кинолент.
Фильм Георгия Данелия «Слезы капали» (1982) был, пожалуй, самым печальным из его «грустных комедий». В этой притче по отдельным мотивам сказки Андерсена «Снежная королева» мир увиден взглядом немолодого служащего — своего рода состарившегося Кая наших дней. Бедняге попал в глаз осколок волшебного зеркала и заставил его сконцентрировать все внимание на человеческих и общественных изъянах. Правда, дистанция времени, отделявшая премьеру картины от событий современности, показала, что волшебное зеркало у Г. Данелия было не столь уж кривым. Скорее, наоборот, своим сказочным свойством позволило авторам сказать о наболевшем.
В комедии «Кин-дза-дза!» через абсолютное правдоподобие внешних реалий «обыкновенной» фантастики авторы продолжили тему «Слез...», словно отвечая на вопрос, что бы было, если бы осколки кривого зеркала троллей смогли изменить человеческую цивилизацию по дьявольскому разумению, превратив ее в царство бездуховности, безнравственности и бессовестности.
Именно такой предстает на экране далекая планета с загадочным названием Кин-дза-дза, где жители изъясняются лишь двумя слова «Ку» и «Кю», а предел мечтаний составляют малиновые штаны, перед гордым обладателем коих безропотно преклоняется всякий обитатель этой пустыни с редкими люками подземелий, над которой иногда проносятся заржавевшие бочкообразные летательные аппараты.
Камера оператора Павла Лебешева, не раз удивлявшая нас изысканными цветовыми и композиционными решениями в картинах Никиты Михалкова и Сергея Соловьева, здесь сдержанная и скупая на визуальные эффекты, погружает нас в почти одноцветную желто-серую гамму песков и мрачных подземных интерьеров.
Только однажды экран вспыхнет алым огнем цветов на роскошном зеленом лугу, где под чуть ироничную музыку Гии Канчели плавной походкой пройдут прекрасные молодые женщины в белых полупрозрачных одеждах. Но это будет уже другая планета, где сам режиссер в роли ее мудрого правителя предложит весьма радикальный способ борьбы со злом: лишение его носителей привычной оболочки и превращение их в нежные и безмолвные растения.
Естественно, что земляне, воспитанные в демократическом и гуманном обществе, не могут согласиться с насильственным воздействием на личность разумного существа, несмотря ни на что храня надежду на духовное возрождение одичавших кин-дза-дзян... Если не всех, то хотя бы некоторых.
Итак, тема кризиса, деградации и морального упадка цивилизации. В современной фантастике она одна из самых распространенных.
Вспомним «Альфавиль» Жана-Люка Годара, роман Пьера Буля «Планета обезьян», экранизированный Франклином Шеффнером, или «Новых амазонок» («Сексмиссия») Юлиуша Махульского. Причем во многих такого рода произведениях комедийные ситуации тоже нередки.
Сказал ли тут что-то новое фильм Г. Данелии? А если сказал, то что именно? Если подходить к этим вопросам формально, то ответ неизбежно напрашивается отрицательный. В самом деле, уродливость дегуманистических цивилизаций, как правило, прошедших через термоядерные штормы или другие военные бури, в искусстве всегда осуждалась. Читателя и зрителя предупреждали об опасности, призывали сохранить разумную жизнь и культуру.
Но ведь никто, надеюсь, не станет упрекать художника за то, что он, к примеру, обратившись к теме любви, вновь воспел это великое чувство? И здесь каждого из нас будет интересовать то, как тот или иной автор расскажет нам историю любви, какими будут герои, психологические нюансы их отношений.
Так и в «Кин-дза-дза» привлекает прежде всего не космическая машинерия или безукоризненно выполненные комбинированные съемки, а человеческие характеры в конфликтных ситуациях.
А тут многое зависит от выбора актеров. Если бы, скажем, роль землянина Владимира Машкова досталась Олегу Янковскому, а не Станиславу Любшину, а представителя внеземной цивилизации — униженного «пацака» Би сыграл, положим, Валентин Гафт, а не Юрий Яковлев, то психологические акценты характеров и поступков стали бы, несомненно, иными.
Прораб строительного управления Машков, каким его играет Станислав Любшин, в начале «звездных» приключений, очутившись за миллиарды километров от Земли, ничуть не теряется в новой для него обстановке, привычно пытаясь внушить себе и своему юному спутнику Гедевану, что не произошло ничего экстраординарного («Давай будем считать, что мы в Каракумах!»). Актеру удается блестяще передать психологию человека, привыкшего всю жизнь приспосабливаться к самым парадоксальным обстоятельствам и решениям, при этом всегда уверяя себя и других, что «так надо», «так положено» кем-то и где-то.
Не обладая удивительным даром приспособляемости умудренного производственно-жизненным опытом Машкова, искренний и наивный студент Гедеван (Л. Габриадзе) с большим трудом привыкает к нравам странной планеты, где агрессивно-жизнерадостный толстяк Уэф (Евгений Леонов) своенравно повелевает меланхоличным Би (Юрий Яковлев) с плебейским колокольчиком в носу только потому, что бедолага неудачно отсвечивается в диковинном приборе для проверки «благородства» происхождения...
Столкновение землян с обычаями, моралью Кии-дза-дза, конфликт мировоззрений, взглядов и вкусов решается в фильме с изобретательной комедийной выдумкой.
Киновед Александр Федоров
Быть может, ни один фильм Г. Данелия не вызвал таких споров в кинопрессе, как фантастическая комедия–притча «Кин–дза–дза!».
К примеру, кинокритику Петру Смирнову фильм «Кин–дза–дза!» понравился: «Все будет смешно. Очень. До слез. А потом вдруг в нас поселится какое–то пронзительно щемящее чувство грусти, которое всегда возникает в комедиях Данелии. Мы ведь почему–то горевали вместе с героем фильма, вроде бы утверждающего как раз противоположное "Не горюй!». И уставали от беззаботного существования вместе с сантехником Афоней. И тосковали вместе c Мимино в шикарных международных аэропортах по маленькой грузинской деревушке. И ужасались горестной жизни современного плута Бузыкина, бегущего свой бесконечный осенний марафон. Может быть. потому, что смех до слез неожиданно оборачивается смехом сквозь слезы. Но не отстраненно–обвинительным, а сочувственно–понимающим, преисполненным веры в доброе начало в человеке, веры в чувственно–понимающим, преисполненным веры в доброе начало в человеке. веры в очищающую душу … формулу «смех – слезы» (сравните название фильмов – «He горюй!» и «Слезы капали»). … Как ни парадоксально это звучит, именно на далекой галактике Кин–дза–дза отчетливее становятся видны наши земные дела и проблемы… Недаром же говорится: большое видится на расстоянии. Большая любовь к так называемому обыкновенному среднему человеку. Любовь, окрашенная неподражаемой, чисто данелиевской иронией и светлой грустью» (Смирнов, 1987: 6–8).
Сценарист Леонид Гуревич (1932–2001) также отнесся к фильму «Кин–дза–дза!» очень тепло, подчеркнув, что «недостатки отечественной кинотехнологии становятся порой источником достоинств кинематографии. В данном случае порождают ясный и точный замысел фильма. Перед нами, очевидно, цивилизация, обожравшаяся технологиями, а потом отрыгнувшая их. Авторы фильма бросают вызов привычным технологическим парадам в десятках фильмах о будущем. … В итоге пародируется не сам жанр научно–фантастического кино, но некоторые реалии подобных фильмов, и до жанра авторам нет дела. Они не над будущим смеются, но над нашими современными технократическими амбициями. … Главное … в … ленте … — это зрелище человеческого падения, разложения и деградации личности. … Мне думается, что и неровное дыхание фильма, отдельные его длинноты и несообразности проистекают из того же: из трагического ощущения режиссером утраты человеческого тепла. … Замысел авторов фильма представляется мне глубоким именно в том, как и в сумерках еще недавно живой души, среди царства инстинктов отыскивают они человеческое» (Гуревич, 1987: 60–67).
Валентин Михалкович (1937–2006) подошел к «Кин–дза–дза!» уважительно, но сдержанно: «Немыслимые, невероятные события случаются в фильме, однако в результате оказывается, что ничего не произошло. Тогда начинаешь задумываться: о чём фильм? О том, что пассивная, косная среда не жаждет перемен, как не пожелали воспользоваться свободой спасённые Машковым Уэф и Би? Но в фильме среду эту никто и не пытался менять. О том, что вспышки энергии у созидателей недолговечны и безрезультатны? Но герой энергию эту так и не удосужился проявить. А коль он таков – за него не болеешь и ему не сочувствуешь» (Михалкович, 1987: 11).
Зато киновед Марк Кушниров в своей объемной рецензии в журнале «Искусство кино» по отношению к «Кин–дза–дза!» был весьма скептичен, считая, что этот «фильм — из ряда витиеватых жанровых образований. Можно назвать это «фантастической комедией», но с тем же правом и «утопической трагикомедией», и «философской комической притчей», и «сатирической фантазией», и... как угодно. Все будет неточно, громоздко, приблизительно. Но, может, в этом и есть сермяжная правда? Если столь разнородные начала органично слиты в единое и неделимое — чему нет точного и лаконичного определения, значит... значит, перед нами еще одно открытие, и надо, хочешь — не хочешь, подавить в себе желание довериться первому впечатлению. Значит, путь к определенности ощущения и понимания данной вещи много сложнее обиходного. … конкретика (предметный и словесный колорит) изображаемого бытия представляется мне далеко не всегда ясной, всесторонне продуманной и оправданной с точки зрения его житейского уклада («шиворот–навыворот»). Множество нюансов кажутся мне случайными, необязательными. Дробящими и засоряющими серьезное восприятие катаклизма, пережитого планетой Плюк. В общих чертах все ясно, прозрачно (даже порою слишком), а вот в деталях многовато «суеты сует». … Не спорю, такой произвольно–эксцентрической, вольготной смесью и чересполосицей создается некая игривая данность, но не стоит обольщаться ее цельностью и непременностью. Данность эта, конечно же, не «абсурд», не «фантазия в духе», не «шиворот–навыворот» — так, всего понемногу. Если б речь шла о сценическом действе, такое было бы наглядной приметой «капустника». … Честно признаюсь, к концу картины я уже ничему не удивлялся — с одной стороны, подустал, с другой — окончательно понял «правила игры» (или, скорее, — отсутствие правил). Свободный (тут вернее бы — бесшабашный) и шутливый полет импровизации — вот и вся логическая подоплека доброй половины сюжетных толчков. … Трудно рассчитывать на какие–то проникновенные зрительские эмоции — а авторы, безусловно, на них рассчитывали (ведь не капустник же, в самом деле, создавали), — когда и связность фона, и связность характеров, и связность перипетий реально обеспечиваются только иронией.
Ирония, конечно же, сильное средство — и при содействии других образных средств она способна создать и высокий стиль, и органичную архитектонику. Вопрос в том, насколько она своеобразна. Здесь ирония, как я ее ощущаю, эстрадна, карикатурна, сильно разжижена внешними «манками». Тот самый случай, о котором сказано: когда не хватает аргументов, в дело вступает ирония.
Заметный пережим нарочитости, бутафорского антуража заведомо исключает мало–мальски серьезное, уважительное восприятие и мучений героев, и подвигов их, и, главное, — душевных переживаний. Приключения их длятся и длятся, суть отображаемой реальности мы давно уже поняли — поняли нехитрую философию плюкан и соотнесли ее должным образом с нашей реальностью, — но режиссер, явно увлеченный декоративными задачами, продолжает смешить и пугать нас картинами распада, поразительно напоминающими, то тюзовские увеселения, то феерии Птушко. Усилия явно несоразмерны результату. … Чрезмерные старания режиссера сделать и то, и другое как можно более наглядным, общедоступным (спросовым) привели, как мне кажется, к не лучшему результату. И то, и другое получилось в известной степени смешным, но слишком уж очевидным — стало быть, почти не драматичным. И, стало быть, почти безжизненным» (Кушниров, 1987).
Кинокритик Виктор Демин (1937–1993) как бы подвел итоги дискуссии о фильме, отметив, что «фильм режиссера Георгия Данелия вызвал споры, что, впрочем, привычно для этого художника. Противники фильма отмечают вялость, непроработанность сюжета в середине повествования, огорчаются нечистотой фантастического жанра, деликатно намекают, что «на выходе» конструкции, в отстойнике готовых идей, нашлось всего несколько не так уж и новых мыслей. Маловато, что и говорить. Однако в московских кинотеатрах, где идет «Кин–дза–дза!», очереди выстраиваются заметные. …
Сюжет может быть и таким, и другим. Жанры как раз и созданы для того, чтобы их нарушать, выворачивать наизнанку, пародировать. Что до исторической, географической или какой–нибудь иной дотошности, то не проще ли все свои претензии, прежде всего, адресовать науке? Для чего бы ни существовало искусство, ему претит копиистская страсть дублирования. … «Кукольный театр» — по отношению к фильму — это может прозвучать упреком, эстетическим клеймом. А может, напротив, всего только указать характер его поэтики — сочная афористичность немногословных реплик, ясность и прямота почти плакатных характеристик, обилие знакомого материала, который в данном контексте доосмысляется или вовсе переосмысляется. … Георгий Данелия работает руками. Даже когда трудится по канве конвейерного замысла. И дрожание человеческой руки, способность глаза ошибиться, способность краски вспучиться некстати — все это лишь украшает фильм, как и декоративное керамическое блюдо, сообщая им обоим человеческое дыхание, трепет теплой кожи» (Демин, 1987: 22–23).
В XXI веке киновед Наталья Милосердова снова обратилась к фильму «Кин–дза–дза!», утверждая, что «если в те времена, когда вышла картина, она воспринималась как горькая, но – пародия на современное общество, то сегодня очевидно – это было пророчество: ибо наша нынешняя реальность похожа на плюканскую как отражение на оригинал. … Но как всегда, Данелия не оставляет зрителя без надежды. Как всегда – жалеет и любит своих героев» (Милосердова, 2003).
Мнения сегодняшних зрителей о фильме «Кин–дза–дза!» в большинстве своем позитивны, хотя есть, разумеется, и аудитория, чуждая данелиевской фантастике:
«Кин–дза–дза!» просто замечательный фильм, один из моих самых любимых. Эта философско–сатирическая комедия, в которой так много беззлобного юмора покорит сердце каждого человека, если ему знакомы доброта и чувство юмора!» (Глеб).
«Блестящая антиутопия в советском кино. Мне кажется, фильм пробился на экраны благодаря начавшейся перестройке и ослаблении идеологического контроля над кинематографом. А то бы непременно увидели в сцене на той цветущей планете, где неугодных людей превращают в кактусы, карикатуру на коммунизм и намек на психушки для диссидентов. Со временем фильм стал приобретать новый смысл. Я, например, очень опасаюсь, что наиболее реальным вариантом нашего будущего окажется именно планета Плюк… Полностью загубленная экология, нищета, бескультурье (идиотские развлечения жителей планеты, не напоминают ли наши не менее идиотские развлекательные передачи?), произвол эцилоппов, стукачество, дискриминация явно по национальному признаку. Прочитайте слово "эцилопп" наоборот, что получится? Явно что–то похожее на слово "полиция". А слово "пацак"? "Кацап" получается» (Б. Нежданов).
«Шедевральная лента! Настоящий источник крылатых выражений, так современно звучащих сегодня. Для примера, не только слово "чатланин" органично вошло в лексикон обитателей чатов Интернета, но и масса других забавных словечек и фразеологизмов используется в молодёжной среде. Сам смотрел эту ленту три раза в кинотеатре, как только она появилась в кинопрокате. … Сколько раз пересматриваю, столько раз восторгаюсь мастерски созданным инопланетным и, в то же время, таким знакомым земным антуражем» (И. Андреев).
«Нет, я понимаю, что это сатира. Жёсткая сатира на нашу жизнь. Но это не моё. Люблю прекрасных актёров из этого фильма. Уважаю Данелия за его творчество. Но вот только попытка скрестить "Солярис" Тарковского и "За спичками" Гайдая лично мне по сердцу не пришлась. … Нет, в некоторых сценах юмор проскальзывал…, но не более того. Я люблю умные комедии. Но, умная комедия это коктейль из юмора и морали. Это есть в "Кин–дза–дзе", но только пропорция не соблюдена» (Андрей).
Киновед Александр Федоров
Мечте навстречу. СССР, 1963. Режиссеры Михаил Карюков, Отар Коберидзе. Сценаристы: Александр Бердник, Иван Бондин, Михаил Карюков. Актеры: Николай Тимофеев, Отар Коберидзе, Лариса Гордейчик, Борис Борисёнок, Николай Волков и др. 12,7 млн. зрителей за первый год демонстрации.
Это последний из двух фантастических фильмов («Небо зовет» и «Мечте навстречу) о космических полетах, поставленных режиссером Михаилом Карюковым (1905–1992).
Что касается актера Отара Коберидзе (1924–2015), то в качестве режиссера он снял шесть полнометражных игровых фильмов. Полагаю, что если бы О. Коберидзе осмелился и в дальнейшем работать в жанре фантастики, популярность его фильмов была бы совсем иной…
Мнения зрителей о «Мечте навстречу» сегодня довольно разноречивы:
«Мне, посмотревшему это фильм в далёком детстве, в эпоху первых полётов в ближний космос, всё же кажется интересным Может он и немного примитивен с нынешней точки зрения, но он – фильм своего времени, и нам пацанам, ещё неизбалованным лентами этой тематики, зачитывавшие фантастические повести и рассказы до дыр, это был первая настоящая фантастика о космических путешествиях недалёкого будущего» (М. Хусаинов).
«В юности очень рвался на этот фильм, но когда увидел, постигло полное разочарование. Сюжет показался примитивным и малоинтересным, инопланетян толком не показали, космический корабль пришельцев похож скорее на пылесос "Вихрь" или "Буран", чем на технику будущего. Только песни были хорошие, они и живы до сих пор, а фильм давно скончался. И вообще у сценариста Олеся Бердника была репутация бездарного фантаста» (Б. Нежданов).
«На мой взгляд, "Мечте навстречу" – один из тех фильмов, с которыми надо знакомиться "по горячим следам", а чем дальше от времени его создания, тем хуже восприятие. В первую очередь удручает убогонький, клишированный сюжетец, на службу которому брошены такие мощные выразительные средства. Спецэффектами, правда, особо не похвастать, но все остальное – на высоте: и музыка…, и декорации – одна пыльная буря на Марсе чего стоит! – и красивые, одухотворенные лица актеров, их искреннее проживание в образах персонажей» (Еленица).
Любопытно, что вслед за американскими переделками советских фантастических лент «Небо зовет» и «Планета бурь» последовала и переделка фильма «Мечте навстречу». В американском варианте эта история получила завлекательное название «Кровавая королева» (Кровавая королева (Queen of Blood). США, 1966. Режиссер Кертис Хэррингтон. Актеры: Джон Саксон, Бэсил Ратбон, Деннис Хоппер, Роберт Бун, Джуди Мередит и др.).
Студия, выпустившая «Кровавую королеву» в прокат, не располагала средствами и техническими возможностями для сложных съемок космических объектов, поэтому они были взяты из фильма «Мечте навстречу». Зато были добавлены эпизоды с американскими актерами, ну, и, разумеется – космические монстры (куда же без них!).
Благодаря интернету сегодняшние зрители могут сравнить фильм «Мечте навстречу» с «Кровавой королевой»:
«Снять фантастический фильм с космическими кораблями, марсианскими пейзажами и инопланетными интерьерами, заплатив только за работу актёров и аренду съёмочного оборудования (хлам, выступающий в качестве декораций, очень похоже, был принесён с ближайшей свалки, так что платить за него вряд ли пришлось) – это ж главная американская мечта всех голливудских продюсеров! Вот навстречу этой мечте и устремился Роджер Корман… В целях сокращения расходов он взял советский фильм "Мечте навстречу" и отдал на растерзание Кертису Хэррингтону, который дополнил советскую картину несколькими сценами на космолёте "Океан" и в лунном городе, снятыми в крайне бедных декорациях, а также несколькими крупными планами, врезанными в массовые сцены, так что физиономии американских актёров возникают посреди откровенно социалистических "пейзажей". Воображаю, как бесили Хэррингтона красные звёзды на ракетах. Но приходилось терпеть, потому что больше ракет взять было негде – в смысле, за них пришлось бы платить. … Хэррингтон не сумел отвязаться от советского сценария – "Кровавая королева" на две трети копирует фабулу "Мечте навстречу". Не сумел, а может, и не собирался – судя по слабости мотивации и бессмысленности диалогов в "американской" части ленты, платить кому–то деньги за сценарий тут никто и в мыслях не держал. … Коротко говоря, американская часть ленты даёт немало поводов похихикать» (Сведок).
Киновед Александр Федоров