Радость вошла в дом Сёмы Липунюшкина! В дом, который Семён купил почти за бесценок. Правда, в ста километрах от города и основного места работы. Зато в очень даже симпатичном поселке. Правда, очень даже на краю. Зато задёшево и в приличном состоянии.
Вселился Сёма не сразу. Потому как не умел топить печь, рубить дрова и таскать воду из колодца.
Проблему решили нанятые бригады, скважина, обогреватели, котлы, насосы, баллоны и так далее. Старую громоздкую печку разобрали. Сделали ремонт. Завезли мебель, бытовую технику. Всё включилось, обеспечило комфорт — и вот радость вошла!
Вернее, вошёл сияющий улыбкой триумфатора, окутанный тяжёлым ароматом туалетной воды Липунюшкин. Чтобы вскипятить себе чай на газовой плите. Он так громко и торжествующе болтал ложечкой в чашке, что домовой Шишел-Мышел, наблюдающий за новым владельцем избы, из-за дверного косяка подумал: «Придётся придушить».
В самый разгар ночи Шишел-Мышел пробрался в дальнюю комнату, где стояла липунюшкинская кровать, и нацелился вскарабкаться на неё по свисающему краешку одеяла. Но, упс… Сёма не спал. Даже нельзя было сказать, что он лежал. Скорее сидел. В интернете.
— Негоже душить бодрствующих. Противиться начнут, — вспомнил зарок предков Шишел-Мышел, терпеливо выжидая в углу под тумбочкой, когда жертву одолеет наконец дремота. Так прополз час. Затем ещё и ещё. Липунюшкин продолжал активно сидеть.
— Ну ничего! К утру овощем будет, — позлорадствовал домовой и, зевая, убрался восвояси за новенький радиатор. Взамен привычного запечья.
Разбудил духа колокольный набат — звон ложечки по стенкам чайной чашки и отвратительно бодрый голос разговаривающего по телефону Сёмы:
— Ты не представляешь, Валера, как здесь дышится! — восторженно вещал парень невидимому собеседнику. — Воздух — бальзам. Я спал младенческим сном. Нет, честное слово, энергия распирает!
Действительно, слегка красноглазый, но вполне свеженький Липунюшкин так лихо сорвался в офис, будто выпил с утра не чаю, а реактивного топлива. Шишел-Мышел потёр лапкой об лапку. Эге! Да это шанс избавиться от оккупанта!
Как истинный домовой, маленький хранитель очага не жаловал мышей. Не впускал их в избу. Прежде. Не теперь.
— Эй, псс! — сидя на заборе прилегающего к домику участка, окликнул он снующую внизу в канавке хвостатую мать семейства. — У меня к вам предложение. Надобно мне всякие там энтериты, тьфу, энтернеты перегрызть. Починят, конечно. А вы снова того… Вознаграждение гарантирую!
Многодетная мать и её двадцать серых отпрысков расстарались. Как же? Слыханное ли дело: сам хозяин пригласил, да ещё и печенек обещал.
К вечеру из прокачанного Липунюшкиным жилища исчезло всё электричество, кроме садовых фонариков снаружи.
Шишел-Мышел ликовал: уж теперь-то во мраке он точно изведёт нахрапистого цивилизатора. Ишь ты, уклад он ломать вздумал! Вот тебе новый уклад: в темнотище-то спи — не хочу. Если, конечно, хи-хи, съеденные накануне подколдованные на скисание продукты позволят.
На ужин Сёма не явился. Приехал он позже, да не один, а в сопровождении невесты. Даму его сердца звали Валерой-Лерой, и она была истинной второй половиной Липунюшкина. Такая же громкоголосая, деятельная и обильно сбрызнутая навязчивыми благоуханиями. При первом же взгляде на неё Шишел-Мышел понял: «Душить необходимо обоих».
Вывалившуюся из Сёминого авто Леру, в свою очередь, сопровождал мордастый, томного вида кот в переноске.
— Теперь мы всё сделаем по правилам, — безапелляционно заявила девица, вытаскивая из клетки упирающееся животное. — Первым в новый дом запустим Хилика.
У домового задёргалось среднее веко, среагировавшее явно не на дурацкое имечко и внешнюю пришибленность котяры. Уж Шишел-то Мышел распознал истинную суть этого зверюги!
Ленный последователь Обломова, приглашённый внутрь темного коридора лёгким пинком под зад, почуял мышей… Возопив, как корабельная сирена, он во мгновение перевоплотился в сущего демона с сантиметровыми когтями и кровожадно-циничным огоньком в зелёном прищуре глаз.
Для бедных грызунов началась такая свистопляска, что те бежали, даже не пикнув насчёт оплаты услуг. Самого Шишела-Мышела осатаневший, орущий Хилик загнал за радиатор, где сжавшийся в комок от страха и позора домовой провёл остаток вечера и всю ночь.
Поутру же выяснилось, что тот, кто способен вбить в стену гвоздь да отремонтировать проводку, — тот Лера. А ещё будущая Липунюшкина соорудила из «просроченных» сметаны, масла, колбасы и сыра пирог, аромат которого наверняка заставил слюноточить добрую половину посёлка. Под влиянием этого запаха присмирела и его злая… Не половина, а очень маленькая… Малюсенькая-премалюсенькая, но непомерно гордая, чёрненькая, лохматенькая часть.
— Ладно, — проворчал из-за батареи Шишел-Мышел, — не трону я твоего Сёму-чудака. Пущай живёт. Не такой уж он пропащий. Невесту-то нашёл о-го-го!
— А кота? — мрявкнул Хилик.
— А кота-то о-го-го-го-го-го! Только имя неудачное.
— Ага. За имя, после того как они меня из приюта взяли, я им полгода в тапки мстил. Правда, потом оказалось, что Хилик — это, как бы между прочим, Ахиллес, — гордо уточнил кот и, окончательно смягчив домового, добавил: — Ты это, хозяин, прости. Не признал в запале.
Шишел-Мышел осторожно вылез из своего укрытия. Расправил фибры, распушился, приосанился — и с достоинством произнёс:
— Чего уж там! Прощаю. Эх, Ахиллесушка, заживём теперя…
Он хотел ещё что-то сказать, но речь прервала звонкая, нестройная двуголосица. Две ложечки, колотящие по чашкам… Сёмина и Лерина.
Кот с домовым разом прижали уши.
— Притереться ещё следует, — резюмировал Шишел-Мышел, когда всё закончилось.
Автор: Елена Тетюева