Как ни странно, основной проблемой того дня стала вовсе не доставка купленных товаров домой, нет, с этим мы расправились быстро, подогнав повозку, запряжённую нашим конём Роем, и погрузив всё добро в неё. Наоборот, мы даже в коем-то веке ехали по звериной тропе с комфортом, и девчонки счастливо смеялись, разглядывая наши неожиданные приобретения.
- Торговать понравилось. – Говорила Петра. – Я счастлива.
Древние, как же она любила говорить, что счастлива, и почему только ей было так важно подчёркивать это каждый раз? Иногда я совершенно её не понимал.
Главной моей проблемой тогда были украшения: когда, в какой момент и каким образом уместно будет преподнести их моим спутницам? Я, напомню, тогда ещё был полным дубом в подобных вещах и даже примерно не понимал, как происходит процесс одаривания красивых девушек ювелирными украшениями.
И если отвлечься от мажорных интонаций, стоит признать, что именно тогда у меня появилась ещё одна причина для беспокойства и того, что мудрецы-книжники называют рефлексией. Я вдруг понял, что мои чувства и эмоции не соответствуют тому, что я читал в романах об известных людях, совершенно не важно, были ли это биографии королей или баллады об эксцентричных разбойниках, харизматичных ловеласах и прочих литературных героях. Тогда я впервые осознал, что со мною что-то не так.
Всё ладилось и всё спорилось, осень начиналась многообещающе. Наша маленькая колония смогла обеспечить себе выживание как минимум на одну зиму, семиглавка росла как бешеная, мы получили бесплатно печку, и кров наш был крепок, а будущее обещало быть светлым. И всё же, я ощущал свою радость как-то приглушённо, словно она была написана на лице у незнакомца, а я лишь наблюдал за его гримасами счастья со стороны.
Почему я с таким трудом смог подарить своим девушкам серьги? Может, потому что у меня в принципе не было того ощущения момента, которое есть у чувствительных людей? За последние два месяца я пару раз испытывал жалость, пару раз - нежность, один раз - возбуждение и даже восхищение женским телом и его теплом, но большую часть дней, проведённых на острове Жым, я чувствовал себя просто нормально: был собранным, решительным и безэмоциональным. В моём сознании эмоции были подозрительно редким гостем, и меня вдруг осенило, что так быть не должно. Впрочем, не могу вспомнить момента, когда было иначе, с самого раннего детства я лишь читал книги, учился чему-то и совершенно потерял из виду чувственное развитие, а теперь, как мне тогда казалось, уже было поздно исправлять итоги многолетнего игнорирования проблемы.
Серьги я подарил так. По приезду мы рассовали покупки куда только смогли, ткань отправилась на чердак, соль в подвал, миниатюрная печь осталась стоять в гостиной, удочки улеглись под кровать Арфы, на которой пока спала Петра, а копьё я повесил над окном, вогнав в бревно и загнув кверху пару гвоздей. После этого мы по традиции отправились разогревать и пить чай, который всё ещё приводил Петру в тот же восторг, что и раньше.
Традиционное чаепитие в тот день началось позже, так что заканчивали мы третью или четвертую чашку уже в сумерках. Начало холодать, и мы оказались вплотную друг к другу, греясь соседским теплом.
- У меня для вас кое-что есть. - Сказал я девчонкам и полез в карман. Оттуда я выудил два комплекта серёжек, завёрнутых в рваные листы жёлтой бумаги, и протянул их Арфе и Петре.
После этого я стал с удвоенным вниманием следить за их лицами. Сначала за Арфой: она раскрыла рот от изумления, а потом с широчайшей улыбкой бросилась мне на шею. Через секунду она вытащила гвоздики, которые у неё всегда были в ушах, и которые я никогда не замечал, и установила новое украшение на полагающееся ему место.
Петра открывала подарок второй. Она уже видела, что получила Арфа, и теперь, сравнив подарки, посмотрела на меня с изумлением. В её глазах стояли слёзы.
- Петре никогда не дарили таких подарков. Петра счастлива. – Снова счастлива, подумал я.
- Смотри, Петра! - Воскликнула Арфа. - Они того же цвета, что и наши глаза! У меня зелёные, у тебя жёлтые! Хозяин, вы гений.
- И вовсе нет. - Сказал я. - Это этот торгаш - гений. Как так получилось, что у него были в наличии столь подходящие товары?
- Вы скромничаете. - Рассмеялась Арфа.
- Можно… можно я спрячу их? Это такой дорогой подарок. - Прошептала Петра. Она была вся красная, словно только что зашла с мороза в парилку.
- Как хочешь. - Ответил я. - Это твоё, делай что пожелаешь.
- Моё. - Прошептала она. - У меня никогда не было своего.
Сказав эту показавшуюся мне очень тоскливой фразу, Петра убежала в дом. Я слышал её быстро удаляющиеся шаги по доскам.
- Милорд, вы удивительно хороши в общении с девушками. Не было ли у вас тайной связи, на которой вы отточили навыки? - Засмеялась Арфа.
- На самом деле, я хотел спросить тебя совсем об обратном. Тебе не кажется, что у меня проблемы с эмоциями?
- Знаете, мой любимый лорд, мой отец однажды сказал мне: все, кому суждено иметь в руках большую власть, всегда немного психопаты. Ваш отец был таким психопатом, ваши деды - совершенно точно такие же, достаточно посмотреть, как они решили проблему с неудобным внуком. И ваши дяди с тётями, и ваши троюродные братья и сёстры, уверена, точно такие же. Но знаете, лично я люблю в вас даже это отстранённое выражение лица. Более того, оно мне нравилось с самого детства.
- Даже не знаю, как на это реагировать.
- Поцелуйте меня, хозяин мой.
И мы поцеловались.
- А ещё, милорд, не знаю, заметили ли вы, - Сказала Арфа, с усилием отстраняясь от моих губ. - Но у Петры не проколоты уши. Думаю, это одна из причин, почему она решила спрятать серьги.
- Я же сказал, у меня проблемы с пониманием других людей.
- Не загоняйтесь слишком сильно. Петра была так тронута, и, как мне кажется, не придала значения характеру украшений. Да, если она до сих пор не проколола уши, возможно, она просто всегда боялась это делать. Но это ведь не главное. Вы подобрали подарки, которые, с одной стороны уникальны, а с другой - равноценны. Видите, даже тут вы выступили как прирожденный политик.
- Не звучит как комплимент.
- Хватит с вас комплиментов, милорд. Их сегодня уже было слишком много. - Арфа весело засмеялась и поцеловала меня ещё раз.
А что же Петра? До глубокой ночи я гадал, как девушка-кошка восприняла мой не самый удачный подарок. Я даже примерно не мог представить её чувства, а спросить напрямую было и некультурно, и невозможно, Петра не смогла бы объяснить чувства, используя свой небогатый словарный запас. Однако она заперлась в комнате и долго не выходила оттуда.
Но ночью всё вскрылось само: девушка пришла в мою комнату, где мы с Арфой уже собирались ложиться спать. В одной руке она сжимала серёжки, подаренные мною, а в другой - масляную лампу.
- Петра хочет надеть.
- У тебя ведь не проколоты ушки, да? - Поинтересовалась Арфа.
- Петре не прокалывали. - Отозвалась девушка-кошка и потупила взор.
- Хочешь, чтобы мы тебе прокололи? - Спросила Арфа.
Петра лишь кивнула. Она забралась с ногами на нашу постель и уткнулась лбом мне в грудь, на этот раз позволив себя обнять. Я всем телом ощущал, что она дрожит. Арфа сходила за своими иглами-шипами и бутылкой со спиртом, протёрла будущее орудие истязания и подошла к Петре. Повелительно, что иногда с ней случается, она указала мне жестом на нашу прекрасную пациентку, и единственное, что я смог придумать, это положить свою руку ей на щеку и поцеловать. Сквозь приоткрытые веки я видел, как округляются глаза Петры, она почти готова была отстраниться, как вдруг стремительные пальчики Арфы пробили ей её кошачье ушко иглой.
Петра застонала и снова зажмурилась. Я поцеловал её ещё раз, и ещё, с каждым разом она отвечала всё активнее. Когда я убрал руку, давая Арфе подойти с другой стороны, Петра уже сама обхватила моё лицо пальцами, спрятав свои немаленькие острые когти, и даже не заметила, как и её второе ухо было пробито.
Арфа профессионально продела серьги, обработала повреждённые участки кожи спиртом и, наконец, довольно вздохнула.
- Ну ладно уже, любовнички. Дело сделано.
Петра наконец оторвалась от моих губ и дотронулась руками до серёжек.
- Петра красивая? - Спросила она с непередаваемо лучезарной улыбкой.
- О да! - Воскликнули мы с Арфой абсолютно синхронно.
- Петра красивая. - Подтвердил я и улыбнулся в ответ.
В общем, Петра переехала к нам. Точнее, мы с трудом разместились втроём на моей маленькой кровати, а на следующий день я снёс к чертям лишнюю стену и сдвинул два спальных места, а Арфа сшила два матраса воедино таким образом, чтобы лежащий в центре случайно не провалился вниз.
Некоторое время назад я размышлял на тему того, чтобы увеличить дом, сделав для Петры собственную комнату, но выяснилось, что это уже не требуется. Как и много одеял, как и много матрасов, как и много лишних слов, если это не слова о любви.
Следующим утром, едва Арфа продрала глаза, она посмотрела на притихшую и прикрывшую глаза руками, но уже не спящую Петру, потом на меня и выдала:
- Милорд, в гареме пополнение!
Я кинул в свою любимую горничную подушку, а Петра зарделась, но против обыкновения не отстранялась, позволяя мне и Арфе погладить её по голове. Я понял, что она осваивается.
***
Ладно, раз уж следующее крупное событие, которому я планирую посвятить целую главу моего труда, произойдёт не скоро, позволь рассказать тебе, мой искушённый читатель, о нашей рутине накануне зимы.
У нас всё ещё оставалась целая прорва работы, которую мы начали выполнять на следующий же день после создания общей спальни (в тот день мы по некоторым причинам выходили из дома только чтобы поставить чай и ополоснуться в Холмовом озере).
Первым делом, я взялся за строительство такого необычного объекта, как мост, но не в замок, а лишь к озёрной бездне, поближе к источнику свежей и вкусной рыбы. Постройка была довольно спорной с точки зрения практического применения, ибо зимой озеро наверняка замерзает, и логичнее было бы ходить рыбачить на реку, но позволь мне, читатель, привести несколько аргументов в поддержку этой идеи.
Во-первых, мы понятия не имели до какого уровня опускается температура зимой на Жыме. Могло статься, что часовое путешествие к берегу реки, кстати, продуваемому сильнейшим ветром, было бы невыполнимой задачей.
Во-вторых, Петра, наш главный рыболов, не носила ни обуви, ни перчаток, а значит, могла насмерть замёрзнуть, сидя на берегу. И никакой чай, который к тому же невозможно было сохранить горячим надолго в связи с отсутствием термосов, не помог бы несчастной девушке-кошке.
Ну и в-третьих, подумай сам, читатель мой, как я ощущал себя, будучи лордом, с одним единственным строением в моём «поселении». Мне хотелось строить и развивать больше, чем выживать и приспосабливаться, необходимость покоряться всем причудам природы приводила меня в бешенство.
В общем, мост я соорудил без проблем, а вот с постройкой для рыбной ловли возникли некие сложности. Я исходил из того, что к концу моста будет пристроен стационарный понтон, так как вогнать сваи в дно было невозможно – дна там уже не было. Однако, первый вариант такого плота, с зимним домиком рыбака сверху, попросту перевернулся – я не учёл, что основание должно значительно превосходить площадь укрытия, чтобы обеспечить устойчивость. В конце концов, в моей тетради со схемами ничего подобного не было. Как мы на пару с Быком доставали неудавшуюся версию постройки из озера – отдельная история. Пришлось спешно переделывать основание, увеличив его в два с половиной, а то и в три раза.
В середине домика я выпилил в полу отверстие где-то метр на метр: когда озеро замёрзнет, в этом отверстии мы высверлим лунку, и можно будет заниматься зимней рыбалкой не выходя наружу.
Вторая версия сооружения получилась весьма убедительной, и, если лёд не поломает сам плот, план должен был сработать как нужно. Я также установил дверь, сняв петли с ещё одного сундука, и пришёл к выводу, что всё готово. Петра даже протестировала этот способ рыбной ловли, и он ей понравился, хотя, возможно, ей понравилось то, что через пару часов её затворничества мы с Арфой вторглись в рыболовецкий домик и опробовали на прочность установленные мною там скамейки. Скамейки оказались весьма прочны, я мог гордиться ими.
Потратив на всё это дело почти полторы недели, я перешёл к сооружению зимнего помещения для наших животных, оно стало следующим зданием на пока что безымянной улице. Отмечу ещё специально для тебя, любимый мой читатель, что мы изначально косили и сушили довольно много травы, чтобы наши звери не голодали. Это на случай, если тебе было интересно, чем же мы планировали кормить их зимой.
Строительство большого амбара, хлева, или как назвать эту штуку, растянулось на долгое время, потому что мне пришлось сперва срубить много высоких мощных деревьев. Я даже подумал было, что такими темпами скоро превращусь в настоящего качка, но мышцы мои особо не изменились, разве что задеревенели и отказывались выполнять свои прямые обязанности. В любом случае, согласно схеме мне необходимо было возвести просто большое квадратное здание с массивными воротами, выходящими на ту же сторону, что дверь нашего домика. Открываться ворота должны были наружу, поэтому запорный механизм я собирался разместить там же.
Пол в хлеву я выложил тонкими досками, площадку перед воротами на всякий случай тоже, просто чтобы трава не мешала их открывать. Стены сделал из вертикально воткнутых в землю брёвен, а щели между ними снова забил глиной и мхом. Никакого отопления в хлеву не предполагалось, я сделал лишь небольшое окошко под потолком, чтобы животные не задохнулись тем, что сами надышат, а бревенчатую крышу собрал под небольшим уклоном, чтобы с неё стекала дождевая вода и без проблем соскальзывал снег по весне. В один из дней пошёл дождь, самый настоящий ливень, и мы час просидели вместе с животными в хлеву, проверяя крышу на прочность. Она идеально справилась с поставленной задачей.
У стены я поставил кадушку для воды и отвёл место для сена, там наши буйвол с конём будут трапезничать длинными морозными вечерами.
Так прошёл первый месяц осени.
Понятное дело, помимо моего строительства в нашем поселении происходило ещё много чего. Арфа набрала тонну грибов и несколько дней потратила только на их промывку и засушивание, теперь грибы висели под потолком подвала, каждый был привязан за отдельную лесочку, продетую сквозь толстую мясистую ножку. То, что по причине размеров или плотности повесить не удалось, сразу отправилось в похлёбку, которую мы радостно ели пару недель. Жаль, что у нас пока не было возможности каким-либо образом изготовить сметану, с ней грибной суп был бы ещё вкуснее.
По вечерам она шила: одеяла, новые наволочки для подушек, она так мастерски научилась творить подобные вещи, что, получив в свои руки действительно качественную ткань, создала настоящие произведения искусства и даже потратила время на золотистого цвета вышивку. Как она сказала, в доме лорда обязательно должны быть хорошо украшенные подушки – без них какой ты лорд?
После того, как она дошила всё, что можно было, она озаботилась моим внешним видом. Увы, никаких материалов под стать лорду не обнаружилось, и мы решили подождать Эйзенкурта с его товарами, вдруг в следующий раз он догадается привезти что-то стоящее. Специально под это дело мы набрали ещё мешочек трав и, не без радости, констатировали, что фиолетоволистная мята и не думала заканчиваться, на склоне холма её было предостаточно, да и мои посадки не увядали, что я трактовал как успех нашего рискованного предприятия. Да-да, не указывай мне, пожалуйста, сметливый мой читатель, на то, что ранее я планировал прекратить продажу мяты хотя бы до весны: у нас было много важных потребностей, которые мы не имели никакой возможности удовлетворить каким-то иным способом.
Теперь наше поселение уже больше походило на место, пригодное для жизни: у нас был и дом с печкой, и милое крыльцо, на котором мы теперь отдыхали после трудов, и хлев, в котором и Рою и Быку было комфортно, и даже мостик с рыболовецким домиком, а за нашими хоромами расположилось небольшое поле, на котором изо всех сил стремилась взрасти вкуснейшая семиглавка. К концу первого месяца осени она уже вымахала на полметра, тяжёлые мясистые стволы начали закручиваться и стелиться по земле, что означало обилие питательных веществ и, потенциально, отличный урожай.
В общем, как я и сказал выше, будущее казалось нам светлым.
Вечерами, когда темнота уже не давала работать на улице, мы сидели возле печки, которую я наконец установил в гостиной, пили горячий чай и лениво разговаривали о том о сём. Иногда Арфа возвращалась к своему рукоделию, которому она в моменте почему-то готова была посвящать всю себя, и тогда мы с Петрой садились к столу, она – у меня на коленях, и я учил её читать. Нашим учебником стали «Сказания об островах» Огуджа – на проверку они оказались практически сборником народных легенд, записанных со слов болотников и людей Мраги, речных народов, что издревле жили на этих территориях. Их специфическое мировоззрение вызывало непонимание и у Петры, которая ненавидела воду и любила рыбу, и у меня, потому что оно отличалось каким-то упорным стремлением к полудикому существованию. Местные верования и обычаи, уверен, покажутся тебе, мой дорогой читатель, слишком допоптопными и варварскими, но главное, что таила в себе книга – красивые, щемяще тоскливые местные легенды о столкновении земных и водных миров.
В связи с тем, что занятия Петра начала с легенды о безымянном пирате Мраги, который всю свою жизнь стремился вернуться в родное племя, изгнавшее его когда-то и даже пригрозившее повешением в случае его возвращения, её лексикон пополнился большим количеством неприменимых в жизни слов: она выучила термин такелаж (и даже научилась его писать, хотя её способ захвата карандаша вызывал у меня приступы хохота, естественно, подавляемого), интересовалась, где у нашей джангады бушприт, и почему не бывает заднего и переднего галсов. Я как-то в шутку ей сказал:
- Давай оденем тебя, как пирата? Сошьём повязку на глаз, будешь ходить как морской волк.
- Петре пойдёт повязка? – Задумчиво спросила девушка-кошка.
- Петре пойдёт всё, что угодно. – Отозвалась Арфа, и я подтверждающе кивнул. Девушка-кошка расплылась в улыбке.
Ночи мы теперь проводили под одним большим и тёплым одеялом, набитым перьями. Арфа смогла набрать нужное количество птичьих тушек, так что мы также смогли закоптить приличное количество мяса, оно складировалось в подвале и периодически проверялось на предмет ухудшения состояния. Судя по тому, что мы наблюдали, мясо вполне способно было пережить зиму, а наше замечательное одеяло само по себе стоило всех затраченных усилий.
Смотря на спящих девчонок, я вдруг начал замечать вещи, которые раньше подметить физически не мог: например, выражение лица Арфы, что во сне было блаженно спокойным, она спала как убитая, и это был тот самый сон, который лекари обычно называют целебным. Такого открытого и не омрачённого никакими тёмными думами выражения я у неё никогда раньше не видел, потому что, будучи служанкой, Арфа всегда должна была быть на шаг впереди, предугадывать желания своего молодого господина, а потому постоянно хмурилась, ночью же она превращалась в милую девчонку с постоянно слегка приоткрытым ртом.
Петра наоборот спала беспокойно. Видимо, месяцы, проведённые ею в одиночестве и в дикости, наложили на её сон отпечаток нервозности, а может, матуи в принципе такие, но вертелась она во сне как юла, постоянно меняя позу и вытягивая свои когтистые руки во все стороны. И всё же, стоило лишь коснуться её тела пальцами, как она обхватывала меня и затихала, хотя бы на полчаса. Словно ей постоянно нужно было подтверждать реальность её новой жизни, знать, что кто-то, а конкретно – мы с Арфой - был рядом. Но несмотря на всю ту нежность, которая в такие моменты просыпалась во мне, я уже начал замечать, как некогда измождённая Петра, которую хотелось лелеять и защищать, начинала приходить в норму, отъедалась, восстанавливала мех, она уже выглядела скорее как сильное и опасное существо, способное разорвать противника на части парой движений своих цепких рук, чем как наша переломанная пациентка. Неужели ей суждено провести всю свою жизнь на этом Древними забытом острове?
Я всё чаще бодрствовал ночами, а когда две красавицы засыпали глубоким сном, вставал, отходил от них к противоположной стене и погружался в нервные думы о них, и о себе, и о нашем завтра. Иногда я думал, достоин ли я, ненужный, отторгнутый от цивилизации внук двух королевских фамилий, таких благ, достоин ли являться объектом любви моих прекрасных молодых подруг, или это просто страх одиночества так влияет на них. Во мне не было ничего особенного, ни каких-то особых талантов, ни физической силы, ни ума, и даже чувственная моя сторона ещё только просыпалась, и совершенно неизвестно, какой она станет, когда проснётся полностью. Может, всё это лишь иллюзия, и я на самом деле, как справедливо отметила Арфа, психопат, не способный к настоящим эмоциям?
Мне было обидно за Арфу и за Петру, казалось, что держать их при себе, пусть я даже был правителем этих земель, жестоко. Но и, честно признаюсь, отпускать их от себя мне тоже не хотелось. В общем, думы мои были темны, но я всеми силами старался сделать так, чтобы девчонки не видели этого моего обеспокоенного лица, его видела только кромешная мгла помещения, лишённого окон.
На второй месяц осени мы получили новое письмо от нашего доброго друга анонима. В нём было написано следующее:
«Уважаемый лорд Айн Кремлих!
Рада была получить от вас весточку, но ещё больше была рада фиолетовой мяте, которую доставил мне теперь уже наш общий друг Эйзенкурт. Вот уж не думала, что у вас под боком есть что-то настолько ценное. Не переживайте, я никому не скажу о вашей находке.
Сообщаю вам, что торговец прибудет к вам на третий день недели после осеннего солнцестояния, он привезёт новые товары и кое-что от меня лично, что может пойти в зачёт его перед вами долга.
Надеюсь, что мы сможем встретиться с вами в скором времени и поговорить обо всём.
Неизменно ваш анонимный друг.»
Петра на этот раз осмелилась дотронуться до почтового голубя.
- Птичка. – Сказала она таким тоном, что я начал переживать за жизнь и здоровье нашего смелого почтальона. Голубь, однако, не проявлял никаких признаков страха, а девушка-кошка вовсе не пыталась как-то его напугать. Наоборот, она втянула когти и нежно погладила крылатое создание по белоснежной головке. – Милая птичка.
Думаю, что мы все одинаково обрадовались вестям о прибытии парохода Эйзенкурта, потому что у каждого на уме было что-то своё. Арфа надеялась на дорогие ткани, Петра, я знал это уже давно, мечтала о сахаре, который можно было бы церемониально добавлять ложечкой в чай и помешивать его с приятным звоном (впрочем, и чашки, и ложки у нас были деревянными, так что это будет скорее стук), ну а я мечтал о чём-то, что сможет заменить нам озеро в качестве места для мытья.
Уже похолодало, и мыться было сложно, приходилось очень быстро бежать домой после купания и отогреваться у печи. Зимой же данный способ смыть с себя грязь и пот вообще будет недоступен.
Поэтому каждый из нас, островитян Жыма, ждал торговую миссию со своими особыми надеждами.
[ В следующей главе: новый приезд Эйзенкурта, увеличение населения острова Жым, собственный почтовый голубь и семейные связи наследников королевства Рвачей. ]