Совершенно невменяемого от препарата бабушка нашла меня на полу. По её словам, стоя на коленях, я пытался достать закатившуюся под сервант таблетку. Пустой блистер валялся тут же.
– Лёша? Лёш? Ты меня слышишь?
Я ответил что-то невразумительное. Глаза у меня были мутные и бессмысленные. Бабушка мигом подхватила меня и поволокла в туалет:
– Блюй. Суй два пальца в рот. – приговаривал она.
Я послушно совал пальцы в рот, давился ими, из глаз у меня текли слёзы, а изо рта слюни, но извергнуть содержимое желудка в унитаз так и не получилось.
Проспал я около суток. Проснулся далеко за полдень и пошатываясь выполз в кухню, где нервно курила бабушка. Она взяла отгул на работе, чтобы не оставлять меня одного. Расспросила о моём самочувствии и о том, насколько помню вчерашние события. В норму я ещё не пришёл и слабо отдавал отчёт в том, что натворил накануне. Был сонный и вялый. Окружающее воспринималось сквозь пелену тумана. Последнее что я помнил, это как повторно принял таблетку.
– Мать в курсе? – осторожно спросил я бабушку.
Мать об инциденте не знала. Бабушка позвонила ей вечером. Мать попросила её подозвать меня к телефону, но та ей ответила, что я не могу взять трубку – отсыпаюсь после дежурства. Врача она тоже не вызывала. Правда, не отходила от меня всю ночь.
С курением бабушка попросила повременить. Однако, выспрашивать зачем принял столько таблеток, знал ли я от чего они и на что рассчитывал после приёма она не стала, зато поинтересовалась работой:
– Тебе когда на дежурство?
– Послезавтра. – зевая ответил я.
– Может быть не ходить?
Весь оставшийся день она отпаивала меня куриным бульоном и пичкала активированным углём. Живость восприятия постепенно возвращалась. Тем не менее, я толком не смог объяснить ни себе, ни бабушке мотив своего поступка и ссылался на простой хулиганский интерес к “крутым” таблеткам, про которые где-то когда-то слышал. На моё счастье они оказались просроченными, иначе не отделался так легко. Пришлось бы вызывать скорую и везти прямо в реанимацию. Таблетки эти восьмой год лежали в аптечке. С момента дедушкиной смерти. Именно тогда бабушка к ним пристрастилась и долгое время никак не могла отвыкнуть. На постоянной основе ими закидывалась.
Тем же вечером я поделился с ней своими экспериментами с рецептурной фармакологией в период учёбы в училище. Бабушка жёстко осудила пенсионерок, которые продают наркоту своим детям и внукам. Мол, сама бы она ни за что к ним не присоединилась, как бы сильно ни припирала нужда.
Инженер по образования бабушка относилась к числу работающих пенсионеров не только из-за моих проблем с армией. Она и до этого подрабатывала на дому. Крутилась как могла. Перепаивала печатные платы. Потом ей повезло, она наткнулась на объявление в газете и пошла на должность дежурного в управе района. А оттуда с лёту попала в администрацию военкомата, когда у меня с ним возникли проблемы. Тамошние сотрудницы мигом поменяли ко мне своё отношение. Говорили бабушке какой я у неё домашний, а не шалтай-болтай как весь основной контингент и признавали, что мне, наверное, действительно не стоит соваться в армию.
– Да, потеряем парня! – подтверждала бабушка.
Домой я не торопился. К тому же на второй день всё ещё чувствовал себя очень скверно. Меня не покидало ощущение заторможенности. Вдобавок набежала небольшая температура. Бабушка посоветовала мне вызвать врача, ведь ей самой предстояло отлучиться на полдня на работу. Нужно ли говорить, что всю аптечную просрочку она выбросила в тот же вечер, а остальное припрятала в надежное место. Если судить по кортику бабушка прятать умела.
В медицинской помощи я не нуждался, но ради бабушкиного спокойствия всё-таки позвонил в поликлинику, пожаловался на слабость и температуру на фоне недавнего отравление неизвестным продуктом. В середине дня пришла врачиха. Молодая девчонка чуть за двадцать. С трубкой на шее, правда, без подобающего халата. Посмотрела на меня, как на симулянта и спросила нужен ли мне больничный.
– Нет, спасибо. – поблагодарил я – Просто выпишете что-нибудь.
Врачиха сидела и выписывала мне абсорбенты, как вдруг в замочной скважине завозился ключ. В прихожую вошла бабушка, поставила на пол сумку и увидев врачиху за столиком в большой комнате недовольно произнесла:
– Ну, здравствуйте.
Как будто нагрянув с бухты-барахты застукала нас вдвоём. Врачиха вскинула голову, мельком взглянула на бабушку, отрывисто поздоровалась и продолжила оформлять рецепт.
– Алексей. Ты не хочешь нас познакомить? – настаивала бабушка.
Я быстро сообразил куда она клонит.
– Бабушка. Это врач. – поспешно ответил.
– Ой! – всплеснула руками бабушка – А я уж подумала к тебе девчонка приехала.
Мне сразу стало неловко. Врачиха тоже покраснела. Ничего не ответила, только губы поджала. Небось подумала про себя: “Вот ещё! Приехала бы я к такому уроду! За кого вы меня принимаете?!!” Уж что-что, а поставить в неудобное положение бабушка умела. Порой возникала мысль, что она так прикалывается.
***
Жить я остался у бабушки. Мать поначалу звонила и спрашивала, когда вернусь. Вероятно, собиралась устроить дома тёплую встречу. Однако, видя, что я не спешу с возвращением подключила отчима, чтобы тот надавил на бабушку. Но бабушка не экстрадировала “изменников родины” и напомнила отчиму, что мне уже исполнилось 18 и я сам волен решать, где и с кем жить. Тогда мать попробовала подлизаться уже ко мне. Стала петь сладкие песни в расчёте что я куплюсь на них и приеду, а они с отчимом прямо в прихожей арестуют меня как предателя. Заманивала деликатесами, которые готовит на ужин, интернетом, который провели в квартиру (с конца девяностых наша семья наконец-то выбралась из нищеты), но в конечном итоге плюнула и заявила бабушке, что та ещё умолять будет забрать меня с рук долой.
Мой побег домашние расценили как плевок в лицо. Столько лет они воспитывали, кормили-поили меня, одевали, а я взял и переметнулся. Вот как так? Разве можно простить такое?
Никаких вещей из дома забирать не потребовалось. К своему совершеннолетию я не накопил никакого имущества. Кроме бензиновой зажигалки, старых джинсов с кроссовками, болоньевой куртки и шерстяного свитера домашней вязки у меня ничего не было. А покупать обновки в моём положении не имело смысла. Я ходил под повесткой и осенью готовился к армии.
Мысль от том, что на долгих два года придётся переселиться в казарму погружала в тоску и депрессию. Один врач на работе научил как надо мотать портянки. Он же подбивал медсестёр сделать мне к предстоящим проводам чисто женский подарок. Доктор этот зарекомендовал себя в коллективе как сексуально-озабоченный. Абсолютно всё о чём он в неформальной обстановке рассказывал так или иначе сводилось к сексу. Причём очень быстро. Этот усатенький кругленький жутко обаятельный колобок зарекомендовал себя настоящим развратником. Большинство девок было от него без ума.
Другие врачи мне тоже сочувствовали. Советовали, как правильно сворачиваться на полу и закрываться руками, чтобы уберечь лицо, пах и почки от кирзовых сапог старослужащих. В общем, отношения в коллективе сложились. Про причёску, кстати, больше не спрашивали. Перед тем как отправиться на своё второе дежурство я обрился наголо в парикмахерской.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...