Часов за семь до Нового года, когда город уже в основном сидел по квартирам и готовился к застолью, а кто-то и приступил к нему, мы с женой и дочкой заканчивали паковать и носить в машину сумки — собирались в деревню, праздновать с моими родителями.
Я пошел выбросить мусор. Земля была голая и мокрая, небо тяжелое, хмурое. Красиво падал густой и крупный, ватными хлопьями, снег, но, к сожалению, сразу таял. Я набросил капюшон.
Контейнерная площадка располагается метров за двести от нашего дома, и на подходе к ней траекторию моего движения пересекла впереди справа налево молодая женская фигура, тоже в капюшоне, поэтому я из-под своего, да еще и сквозь снегопад, не рассмотрел ее лица, уловил только, что благодаря короткой куртке и каким-то легким штанишкам спортивного типа часть тела от поясницы до обуви мужские взгляды, должно быть, притягивает массово. В груди взметнулся и сразу улегся безнадежный, бесперспективный позыв сладострастия: как представитель противоположного пола, я положительно оценил попавшийся мне на глаза искусительный фрагмент женского тела, но в силу своего семейного положения устремиться дальше этой оценки чувствам и мыслям не позволил, нужно было скорее выбросить мусор и отправляться в путь, радовать родных и близких.
Забросив мешок в контейнер, я двинулся в обратном направлении и снова увидел эту фигуру, неподвижно стоящую, закономерно теперь уже справа, спиной ко мне. Ей преградила путь и уставилась в лицо, разинув пасть и свесив в сторону кончик языка, довольно крупная, мне по колено, собака. Агрессии не проявляла, повиливала хвостом — может, даже пошалить хотела, или уловила какой-то исходивший от человека пищевой запах и рассчитывала на угощение, но я перестраховался и замедлил шаг, прикидывая, не понадобится ли здесь моя помощь. Опасался не напрасно — услышал, как фигура тихо, робко и умоляюще говорит:
— Ну отойди, дай пройти, я тебя боюсь.
Расслышать, насколько красив ее голос, не позволили расстояние и капюшон.
Я отклонился от маршрута — пошел к фигуре, взмахивая руками, хлопая ладонями и покрикивая собаке, чтобы убиралась. Фигура оглянулась на меня и с облегчением и благодарностью, чувствуя спасение, доверчиво и даже чисто по-женски нежно (т.е. с ноткой той нежности, которая возникает именно у женщины именно к мужчине) сказала:
— Помогите мне, пожалуйста. Я их боюсь, меня одна покусала недавно. Я не могу домой пройти, вон там я живу, — махнула рукой в сторону дома, стоящего в зоне видимости от моего.
В груди снова взметнулось и улеглось, но на этот раз не влечение к лицу противоположного пола, а досада, потому что у женщины оказалось лицо алкоголички, голос — хрипло-прокуренный, и повеяло от нее смрадом дешевых сигарет, какого-то пойла и дрянной закуски (может быть, некий из компонентов этой вони и привлек собаку?).
Неизвестно что задумавший наглец с разинутой пастью, несмотря на мои выкрики, упрямо стоял и только когда я поравнялся с женщиной, неохотно отступил на несколько шагов в сторону. Она намерилась идти своей дорогой, я повернул в своем направлении, однако через мгновение услышал:
— Ой, снова! Помогите, пожалуйста.
Оглянулся — действительно, собака снова преградила ей путь. Я снова подошел, покрикивая и махая руками, и снова собака неохотно отступила на несколько шагов. Только мы намерились расходиться — друг человека в очередной раз и в прежней манере продемонстрировал, что имеет к моей подзащитной какое-то дело, и она в очередной раз попросила спасения.
Я чувствовал себя очень неловко, общаясь с такой специфической персоной, хотел скорее отделаться от нее, пока нас не увидели прохожие, но раз уж примерил доспехи рыцаря, нужно играть роль до конца: пьяница — тоже человек и равноправный член общества, а представительница слабого пола нуждается в защите сильного. И я предложил немного сопроводить гражданку: увеличу свой путь метров на тридцать, если разойдемся не здесь и сейчас, а сначала пройдем вместе в направлении ее дома.
Собака увязалась за нами, но, видно, наконец-то почувствовав себя третьей лишней, как раз в тот момент, когда мне нужно было оставлять попутчицу и поворачивать, отцепилась и побежала куда-то явно без намерения возвращаться.
Женщина сказала спасибо и спросила, как меня зовут. В ее голосе вместе с вышеупомянутыми нежными нотками зазвучало и что-то вроде кокетства. Знакомиться с такой барышней я не имел желания и молча быстро зашагал домой.
— Как вас зовут? — спросила она вдогонку, слегка усилив голос, думая, что я не услышал вопроса.
Когда же и теперь я не оглянулся, поняла, что избегаю контакта, и тон ее стал заметно тревожным, жалостным, упрашивающим (женщина сожалела, что знакомство, которое могло состояться, не состоится):
— Подождите! Как вас зовут? А может, вы проводили бы меня на всякий случай до подъезда? Здесь недалеко. А вы сам где живете? — в голос подмешались уже отчаянье и досада: женщина желала моего внимания, сожалела, что не получит его, и раздражалась оттого, что неожиданно появившийся шанс интересного знакомства стремительно отдаляется, исчезает вместе со мной.
Я не реагировал. В экстренном порядке изменила стратегию и попыталась завлечь меня принципиально иным приемом — не просьбой, а предложением:
— У меня бутылка есть — хотите выпить?!
А может, не стоит со мной держаться столь галантно и изъясняться литературно — нужно более по-свойски? А я всё дальше… Как утопающий хватается за соломинку, перешла на «ты» и переключила тон на панибратский:
— Слышишь, выпить хочешь?! Бухать будешь?!! — последние два слова отчаянно проорала во все горло, потому что я отошел совсем далеко и вот-вот должен был повернуть за угол своего дома.
Так и вышло — повернул, исчез из поля ее зрения, и округу перестал наполнять ее голос.