– Николай Максимович, а что вы делаете в Вагановском, чтобы дети понимали то, чем они занимаются, чтобы они понимали балет?
– Я придумал такую вещь. Когда я понял, что они кое-что не знают или не понимают. Я как-то пришел в 9 утра, до урока классики, когда у них история балета, посадил их в театр, у нас есть небольшой театр, включил балет «Сильфида» в очень хорошем исполнении, не в сегодняшнем, и стал им объяснять «на пальцах», почему так, почему она вышла отсюда и так далее. И параллельно еще показывал, как надо делать некоторые движения, а какие движения здесь для того, чтобы что-то подчеркнуть. Ну знаете, как лектор иногда работает.
– С вами же, наверное, тоже так кто-то делал?
– Никто. Мне просто говорили – прочти. Знаете, моим педагогам все-таки повезло со мной. Мне не рассказывали сюжет, мне не рассказывали, как и что. Они меня даже не спрашивали, а какой у тебя будет грим? Как ты туфли наденешь? Или какой на тебе будет костюм? Они были спокойны, что это будет очень все правильно. Они были спокойны в этом.
Со мной работали над манерой, над образом, над ролью, над чувствами, над тем, чтобы было зрителю понятно, о чем я переживаю и так далее и тому подобное.
И когда я танцевал, величайшие артисты стояли и аплодировали. Когда я увидел в первом ряду стоящую Наталью Георгиевну Гундареву, которая мне аплодировала, я не мог поверить. А как-то я станцевал спектакль, мне говорят, пожалуйста, подойдите к директорской ложе, там Баталов вас ждет. Я думаю, вот меня разыгрывают, но пошел – и вдруг услышал его голос.
– А сколько вам было лет?
– Где-то 27 или 26. Оказалось, что его дочка Маша очень увлечена мной и ее дипломная работа, она во ВГИКе на сценарном училась, она посвящена мне. И они пришли мне подарить, эту работу. А потом они издали книгу с ее сказками, и там одна из сказок – вот эта дипломная работа, которая мне посвящена.
И когда я зашел в ложу, то, что говорил мне Алексей Владимирович про мое исполнение, этим бесподобным голосом, который мы с детства знаем по фильмам, по мультикам... Я так стоял и думал: мне вот это все снится сейчас.
А Игорь Дмитриев – величайший артист. Мало того, что у него мама балерина была. Он вырос в Мариинском театре. Он пришел и при всех стал передо мной на колени и сказал – никогда после Улановой никого равного не видел. Это слышали и видели все.
– А голову не сносит от этого? В 26 лет, мне кажется, это не очень полезно.
– Нет. Мне это придавало сил против тех людей, которые говорили обо мне: ты урод, бездарность и так далее. Ведь против меня была целая кампания организована с этими писаками, которые публиковали про меня всякие гадости. И танцовщик нехороший, а артист вообще никакой. И меня спасал Баталов, рассказывающий, какой я артист. Дмитриев стоящий на коленях, Наталья Георгиевна Гундарева...
Когда она мне цветы принесла, там была записка с ее телефоном, я позвонил и сказал спасибо. Я влюблен был в нее, потому что мама в детстве отвела меня на «Леди Макбет Мценского уезда», наверное, это одно из серьезнейших впечатлений в жизни.
А какая она красавица. И этот ее голос в трубке, когда она мне говорит – Коля… Я слушал ее и был счастлив.
