На днях меня пригласили в школу, где учатся мои дети. Я забеспокоилась: кто и что начудил? Наш 19-летний Костя напустил на себя делано-грозный вид, он вообще изо всех сил старается быть образцовым старшим братом (хотя сам был единственным ребенком в семье). Начудить могли только двое – Антон и Денис, они у нас гиперактивные (кстати, в прошлом – записные хулиганы и воришки, но именно в прошлом, теперь вся эта шелуха отсеялась и осталась самая добрая сердцевина). Серега же просто родился степенным и серьезным маленьким мужчиной, а Ксюша – леди от рождения. Как выяснилось, никто ничего на начудил, дело было сугубо бумажным, а заодно - меня хотели поблагодарить за таких хороших детей.
Дети как дети, - подумала я про себя, хотя, конечно же, было очень приятно. –Да, хорошие. Но ведь это нормально! Кого они, интересно, собирались увидеть? Озлобленных волчат-хулиганов?
Как школьный психолог я очень хорошо понимала, в чем дело. Но сначала немного информации. Система так называемых приемных семей появилась у нас недавно, а детские дома стали закрываться или резко сокращать численность детей. Если в 90-е годы детдома были переполнены, то сейчас в них остались, цинично говоря, только те, которых по каким-то причинам «не взяли». Однако нововведение оказалось из серии «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда». И вот почему.
В настоящее время приемные семьи можно очень условно разделить на три типа. Первый, самый благополучный: родители взяли детей СЕБЕ, то есть на всю жизнь, и относятся к ним, как с своим родным. По мои наблюдениям, в таких семьях обычно есть хотя бы один усыновленный ребенок (усыновление в нашей стране осуществляется через суд, ребенок приобретает статус родного со всеми вытекающими психологическими и юридическими последствиями). Жизнь в этих семьях практически не отличается от жизни в любой «кровной» семье. По существу, это и есть родная семья.
Второй тип семьи: приемные родители относятся к делу как к своей работе. Чаще всего – вполне добросовестно. Очень ошибаются те люди, которые думают, что на этом можно «сделать деньги». По максимуму, и то если в семье двое родителей – отец и мать – им можно не работать, а жить на зарплату приемного родителя. Если ребенка берет одинокая женщина, то ни о каком «делать деньги» речь вообще идти не может. В таких семьях воспитанников «выпускают» - по достижении ими 18 или даже 16 лет (в случае поступления в колледж) подросток отправляется в самостоятельное плавание. Он значительно лучше социализирован, чем его ровесник – выпускник детдома: умеет ходить в магазин, понимает, что необходимо работать и самому себя обеспечивать. И все же такие семьи по психологической атмосфере скорее напоминают филиал детдома. Нет полного слияния в единую семью, дети, как бы это сказать, недолюблены и недосогреты настолько, чтобы убрать травмы из прошлой жизни. При самом лучшем раскладе отношения между детьми и приемными родителями сохраняются теплыми и после «выпуска», родители их морально поддерживают в самостоятельной жизни, но… грустная статистика показывает, что много «выпускников» возвращаются в «исходную среду» - либо к своим кровным родителям-алкоголикам, где тоже спиваются, либо сами по себе повторяют родительский образ жизни.
Третий тип… Ну, о нем я даже писать подробно не хочу. Это те семьи, где эксплуатируют труд приемных детей, жестоко обращаются с ними, где умышленно набирают детей-инвалидов не с целью помочь, спасти, а с целью получить намного бОльшую зарплату приемного родителя плюс бОльшие выплаты плюс пенсию самого инвалида. Ну их! Говорить о таком – и то больно. К сожалению, именно этот последний тип приводит к распространению мифов о том, что все приемные родители таковы и что у них иной цели нет, как получить «немалые деньги».
Классификация эта сугубо моя собственная, очень и очень условная. Есть разные переходные типы. Надеюсь, энтузиасты движения за подлинное приемное родительство - сами, как правило, очень добрые и опытные мамы и папы - не обидятся на то, что я написала. Случай, который я здесь изложу, относится ко второму типу приемных семей – тех, которые работают «на выпуск», причем работают вполне добросовестно.
Итак, однажды, когда я волею судеб оказалась в глубинке и устроилась в школу, администрация обратилась ко мне по вопросу ОЧЕНЬ ТРУДНОГО мальчика Алика. Алик жил в приемной семье, причем на первой встрече он рассказал мне, что мама (приемная) по достижении им 16 лет усыновит его. Мальчик был открыто доброжелателен, мы много говорили о его маме. Он мечтал, что, когда она усыновит его, он они заведут домашних любимцев, а пока он довольствовался тем, что кормил бездомных кошек и собак. Как-то все это не вязалось с образом «отпетого хулигана». Да, он был отказником (мать отказалась от него в роддоме), что накладывает неизгладимый отпечаток на психическое развитие ребенка, к тому же наблюдались явные признаки гиперактивности. Ну, и что же? Веселый (может быть, чересчур), непоседливый подросток 14 лет, он был, выражаясь языком Гоголя, «историческим человеком» - постоянно попадал в истории. Не так уж редко для гиперактивного паренька. Почему же педагоги считают его самым-самым трудным?
Походила к нему на уроки – мальчик реально неуправляем. Он бегает во время урока по классу, лазит под парту и кукарекает там, пытается в качестве дразнилки задирать девочкам юбки и расстегивает им (пардон) лифчики, приносит в школу сигареты и приучает к курению сверстников и младших. Но у меня в кабинете он веселый и добрый ребенок! Что за метаморфозы?
Вызвала маму: у той сплошные жалобы на его поведение – мол, не справляюсь, не знаю, что делать. Раньше был вроде как ничего, а теперь – как с цепи сорвался. Что за диво?
Алик одним из первых записался в мой волонтерский отряд. Именно он раздавал в выходной день у ворот городского базара овчарят – случай, который я описала в рассказе «Граница» (опубликован недавно в нашей группе). Не вылезал из приюта для бездомных животных, созданного местным зоозащитником: сколачивал собакам будки, выгуливал их, расчесывал шерсть – в общем, помогал, как мог. Когда у меня умерла старая кошка, помог похоронить ее и тут же привез мне подобранного с улицы очаровательного пушистого котенка.
А в школе хулиганил отчаянно. После того, как он прямо на уроке шлепнул молодую учительницу ниже спины, встал вопрос о его переводе на домашнее обучение. Последней каплей оказалась его жестокая драка с Игорем, его сверстником и одноклассником, сравнительно недавно попавшим в ту же самую приемную семью, к той же маме.
Итак, Алик был переведен на домашнее обучение и перестал посещать школу. Вместе с тем он продолжал быть волонтером и неоднократно заходил ко мне домой. Один и вместе с другими ребятами. Играл со щенком и котенком. И вел себя как совершенно нормальный подросток его лет (ему к тому времени было уже 15). Единственное, что изменилось: вместо трогательной любви к маме в его речах стала проскальзывать какая-то злоба. Наконец, он сказал, что слушаться ее не будет, потому что ненавидит (!) и все ее замечания посылает на… по известному адресу. Я была тяжело удивлена, а вскоре все же обнаружила, «где собака зарыта». Благодаря одному случаю.
Весной мы с волонтерами навещали ветеранов. Не только в преддверии 9 Мая. Это был маленький городок, и в нем преобладал частный сектор – собственные дома с приусадебным хозяйством. В силу возраста ветеранам было все труднее убирать свой участок с приходом весны. Вот мои ребята и ходили помогать им по хозяйству – устраивать весенние субботники. Один 91-летний ветеран, которому мы помогали, вообще на энтузиазме былых лет каждый год убирал не только свой участок, но и общественную территорию вдоль дороги, а мои мальчишки – вместе с ним. Алик по весне совершенно погружался в волонтерство такого рода. Однажды мы с прискорбием узнали, что один из наших подопечных ветеранов скончался. Вдова, с которой они прожили вместе 70 с лишним лет (!) была буквально убита горем. Соседи рассказали нам, что она плачет день и ночь. Мои «тимуровцы» выяснили, в каких городах живут взрослые дети, более того – узнали, что она не решается уехать из родного дома, а главное – от могилы мужа к дочери в большой город. А в своей квартире она буквально гасла, как свеча на ветру. И мы собрались пойти проведать ее и убедить переехать к дочери. Решили взять на себя уход за могилой фронтовика. Инициатива привлекла очень многих школьников, и пока собирались все желающие (более 20 человек) приходилось их ждать на пороге школы. Тем, кто пришел слишком рано, я отдала свой велосипед (ежедневно ездила на нем на работу), и примерно час ребята по очереди катались безо всяких происшествий. Тут появился наш Алик со своим большим мужским велосипедом – и началось. В первые же 10 минут один из его приятелей упал и распорол кожу живота о какую-то железяку. Администрация начала ругать меня, что я «впускаю на территорию школы» опального Алика. Я не виню администрацию, они реально боялись за детей, и это реально был мой недосмотр. Пока мы все вместе провожали пострадавшего в травмпункт, Алик предлагал то одному, то другому пацану прокатиться на его велосипеде. Мальчишки лихачили. Я поняла, что теряю контроль над ситуацией и сказала Алику наполовину в шутку, наполовину всерьез:
- Ты сам бешеный, и «конь» у тебя бешеный. Почему с моего «коня» никто не падает? Не давай никому кататься, веди «в поводу».
Алик ничуть не обиделся и даже выполнил мою просьбу. Но тут нам навстречу из калитки вышла вдова ветерана. Умиляясь и благодаря, начала она обнимать детей, потом плакать. Маленький дворик, более 20 человек ребят, гвалт и суета (без которой никак не может обойтись группа детей) и два велосипеда -мой и Алика - в опасной близости от дороги. Куда мне метнуться – к вдове или к велосипедам – было непонятно мне самой. Кто водил или возил группы детей на какие-то мероприятия, тот меня поймет.
И вдруг Алик, как-то необычно взблеснув глазами, сказал мне:
- Идите спокойно к бабушке в дом. Я покараулю велосипеды. На десять шагов никого не подпущу!
Как он понял мою проблемы, как додумался до одного-единственного верного решения? В этот момент лицо его светилось каким-то совершенно особым, взрослым умом и благородством. Он выполнил свое обещание – никто не посмел взять велосипед, вдова долго плакала и обнимала детей. И реально вскоре уехала к дочери, которая очень хотела забрать мать к себе (городок маленький: все всё про всех знают).
А я призадумалась. В мгновенном взгляде Алика я увидела совершенно другого человека – того, каким он мог бы быть, но почему-то не стал. И весьма решительно отправилась к его приемной маме, чтобы дознаться-таки до причины разительных перемен в когда-то милом, хоть и бесшабашном ребенка.
Вот что выяснилось. Оказывается, эта мама лет 13 назад, пройдя обязательную школу приемных родителей, приступила к поиску своего первого ребенка. Одинокая и бездетная, вполне серьезно она мечтала об усыновлении. И вот, наконец, нашла двухлетнего карапуза, буквально влюбилась в этого ребенка, потянулась к нему всей душой (такое бывает сплошь и рядом у усыновителей). Только это был не Алик, а… Игорь. Кинулась было подавать на него документы, но выяснилось, что его уже забирают в другую семью. И тут ей. раздосадованной, в том же доме ребенка предложили другого двухлетку - Алика. Он тоже понравился ей, но все же – нет так, как Игорек. По принципу «на безрыбье и рак –рыба», взяла она Алика и с первых лет совместной жизни начала рассказывать ему свои планы на усыновление. Так и жил ребенок в ожидании и надежде. Однако постепенно, что тоже сплошь и рядом случается, начали проявляться его неожиданные и нежелательные черты: гиперактивность, проблемы с учебой, озорство и непослушание. Казалось бы, ничего особенного – обычный букет отказника. Но ее отношение к приемному сыну изменилось. Не в лучшую сторону. Теперь свое приемное родительство она рассматривала только как работу. Тем более, что вскоре решила стать «профессиональной» приемной мамой и приняла в свою семью еще несколько детей. Алик, привыкший к своему положению единственного ребенка, напрягся, но какое-то время утешался тем, что он для мамы «особенный», что других она «выпустит», а его усыновит. Чем дальше шло время, тем больше – пока на бессознательном уровне – он чувствовал нелюбовь мамы. Лишь мощная и совершенно понятная психологическая защита удерживала его от осознания, что лично он ей не нужен, что он здесь на общих правах и тоже будет «выпущен». И тут в их семье появился новый мальчик – тот самый Игорек. Случайно? Как мама утверждала – случайно. Но все мы понимаем, что за каждой случайностью стоит закономерность. Приемные родители Игоря скончались – и женщина не упустила свой шанс. Игорь оказался на положении любимчика. Бог знает, собиралась ли эта мама его усыновить, но Алик, наконец, все понял. Отчаяние, злость, гнев, боль от предательства – все это вылилось в стихийный протест, в котором он не щадил ни других, ни себя. Былая любовь к приемной маме сменилась ненавистью. Теперь он в каком-то озлобленном упоении ждал своего 16-летия, когда он уйдет от этой… «не-мамы», как он однажды ее назвал, в любой, самый захудалый колледж.
Незадолго перед этим, будь он неладен, «выпуском», Алик пришел ко мне с несколькими друзьями, тоже приемными детьми, и предложил посадить в моем саду цветы. Я тогда сидела дома со сломанной ногой. Меня тронула их забота.
- А давайте лучше посадим их вокруг детской площадки! – предложила я.
Мальчик охотно согласились. Я дала деньги, они купили семена, вскопали землю и приступили к посадке. Мне понадобилось ненадолго доковылять до дому, чтобы поставить для них чай. По возвращении я застала местную пьянчужку-многодетную мать, которая диким матом поливала детей за то, что они сажают цветы у детской площадки (где, кстати, будут играть и ее дети). Она со злобой выплевывала грязные слова, посылающие их, скажем так, вдаль. Спорить с ней было бесполезно, и я просто забрала своих ребят в дом пить чай.
- Ребята, - попыталась я как-то восстановить справедливость, - я как взрослый человек приношу вам извинения за другого взрослого человека.
- Да ладно, - отмахнулся Алик. – Мы уже привыкли, что ВСЕ НАС ПОСЫЛАЮТ.
И такая боль и обреченность промелькнула в этот момент на его лице, что я запомнила это на всю жизнь. Когда они ушли, мне хотелось крикнуть, имея в виду не столько пьянчужку, сколько несостоявшуюся мать Алика, с видом знатока объяснявшую мне, что ее труд якобы бесполезен, потому что «почти все возвращаются в исходную среду»:
- Люди! Что вы творите?!
Вскоре (а это был май) Алик вместе с другими десятиклассниками выпустился из школы и уехал поступать в первый попавшийся колледж, куда брали с его плохими оценками. Больше мы не виделись. Я не знаю, как сложилась его судьба. Не знаю, усыновила ли эта женщина Игоря. Я уехала в Москву, чтобы самой получить возможность стать усыновителем.
Этот свой рассказ о «театре абсурда» я решила закончить другим призывом, не таким, как два предыдущие из того же сборника. Он, наверное, будет не совсем ожиданным здесь, но все же душа просит написать здесь финальную фразу из знаменитого «Пикник на обочине» братьев Стругацких: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный».
Елена Бекетова
Мои книги:
«Рассказы Доброго психа»
«Воспитание человечности. Книга для родителей»
"Мир добрых чудес" (современные сказки)
"Добрая психология"
«Да будет свет!» (психологическая фантастика)
Вы можете прочитать бесплатно по ссылкам:
https://prodaman.ru/Elena_Beketova/books
https://author.today/u/id606345317/works/edit
или купить в издательствах «ЛитРес» и «Ридеро»
Взято из: https://vk.com/id606345317
