Балаклава – исключительно город рыбаков. Кроме десятка грязненьких и плохоньких лавчонок (есть такие, в которых буквально вся стоимость товара не превышает 15 – 20 руб.), нескольких кабачков и греческой кофейни, где граждане по целым дням в свободное время распивают кофе и играют в принесенные с собою грязные карты, вся предприимчивость населения сосредоточена в самой Балаклаве в рыбном промысле, а в окрестности – в виноделии, садоводстве и огородничестве, для больших посевов хлеба нет места среди окружающих ее каменных возвышенностей и бугров.
В «городе» царит рыба. Она далеко еще от города дает о себе знать приезжему своим запахом. На набережной – целый ряд причаленных рыбачьих яликов, иногда довольно грациозных и нарядных, носящих то громкие, то довольно странные названия: «Чесма», «Владимир Мономах», «Людовик», «Станислав»….
Базарная площадь перед набережною, напротив кофейни, в праздничный день кипит рыбаками со смуглыми лицами, в непромокаемых куртках из пропитанных каким-то составом грубой парусины и в громаднейших, густо подбитых гвоздями, рыбацких сапогах; греческий, турецкий и татарский говор наполняет воздух; всюду развешены сети, крючья, наметы, вентеря; до самых бортов ялики с «хамсою»; хамса валится на подъезжающие возы, грузится в прибывшие в бухту турецкие кочерны, куда ее валят прямо носилками и тут же перемешивают деревянными лопатами и густо пересыпают солью; хамса сложена кучками на набережной, как складывается в городах очищенная с улиц грязь, валяется по улицам и неприятно раздавливается под ногами, носится целыми слоями, как пена, на поверхности воды, серебрится большими пятнами на дне бухты; шелуха хамсы – на снастях яликов, на сапогах и куртках рыбаков, на лицах и бровях мальчишек…
Почем пуд? – спрашиваю у яличника.
- Вчера было двадцать копеек, сегодня пятнадцать…
Через день двенадцать, десять, пять, наконец, три копейки пуд…
- Да неужели же есть расчет ее ловить при такой цене? – удивлялся я.
- Ничего, лов хорош. Часа за три полон ялик набираем, пудов сто.
Хамсу ловят и в море и прямо в бухте.
- Она теперь тут вся в бухте сбилась, пояснили мне рыбаки. – В море верст на пятнадцать от берега против бухты так и стоит, как каша: куда ни кинь намет, везде вытащишь.
Иду дальше по набережной. У старой заброшенной купальни сидит на берегу мальчишка лет десяти, в руках у него какая-то старя, дырявая корзинка: мальчуган ловит или, вернее, черпает хамсу – уже добрую кучку наложил в мешочек, и все живая.
Сел я на ялик и поехал по бухте. То, что я увидал, наклоняясь через борт лодки и всматриваясь в удивительно прозрачную воду, почти не поддается описанию. Сначала мне показалось, что я вижу дно, а на дне сплошной, слегка колышущийся ковер стелющихся горизонтально беловатых водорослей; но, всмотревшись пристальнее и расспросив рыбака, я убедился, что это была хамса: она шла сплошною массой.
- Как капуста в бочке! – сравнил мой собеседник рыбак.
Действительно, если вам случалось видеть наваленную в бочку рубленую капусту, - она очень близко может представить собою то, что я увидел под лодкой. Мы переехали в другое, третье, четвертое место – везде одно и то же.
Каждый брошенный намет вытаскивает от нескольких пудов до нескольких десятков пудов этой мелкой рыбешки и, действительно, нет ничего удивительного, что при таком улове лодка наполняется до бортов в какие-то три-четыре часа. К ночи хамса поднимается на поверхность воды и образуется на ней «как грязь», по выражению моего собеседника-рыбака, и особенно скопляется в освещенных огнем пространствах. Поэтому ночью бухта представляет собой в период лова хамсы необыкновенно живописную картины, освещенная десятками костров, разложенных на носах шныряющих по ней в разных направлениях рыбачьих яликов.
Я сам был очевидцем следующего оригинального явления. К вечеру, когда я гулял по набережной, любуясь зеркальной гладью бухты. вдруг на значительной поверхности ее пронеслась рябь и вскочили пузырьки, точно от капель капель какого-то феноменального ливня, и в спокойном воздухе пронеслось странное журчание, точь в точь похожее на то, как если бы откуда-то сверху какие-то исполинские пригоршни с силою бросали в воду крупный песок. Мне объяснили, что это хамса поднялась к поверхности и играет. В ближайших к берегу частях захваченного рыбою пространства было ясно видно, как выкидывались наверх из воды целые тысячи мелких рыбок из кишевшей у самой поверхности рыбной «каши»
По поводу такого обилия хамсы местные жители рассказывают, что в шестидесятых годах, в период лова хамсы, в бухте скопилась такая масса этой рыбы, что уровень воды поднялся на полтора аршина; в конце концов, вся она задохлась от недостатка воздуха в испорченной ею воде и погибла, образовав собою на дне бухты слой в сажень толщиною и заразив воздух ужасными миазмами, которые были настолько сильны, что во всем городе почернели все серебряные и золотые вещи, хотя на людей они, по-видимому, не производили вредного влияния; - вообще здесь существует крепкое убеждение о безвредности «рыбного запаха». Для очистки бухты от этой дохлой рыбы была даже в тот год ассигнована правительством особая сумма: хамсу вычерпывали и закапывали за городом в ямы…
Хамса ловится с января до мая. Одновременно с нею ловится на море на особые удочки красная дичь Черного моря и приманка для рыбаков – белуга и осетр, преследующие по пятам стада хамсы, представляющие для них легко добываемую поживу. Тут же добываются и вечно кувыркающиеся в Черном море дельфины, - это, впрочем, уже не красная дичь: из них только вытапливается жир, из которого состоит почти все их крупное туловище, достигающее иногда 20 пудов веса; этих морских вольтижеров ловят специальными, крепкими сетями с крупными очками, а больше стреляют во время их игривых эволюций на поверхности воды, что требует большой сноровки и быстрого глаза, так как скачки их над водою чрезвычайно быстры и непродолжительны. После периода хамсы и отчасти в конце его начинается лов камбалы и султанки, затем наступает лов кефали; осенью ловятся макрели (скумбрия). Изредка попадаются летучие рыбы – морские петухи или летучки, как их здесь называют. Говорят, они довольно вкусны, но мне не удалось видеть ни одного экземпляра.
Рыба закупается здесь прямо с яликов наезжаюими купцами и немедленно отправляется на подводах в Севастополь на железную дорогу или на пароходы; хамса при этом укупоривается в боченки и сильно просаливается. В нынешнюю зиму, как говорят, лов был посредственный; в марте ежедневно отправлялось из Балалкавы пудов по 200 белуги; осетры были редки, хамсы же было так много, что, в конце концов, за недостатком сбыта ее и вовсе почти перестали ловить. Белуги в 4-6-8 пудоы попадаются часто, но нередко бывают штуки в 15-20 пудов. Продажная цена колеблется от 3 до 5 рублей, но, говорят, что цена эта при хорошем улове и теплой погоде, когда каждый спешит поскорее сбыть рыбу, понижается до двух и даже одного рубля за пуд.
