Прошёл год.
Казнив великого визиря, повелитель не мог простить своих чиновников, добывших фетву, и свирепствовал, не жалея никого из них. Некоторых понизил в должности, других вообще изгнал из совета дивана на пенсию, заменив более молодыми пашами.
Пригласив шейх-уль-ислама Эбуссууда Эфенди, дал ему задание проштудировать законы государства и выдвинуть свои предложения по их обновлению.
Никто не мог сравниться с Ибрагимом-пашой, однако два человека всё же привлекли внимание султана своим умом, рассудительностью, здоровыми амбициями. Это были начальник придворной стражи Соколлу Мехмед-паша и бейлербей Теке Рустем-паша. Султан внимательно присматривался к ним, решив в будущем ввести их в совет дивана.
В этот день султан Сулейман покинул зал заседаний, где только что провёл совет, в особенно мрачном настроении, не услышав чёткого доклада по одному из важных вопросов.
Он торопливо шёл по коридорам дворца в свои покои.
Желая унять раздражение и гнев, он открыл ящик стола, достал оттуда тетрадь в коричневом кожаном переплёте, присел на диван и открыл дневник Ибрагима.
“Все когда-нибудь кончается. Солнце заходит, гаснет луна. Кончаются зимы и весны. Хорошему приходит конец и плохому. Сейчас за окном осень, сегодня четверг. Я в своей комнате во дворце. Эту тетрадь приказал привезти из Тибриза мой брат, мой друг, мой повелитель Султан Сулейман Хан Хазретлери, которому я вверил свою душу, свою жизнь.
Пока его свет не озарил меня, я был не более чем мертвым узором на каменных стенах. Пока не коснулся он своими пальцами струн моих, я был расстроенной лютней, что не знала собственного голоса и пела лишь одну землю. Я вижу в его ладони виноградники, сады, деревья, воды столь же необъятные и чистые, словно воды моря. Я отдыхаю в тени деревьев, которые вижу в его ладонях, но вы ничего этого увидеть не сможете.
...Я знаю, кто есть я. А знает ли он, что является солнцем для меня? Ему это не известно… Я Ибрагим из Парги, я мотылек, раб и спутник нашего повелителя. Мы нашли друг друга в наших странствиях, на полях, где сражались, где находили и теряли. Позади не города, не дороги, не весны, не зимы, а целые жизни. Я оглядываюсь назад, все прошло... Дружба осталась…”
Султан Сулейман осторожно провёл дрожащими пальцами по строкам, написанным рукой Ибрагима, словно прикоснулся к его руке, перед глазами пронеслись картины прошлого, в ушах прозвучал ставшим родным голос “Слушаюсь, мой повелитель”…
“Не уходи, останься,” – хотелось крикнуть Сулейману вслед миражу, в котором Паргали, оглянувшись на пороге, закрывал за собой дверь султанских покоев.
В покои постучали, и султан громко со вспыхнувшей шальной мыслью вскрикнул “Войди!”, но тотчас поник и принял свой обычный серьёзный вид.
- Повелитель, Вы просили передать посланникам из Мекки, направленным их Шерифом, что готовы их принять завтра в полдень в зале для аудиенций. Я всё сделал, - отчитался хранитель покоев Локман-ага.
- Хорошо, можешь идти, - хмуро кивнул султан, бросив мимолётный взгляд на приоткрытую дверь.
Священные для мусульман города Мекка и Медина перешли под покровительство османской империи ещё при султане Селиме Явузе, уничтожившем империю мамлюков Египта и Сирии. В городах стояли османские военные отряды, на которых часто жаловались шарифы великого Хиджаза.
Видимо, и сейчас они приехали с какой-либо просьбой.
Султан Сулейман теперь сам общался с послами и посланниками разных государств, вот и сейчас он шёл в зал для аудиенций, где его ожидали посланники из Шарифата Мекки.
Группа из пяти человек в белоснежных длинных гутрах (что-то вроде платка), прижатых на голове чёрным обручем, наполовину закрывающих лица, низко поклонилась при виде османского падишаха.
Повелитель занял свой трон, махнул рукой, и один из посланников вышел вперёд. Он долго приветствовал султана, перечисляя его титулы, желал бесконечных благ и милостей Аллаха, а потом озвучил вопрос, который они приехали решить.
Как и предполагал султан, это была жалоба на один из отрядов янычар на грубое обращение с местными жителями.
Падишах пообещал отозвать провинившийся отряд из Мекки, наказать его, взамен отправить другой.
Посланники принялись бить поклоны, а главный махнул рукой одному из них, и тот, низко склонившись, пошёл к падишаху с большим ларцом, инкрустированным драгоценными камнями, в котором, очевидно, лежал ценный подарок со Святой Земли.
Охранники тут же подскочили к нему, но султан жестом велел им остановиться, и позволил подойти человеку с подарком ближе.
Тот что-то пролепетал на персидском языке, подал султану на вытянутых руках ларец и слегка поднял голову.
Султан обомлел. Из-под белоснежной гутры на него смотрели карие глаза Ибрагима, которые Сулейман узнал бы из тысяч глаз.
Они несколько секунд смотрели друг на друга, один – с изумлением, другой – с бесконечной радостью.
Неверно истолковав заминку, главный посыльный принялся кланяться и извиняться, однако взволнованный падишах ответил, что подарок произвёл на него неизгладимое впечатление.
Вся группа из Мекки издала вздох облегчения и, не поворачиваясь спиной к падишаху, в бесконечных поклонах покинула зал.
Султан подозвал к себе охранника и велел вернуть к нему того, кто вручил подарок, желая отблагодарить его за столь щедрый дар.
Спустя пару минут Ибрагим и султан Сулейман стояли друг против друга, не отрывая горящих взглядов.
- Выйдите все, - приказал султан, и охрана покинула зал, а друзья тут же крепко обнялись.
- Ибрагим, я не верю своим глазам, неужели это ты? – промолвил Сулейман.
- Повелитель, моё желание Вас увидеть было столь велико, что я хитростью внедрился в эту группу. Дело в том, что я занимаюсь рыболовным делом, у нас с отцом несколько рыболовецких судов, мы торгуем. Будучи на западе Аравии, я услышал, что шариф Мекки собирается направить к падишаху посланников, ну и оказался среди них, - улыбнулся своей белоснежной улыбкой Ибрагим.
Счастливый султан привычно похлопал Паргали по плечу, и они вновь обнялись.
Султан громко позвал охранника и велел срочно пригласить Хюррем-султан.
- Повелитель, благодарю Вас, я с удовольствием поздороваюсь с госпожой, - радостно поклонился Ибрагим.
Спустя менее четверти часа дверь распахнулась, и на пороге появилась взволнованная Хюррем-султан.
- Повелитель, - поклонилась она, - Вы меня звали? – с тревогой спросила она.
- Доброго Вам дня, Хюррем-султан, - произнёс Ибрагим, и султанша медленно подняла голову, устремив ошарашенный взгляд на чужеземца.
- О, Аллах! – взмахнула она руками и поспешила подойти ближе.
Все трое, переполненные радостью встречи, ещё некоторое время поговорили, причём, султан с Ибрагимом успели обсудить некоторые дела, и расстались в надежде на новую встречу.
Это неожиданное свидание воодушевило и надолго зарядило благостным настроением всех его участников.
Ибрагим с его неординарным умом и сообразительностью потом ещё не раз устраивал такие встречи, да и султан иногда шёл на хитрость, вызывая к себе Османа-пашу, а вместе с ним тайно приезжал Ибрагим.
Конечно, эти встречи были не такими частыми, но всегда желанными и даже полезными. Светлая голова Ибрагима бурлила разумными идеями, которыми он делился с султаном.
В Парге его дела шли более чем успешно. Они с отцом имели монополию на рыбную ловлю, купили суда, наняли работников, Манолис стал настоящим хозяином.
Они построили большой дом, в котором жили все вместе. София и Ксантия занимались детьми, которых было уже четверо, а у Мектап-хатун открылась страсть к разведению цветов. Теперь весь дом был окружён чудесными клумбами с великолепными цветами.
Местные жители в первое время немного посудачили, обсудив, как же повезло Нико заработать столько денег в Турции, но вскоре перестали, забыв про это. Толком никто ничего и не знал. Даже Георгис не понял, да ему было всё равно. Главное, Манолис взял его к себе в работники и платил хорошие деньги, а больше ему ничего и не надо было, потому что семья росла, и средств на её содержание требовалось много.
У Османа тоже дела шли хорошо. Султан был им доволен, а главное, спокоен за свои османские владения в Европе, как называли Румелию.
Хатидже была счастливой женой и матерью, также, как и её сестра Бейхан. Обе они родили по пять детей, жили дружно и в любви.
Не отстала от них и Нигяр, подарив любимому Насуху троих мальчиков и две девочки. Дайе-хатун часто забирала внуков к себе, чему был рад и Пири-паша, любивший рассказывать детками истории из своей героической жизни.
Хюррем-султан приняла от валиде-султан управление гаремом, а Айше-Хафса с Айшель уехали в Бурсу, где в тишине и спокойствии проводили время в её роскошных садах и парках, и принимали лечебные ванны.
Однажды в Топкапы пришло письмо из далёкой Венеции, писал его незнакомый мужчина, Николо Веньер, губернатор острова Парос, который с прискорбием сообщал, что его возлюбленная Виоланта Баффо, мать его любимой дочери Оливии, получив, наконец, развод, скончалась, не успев оформить отношения с новым мужем, однако Баффо забрал девочку к себе, и поклялся достойно воспитать её.
Хюррем долго думала, сообщать ли эту трагическую весть Айшель, но решила не делать этого, написала лишь, что Виоланта наконец-то получила развод.
Послание Айшель очень порадовало, она с удовольствием бы хотела отправиться к любимым девочкам, однако силы и здоровье не позволяли ей этого сделать. Она писала дочери письма и отправляла в Топкапы, а Хюррем аккуратно складывала их в ларец.
Судьба распорядится так, что когда-то эти письма попадут в руки Оливии, внучки Айшель. Случится, что проходя мимо новых рабынь, Хюррем-султан кого-то напомнит невысокая хрупкая красавица. Посмотрев в её лицо, госпожа встретиться с ясным взглядом Айшель-хатун, спросит у девушки имя и услышит в ответ гордое “Оливия, дочь Николо Веньера”.
Султанша даст ей новое имя Нурбану, станет её опекать и, увидев в ней незаурядные способности, примет решение отправить с шехзаде Селимом в санджак, рассказав, что бабушка Нурбану когда-то была главной фавориткой султана Селима Явуза, и отдаст ей все письма.
Своего старшего сына Мехмеда Хюррем едва не потеряет, когда Махидевран-султан подготовит на него покушение.
Бдительные и опытные охранники Ибрагима-паши, оставленные им охранять шехзаде Мехмеда, почувствуют угрозу, исходящую от его молодого оруженосца Ильяса, и окажутся правы, не позволив тому совершить преступление. Ильяс не успеет выдать имя заказчика, выпив спрятанный в обуви яд.
Так, Ибрагим-паша, не находясь рядом, спасёт от гибели сына повелителя и Хюррем, на которого они возлагали большие надежды.
Ибрагим-паша, грамотнейший политик, искусный дипломат, доблестный военачальник, талантливый человек, друг и соратник султана Сулеймана проживёт долгую счастливую жизнь.
Всегда энергичный и деятельный, лишь иногда он будет открывать небольшую резную шкатулку, доставать оттуда пожелтевший лист, исписанный почерком повелителя и читать стихи, посвящённые ему юным Сулейманом:
“Я уже отдал тебе своё сердце, и больше мне некому предложить этот дар. Эй, красавец с соболиными бровями, не быть мне мужчиной, если я не выпрямлю грудь перед железным наконечником твоей стрелы, куда бы ты ее не направил. Эй, друг, ты владеешь моим сердцем, а если желаешь забрать и душу, знай, я давно уже протянул в твои руки свою голову и свою жизнь. Об одном молю Аллаха, чтобы не испытывал мою душу печалью по тебе."
И тогда он, свободный человек, поднимет глаза к небу и увидит маленькое дымчатое облако, плывущее в сторону той страны, где он провёл свою юность, страны, о которой остались дорогие воспоминания, страны, которая стала мила его сердцу наравне с любимой родиной.