Худенькая, беззащитная, похожая на маленького взъерошенного воробушка женщина лет тридцати осторожно ступала по полу из мраморной крошки. Если бы не болезненная, заостряющая черты лица худоба, ощипанная стрижка и затравленный взгляд, она походила бы на манекенщицу Твигги. На женщине был синий рабочий халат уборщицы и желтые резиновые перчатки. В руках она несла оцинкованное ведро с початой упаковкой моющего порошка и тряпками.
Внезапно стены здания сотряс невыносимо-громкий дребезжащий звук школьного звонка. И через несколько секунд безмолвный до этого коридор зажужжал, завизжал и затопал, наполняясь десятками детских голосов. Женщина резко прибавила шагу, быстро перебирая ногами в ярко-розовых резиновых шлепанцах. А потом и вовсе перешла на бег, надеясь скрыться хотя бы в туалете. Но не успела. Что-то тупое и тяжелое ударило ее в затылок. Женщина потеряла равновесие. Со звоном упало на мраморный пол ведро. Едкий пахучий порошок рассыпался снежной дорожкой. Шлепанец отлетел в сторону. А сама уборщица лежала лицом вниз на холодном мраморном полу.
Она услышала, как где-то позади нее раздается отвратительный гогот подростков.
- Зинка! Зинка! Рваная резинка! – кричали они.
Женщина с усилием приподнялась. Осторожно ощупала ушибленный нос – не сломан ли… Впрочем, если сломан – тем лучше для всех. Перед глазами летали мушки. Зина, пошатываясь, пошла к туалету. Горячий комок боли поднимался из ее груди и подбирался к горлу. Женщина скрылась за дверью, и звуки гогочущей и оскорбляющей ее толпы смолкли. И лишь тогда она позволила боли вытечь из глаз слезами.
Она наклонилась над раковиной, и слезы часто закапали на чистую голубоватую поверхность. Зина проревелась, умылась, облизала вспухшие губы, и посмотрела в окно. Там бесконечной вереницей тянулись друг за другом причудливые пушистые облака.
- Прости их, если можешь, они не ведают, что творят.
Облака продолжали медленно ползти в весеннем небе. Ничего не изменилось, и это, видимо, разозлило Зину. Она снова обратилась к кому-то невидимому, кто по ее мнению анонимно сидел на облаке и наблюдал за всем происходящим.
- А ты? ТЫ ведаешь, что творишь? ТЫ ведаешь, что вообще происходит со мной? ЗА ЧТО мне это? Скажи мне, как снять это чертово проклятье, ну скажи!!
Зина, возможно, хотела сказать невидимому собеседнику что-то еще, но не успела. Дверь туалета со скрипом отворилась, и в дамскую комнату вошли две благоухающие мыльно-цветочным запахом дешевой туалетной воды старшеклассницы: пергидрольная блондинка и рыжая. Вынув из косметички пудреницы, они принялись поправлять макияж, не обращая на уборщицу ни малейшего внимания.
- А ты знаешь, что в нашем городе последнее время девушки пропадают одна за другой? – спросила рыжая, осторожно смахивая подушечками пальцев осыпавшуюся тушь под глазами.
- Это как раз не удивительно… - Ответила, устало закатив глаза, блондинка. - В нашем городе люди рождаются, моются в тазах и умирают. С чего бы им НЕ пропадать. Я бы тоже убежала отсюда, если бы представилась возможность. Нашла бы какого-нибудь крутого мужика со своей фирмой. Или бандита, на худой конец. Соблазнила его. И улетела в Питер или в Москву, только бы вы меня тут и видели. У меня, кстати, есть план. Надеваешь красное платье, распускаешь волосы, рисуешь на глазах стрелки…
- Вот, кстати, красное платье я бы тебе надевать не советовала. Говорят, что в городе завелся маньяк. И что он охотится за теми, кто в красном… - предупредила рыжая. – И ставку я бы делала не на мужиков, а на высшее образование и на поступление в хороший столичный ВУЗ.
- Ой, не учи меня, пожалуйста, жизни, а… Ты прям как моя мать. Она тоже вот это заладила: красное не носи, сейчас же сними, гулять не ходи, парней не води, не принеси в подоле… Теперь хотя бы понятно, почему. Это, оказывается, слухи про маньяка по городу ходят… А что касается столичного ВУЗа, с моей красотой я и без образования не пропаду. А на счет внезапных беременностей – от этого верное средство есть. Берешь бутылку колы, и…
- Хватит болтать, Анжелка. Пойдем уже. Сейчас звонок прозвенит!
Анжела быстро захлопнула пудреницу, и резко вышла вслед за подругой. Скажут тоже, маньяк… Глупость какая… Она с нетерпением ждала, когда уроки закончатся, можно будет снять с себя унылую школьную форму, которая никуда не годилась. Юбка даже после того, как раз пять была укорочена Анжелой, казалась слишком длинной. А расцветка «гусиная лапка», которую заставляли носить в школе, вызывала тошноту. Хорошо, что на сэкономленные на школьных обедах деньги удалось купить настоящее платье. Роскошное дерзкое красное платье как у какой-нибудь киноактрисы или даже интердевочки…
Придя домой, Анжелка быстро перекусила тем, что оставила в холодильнике мать. Постным овсяным супом с плавающей в нем одинокой цельной луковицей. И сухим зачерствевшим хлебом с бумажными безвкусными сосисками. Приняла душ с пахучим гелем, который, судя по рекламе, должен был благоухать Парижем. И обильно полив себя лавандовой туалетной водой, влезла в заветное платье. Она стояла у зеркала, весьма довольная собой, когда в коридоре зазвонил телефон.
- Алло, Капустина, а ты погулять не хочешь? – жалостливо гундосил мальчишеский бас.
- Нет, Вадик, не сегодня. Я занята! – резко оборвала эти поползновения школьница.
Анжела положила трубку. Неужели этот краснощекий толстый юнец, который только и умеет, что кидаться мячом в уборщиц, считает, что она будет с ним гулять? Зачем, чтобы через год выйти за него замуж, поселиться вместе с его мамой-продавщицей, нарожать детей и всем вместе мыться в тазу в коммуналке? Нет уж. Не на ту напали.
Анжела еще один раз, спрыснулась туалетной водой, нарисовала самые отчаянные стрелки, надела босоножки на каблучках, и выпорхнула из квартиры, закрыв за собой дверь. Ее судьба, возможно, уже ждала ее на одном из оживленных перекрестков, а может в городском парке. А может, выглядывала из окна какой-нибудь роскошной тачки, только и мечтая увезти ее в красивую жизнь.
Девушка шла по улице, оставляя за собой лавандовое пахучее облачко. Проезжающие мимо автомобили одобряюще бибикали, сразу срисовав красотку в красном, выделяющуюся из окружающей реальности ярким пятном.
Анжела с удовлетворением замечала, как прохожие пожирают ее глазами, а усталые тетки с сумками неодобрительно кривят рты. Единственное, в чем она ошибалась – это количество этих заинтересованных глаз. Заинтересованных глаз всегда больше, чем ты думаешь.
Как-то раз мамина подружка, отчаянная разведенка Дуся Солнцева, разбитная тетка с тугими пергидрольными кудряшками, придумала одну теорию.
- А ты знаешь, Анжелка, что количество заинтересованных глаз мужчин, которые за тобой наблюдают, всегда в четыре раза больше, чем ты замечаешь?
- Как это? – удивилась Анжела. Ей нравилась Дуся. В отличие от замотавшейся на работе строгой тревожной мамы она была свободной и открытой любым приключениям.
- А вот так. Ты видишь только тех, кто идет перед тобой. Но есть еще те, кто смотрит на тебя сзади, справа и слева…Невидимые охотники. Их не меньше.
Невидимые охотники. Анжеле стало одновременно приятно и страшно. С одной стороны, ее грела мысль о том, что прекрасный принц, молодой, крутой, красивый и богатый, может подойти и сзади. С другой стороны, почему-то эти невидимые охотники ассоциировались у нее с хищниками. В голове почему-то возникла отвратительная картинка, будто за ней наблюдает из укрытия крокодил. Почему крокодил? Эти мысли прервал возмущенный голос мамы.
- Солнцева, заканчивай уже. Сама гулена, так еще все мозги девчонке своими гулянками набекрень свернешь!
Мама почему-то считала, что после развода жизнь ее должна закончиться, и всю ее следует посвящать дочери. От ее навязчивого внимания Анжела буквально выла. А еще маньяк этот… Теперь мама совсем житься не даст.
Разговор про невидимых охотников Анжела Капустина почему-то запомнила. Жаль только не воспользовалась полученными сведениями. А зря. Потому что пара внимательных крокодильих глаз уже давно следила за ней…
***
- Ой, Евгения Ивановна, не в службу, а в дружбу, Вадика Щукина из моего класса сегодня не спрашивай! Считай, это просьба! У него просто личная трагедия! – попросила полноватая учительница в очках, меховой жилетке и черных лакированных туфлях с бантами.
- Не буду, а что с ним такое? – поинтересовалась Евгения Ивановна.
- Да мать у него в реанимацию угодила… - учительница наклонилась к уху Евгении и громко прошептала: - На нее маньяк напал, когда она домой с работы возвращалась. Надеюсь, выкарабкается. Знаешь маньяка, который на баб в красном охотится? Говорят, у него вместо ногтей такие огромные когти железные…
- Ну так не надо по ночам шастать…Тем более – в красном… - деловито прокомментировала Евгения.
- Так она в ларьке работала, кто же ее раньше-то отпустит! Она ж мать-одиночка, ей сЕмью кормить! Вот ночью и ходит…– сообщила классная руководительница, делая странное ударение на букву Е. СЕмью. Как будто это все объясняло.
- А как он в темноте разглядел, что она в красном?
- А я почем знаю? Может раньше где-то засек и стал следить? Я что – милиция. Я говорю, что мальчишка в шоке у меня.
- Ладно, не трогаю я твоего Вадика. Пусть приходит в себя. Зинаида Афанасьевна, вы там что, подслушиваете, что ли?
Уборщица, старательно оттирающая черные черточки от ботинок со стены, вздрогнула.
- Да что вы, я – человек подневольный, мою тут…
- Несчастное создание. Пьет, поди! – проворчала куда-то в сторону Евгения Ивановна.
- Не иначе! – поддакивала ей подруга
Эти слова снова обожгли сердце Зины острой болью. Но показывать эту боль было нельзя. Нельзя изменить выражение лица. Нельзя подать вида, что ты задета. Нужно смирить гордыню. Нужно, нужно… А толку?
Зина уже много лет день за днем смиряла свою гордыню, свои желания и свое тело. А ведь оно все еще было молодым и привлекательным. Достойная огранка превратила бы его в бриллиант. Но она не то, что горячительного, она даже любовных радостей себе не позволяла. Дом ее - убогий барак без удобств с зеленой плесенью на стенах. Ее ночное пристанище – смятая, холодная одинокая постель.
Ежедневная аскеза. Ежедневная молитва. Все ради того, чтобы однажды кто-то там на небесах смилостивился, и освободил ее от проклятья. Чтобы ее любовь не убивала больше никого. Чтобы вина не давила на нее тяжким грузом, сжигая все желания и мечты. Чтобы волчица-бессонница не приходила грызть душу по ночам.
Засыпала Зина плохо. Разрозненные события предыдущей ее жизни вставали в четкий, безжалостный ряд, не оставляя простора для фантазии. Всех своих близких определенно убила именно она. Не сама конечно. Если уж быть совсем точной, их убило наложенное на Зину проклятие. Но разве от этого легче? Разве от этого легче той, что живет в пустоте? В голове, сменяя друг друга, толпились воспоминания.
Вот она, маленькая девочка Зина, шьет у соседки-портнихи нарядное платье к своему десятилетию. Мама договорилась во все по телефону и отпустила ее одну в соседний подъезд. Сначала они рассматривали журналы, специально вытащенные по такому случаю из тумбочки.
- Может быть, вот это? – предлагает Зина.
- Нет же, Зиночка! Эту нельзя! Посмотри, какой тут вырез. Это для больших теть. Девочки такое не носят.
- А вот это?
- Нет, Зиночка, этот тоже для взрослых! Такое ты будешь носить, когда тебе будет лет тридцать…
Взрослая Зина, застигнутая воспоминаниями, вдруг начала чесаться, наверное, на нервной почве. В детстве ей говорили, что все лучшее в ее жизни должно было случиться в тридцать лет. И что? Где это лучшее? И что у нее сейчас есть? Халат да тряпка?
Снова мелькнула короткая вспышка-воспоминание. Портниха показывает Зиночке эскиз – вот это платье будем шить! Не хватает сущей мелочи – пуговки. Сбегай к маме, может у нее есть, сегодня и приступим! И Зина бежит к маме, в соседний подъезд. А по пути на асфальте видит маленькую белую пуговку. Она как будто специально лежит на дороге, и появилась так вовремя, как будто кто-то подложил ее и незаметно наблюдал за несчастной девочкой, скрывшись в кустах или за дверью подъезда. Зина до сих пор не знала, кто подбросил ей эту вещицу. Но была уверена – именно с этой самой пуговки жизнь ее круто изменилась в худшую сторону. Точнее, понеслась под откос. Именно пуговка принесла с собой несчастье. Боль. И смерть.
Первой скончалась мама. В тот день стояла такая хорошая погода. Было так солнечно, так светло… Ласковые солнечные лучи с утра ворвались в комнату девочки, чтобы разбудить ее в день рождения. Хорошо еще, что был выходной, никуда не надо было вставать.
- Поздравляем! Поздравляем! – наперебой кричали мама и папа, входя в комнату.
- Где наша девочка? Вот твое праздничное платье. Мы выйдем, а ты одевайся. Готова?
- Готова! – закричала Зина притаившимся за дверью родителям, натянув на себя белое воздушное платье, своей пышностью напоминающее торт. Кстати, а сегодня будет торт?
- Конечно, будет, Зиночка! – ласково говорит мама, и целует дочку. И ведет девочку на кухню. И там стоит большая картонная коробка, перевязанная веревками. Веревки разрезают, и извлекают на свет божий чудесный круглый торт с выписанной на нем жирным кремом веткой сирени. Зина обожала его, могла половину съесть за один присест. Но нужно поделиться. Кусочек маме, кусочек папе, и бабушке… Как вкусно!
Мама вдруг закашлялась. Надрывно хрипела, сначала знаками показывая, что нужно похлопать по спине. Потом лицо ее опухло, папа то звонил в скорую, то пытался взять жену за ноги, и вытрясти чертов кусочек…Мама посинела и затихла… Скорая приехала слишком поздно.
Зина осталась с папой. Папа бы хороший человек, но слабый. Боль от смерти жены заглушал всем подряд. Особенно налегал на успокоительные – их ему выписывал друг-психиатр. Однажды он поцеловал Зину перед сном, и не проснулся. Просто не проснулся, и все… Врачи сказали, что он смешал несовместимые препараты между собой.
Потом пришел черед бабушки. Папа был ее единственным поздним ребенком. Врачи говорили, что здоровье старушки подорвало горе, с сосудами всегда были проблемы, да и возраст уже большой, а лечиться она не хотела... Но Зина знала – здоровье и возраст тут не при чем. Она вспоминала тот вечер, когда осталась совсем одна.
- Все будет хорошо! – попыталась бабушка утешить сироту. Дотронулась до ее щеки сухими морщинистыми губами, и отошла по нужде. Сначала Зина решила, что бабушка просто чересчур долго сидит в туалете. Но когда стало ясно, что она слишком долго не отвечает, пришлось бежать к соседям, те сломали дверь… Зина не любит вспоминать лицо бабушки. Оно было каким-то перекошенным, будто бабушка вживую увидела смерть.
Зина тогда, конечно, плакала, получила душевное потрясение, но еще не отслеживала причинно-следственные связи. Потеря родственников казалась ей чередой ужасных случайностей. Так было и дальше, но… Однажды они с подружкой сбежали из интерната. Ну как – сбежали. Перемахнули через высокий черный забор с колючими пиками… И бросились навстречу приключениям. В тот день Зине впервые подарили цветы. Красивые, хоть и бесплатные. Это был букет, сорванный на ближайшей клумбе. Клумбу разорил ради молодой привлекательной девушки один из рабочих, трудящихся на соседнем объекте, и давно заприметивший Зину за интернатовским забором…
Зиночка растаяла, размякла и разрешила себя поцеловать в первый раз. Потом они немного погуляли по городу, и Зина вернулась назад, получив втык от заведующей. Пару недель она ничего не слышала о парне, а потом узнала от подружек, что он погиб на стройке. Нарушил где-то технику безопасности, и вот…
Был даже гражданский муж. Прохор Борисович Свинаренко. Красивый брюнет с гитарой. Уговаривал продолжить род Свинаренко. Но Зина все равно не хотела брать его фамилию и не стала расписываться в ЗАГСе. Только о загадочной напасти она рассказала сразу. Много раз повторила, чего делать нельзя. Все остальное – можно, только без поцелуев. Однажды она даже не увидела, а только едва почувствовала, как на заре он встал тихонечко, он поцеловал ее, сонную. Потом она снова провалилась в сон. А когда проснулась, мужа рядом уже не было. Он пропал бесследно. Но молодая женщина была безутешна. Она ведь знала, что с ним, и кто в этом виноват.
С тех пор Зиночка была одна. Намеренно делала все, чтобы быть одной. Чтобы обезобразить свою внешность. Чтобы постоянно молчать, никому не показывая золотые крупицы мыслей. Чтобы ни с кем никогда не встречаться…
- За что это мне? Ох, ну если ты даешь мне такое испытание, объясни, для чего, зачем? – умоляла Зина, закрывшись в единственной кабинке в туалете, у которой был дверь. Это была кабинка для учителей.
- Зачем, зачем, зачем? – стучала она лбом по белоснежному ободку унитаза.
Унитаз молчал, как будто нарочно скрывая от женщины долгожданный ответ.
Зина вышла из кабинки и посмотрела на себя в зеркало. А ведь все можно еще вернуть. Она все еще красива. И волосы отрастут. И зубы в порядке. Может, рискнуть, да и проверить, что будет, если поцеловать зеркало? Вдруг что-то хорошее случится?
Зина думала об этом, но боялась. Судя по прошлому опыту, случиться после этого поцелуя могло одно. Смерть. Нелепая, глупая, бесполезная смерть. Хотя разве смерть бывает полезной?
В тот день Зина уже почти решилась поцеловать зеркало в туалете, или в коридоре, около столовой, над раковинами. Это должно было положить конец всему. Но этот ее порыв был прерван неожиданным событием. Весь коллектив, начиная от завучей и заканчивая охранником и дворником, обсуждал дерзкое нападение на самую пожилую учительницу в коллективе, Петриковскую Владлену Семеновну. Несмотря на стесненные материальные обстоятельства, старушка считала, что выглядеть перед детьми нужно достойно, иначе как привить им любовь к зарубежной литературе? Строгая, элегантная дама перешивала и перевязывала наряды времен своей молодости, и делала это мастерски. Поэтому в ее гардеробе всегда были какие-то удивительные кружевные блузки, безумные юбки, оригинальные жилетки и даже красное платье. Его-то она и надела в тот роковой день, дополнив наряд старой шляпкой с пластмассовыми вишенками. Старушка жила в частном секторе, и путь ее до школы проходил через небольшой лесок. Вот там-то и обнаружили ее, бездыханную. Почти ничего не пропало, а что с нее взять? Только золотое кольцо с искусственным рубином, да жалкие копейки, оставшиеся в конце месяца от учительской зарплаты…
А ведь такая вежливая была женщина. Всегда обращалась на «вы» ко всем – и к ученикам, и к коллегам, и к поварихам, и к лаборанткам. Всегда улыбалась, подбадривала, цитировала Шекспира наизусть… Это печальное событие заставило некоторых даже пустить слезу. И только Зина, которая для Владлены Семеновны всегда была Зинаидой Афанасьевной, почувствовала злость. Это было новое чувство. До этого она чувствовала только страх и глубокую вину. Но сейчас в Зине вдруг проснулся кто-то чужой – решительный, смелый и готовый отомстить за всех загубленных женщин разом. И за Владену Семеновну, и за тех других, пропавших, и даже за маму Вадика, которая лежала в реанимации. Зина расправила плечи, подняла голову, и лукаво подмигнула зеркалу. Кажется, пришел час, когда ее уникальный талант мог пригодиться.
Теперь она не просто бесшумной тенью ходила по коридорам. Она прислушивалась к каждому разговору, к каждой фразе, к каждому слову. Теперь охотником на крокодила была она. Любишь нападать на женщин? А каково тебе будет напасть на ту, поцеловать которую означает верную смерть? Она ведь еще не старая. А дома в шкафу лежит короткое красное платье. И туфли на каблучке, которые она сознательно запрещала себе носить…
- Маньяк… охотится на женщин в красном…Даже на Владлену Семеновну напал…
В этой какофонии звуков Зина вдруг уловила главное. Кажется, за Анжелой следят.
- Слушай, я не могу тебе объяснить, что именно не так. Но я будто всюду чувствую его взгляд! – говорила Анжела.
- Ну ясен-красен. Ты в каком виде по улицам ходишь. Я же предупреждала тебя. Понятное дело, что на тебя все пялятся…
- Нет, я не про тот взгляд. Мне кажется, будто за мной следят. Будто зверь в засаде ждет меня. Или крокодил наблюдает за мной из воды.
Вот оно что… Зинаида знала, чувствовала, что он и есть крокодил. И теперь понятно, за кем он увязался. За Капустиной. Гулять она ходит в парк, это даже учителя обсуждали… Главное теперь его отвлечь…
Из ветхого барака, в котором коротала свой одинокий век уборщица Зинаида, в тот день вышла женщина необыкновенной красоты, от которой нельзя было отвести взгляд. Красное платье подчеркивало идеальную стройность ее фигуры. Тени увеличивали и без того огромные глаза, а алая помада подчеркивала чувственный ротик. Короткие волосы были дерзко приподняты гелем, и лежали смелым топорщащимся «ежиком». А каблучки гулко стучали по асфальту. Майские мужчины заворожено глядели ей вслед.
Зина впервые чувствовала себя счастливой. Сейчас она возьмет его, возьмет на живца…
Она покружила немного по парку, пару раз столкнувшись с яркой и донельзя прекрасной, но не такой женственной Анжелой. Капустина была похожа скорее на бутон, а вот Анжела – на распустившийся цветок. Она не узнала уборщицу. В тот день девочке впервые показалось, что крокодил отстал. А вот Зинаида спиной почувствовала чей-то тяжелый злой взгляд из кустов.
Не раздумывая, свернула она в лесополосу. Даже если он нападет сзади, она совершенно точно заставит его прикоснуться губами к ее щеке. Ради этого все и затевалось.
Тенистая аллея стала хорошим укрытием для Крокодила. Он возник перед ней внезапно, рассчитывая на испуг. Но Зинаида лишь улыбнулась и поманила мужчину к себе.
- Что же ты ждешь? Поцелуй меня!
Рябой, весь в следах от незалеченных прыщей, косоглазый и лысеющий крокодил не ожидал такого напора. Он привык видеть в глазах жертвы только страх.
- Целуй! – наступала на него Зина.
Теперь он был ягненком, а она хищником. Все пошло не так. Страх обуял преступника. Теперь уже он, сам не понимая зачем, бежал от нее по асфальту, размахивая ножом, но не решаясь его применить…
Зина гнала его долго, голосила, пока Крокодила не скрутили какие-то спортивные парни, гулявшие по аллее. Женщина успела прислониться к его губам щекой. А это, считай, поцелуй. А потом подоспела и милиция. При нем нашли перстень, снятый с руки Владлены Семеновны. Он как раз собирался сдать его перекупщикам.
В коробке из-под муки в доме подозреваемого обнаружились драгоценности других жертв. Под тяжестью улик крокодил сознался во всем. Стоял вопрос лишь о его вменяемости… Но вот в чем проблема – он не умирал...
Удивительным был еще кое-что. На улице Зина внезапно встретила человека, подозрительно похожего на Свинаренко, ее бывшего гражданского мужа. Она готова была поклясться, что это он. Неужели он жив, а тогда просто… сбежал, зная о ее страхах?
За помощь в поимке опасного преступника уборщицу представили к награде. Ее целовали и большие начальники, и все-все коллеги, и даже Вадик Щукин, чью маму недавно отпустили из больницы домой. Никто из них не умер…
- Зинаида Афанасьевна! – обратился к ухоженной зрелой женщине в красном лощеный моложавый ведущий. – Наши телезрители уже давно бомбардируют редакцию письмами с требованием пригласить вас на эфир. Всем интересно, как вам удалось проделать блестящий путь от скромной уборщицы до одного из лучших специалистов по работе с виной и стыдом. Ваша книга об этом «В плену у собственной тени» в первый же день была распродана тиражом 40 тысяч экземпляров! И это только оффлайн! Я считаю, да что там, вся страна считает, что это оглушительный успех. Как вам удалось стать тем, кем вы никогда не являлись?
- Я не становилась тем, кем я никогда не являлась. Я просто стала сама собой! – с достоинством ответила женщина, скрестив лодыжки. Работа перед камерой была для нее еще непривычна, но очень интересна. – В определенный момент я поняла, что мы очень многого лишаем себя, утонув в своих страхах, вине и стыде. Каждый из нас рожден с крыльями, но не каждый расправит их. Я – сумела, и теперь хочу помочь таким же людям, как я.
Студия синхронно, без команды режиссера, взорвалась овациями.
- Крупнее снимайте лица гостей! – крикнула в микрофон полноватая женщина, наблюдавшая за работой камер с нескольких экранов. Когда зал угомонился, ведущий продолжил.
- Но чем объясняется такой взлет? Выдайте нам секрет.
- Он объясняется годами психотерапии, волевым характером и спортивной злостью. А еще – мне просто повезло.
- Давайте я спрошу иначе. Часто в публичность люди приходят, сделав большие вложения. Попросту, купив аудиторию. Но у вас, насколько я понимаю, таких вложений не было. Вы сирота, и ваши родители погибли при странных и трагических обстоятельствах. Откуда вы взяли деньги на раскрутку?
- До того, как покинуть этот мир, мои родители вложили в меня очень многое. Свою любовь, любовь к знаниям, волевой характер и железный самоконтроль. С самокопанием переборщили только. Но я это исправила.
- Скажите, правда ли вам удалось когда-то справиться с маньяком? Считаете ли вы это своим главным достижением в жизни.
- Нет, с маньяком справилась милиция. Своим главным достижением в жизни я считаю то, что мне удалось справиться с собой.
- В книге вы описываете свои чувства после потери родителей. Вы винили во всем заговоренную пуговицу. Она правда существовала?
- И да, и нет. Пуговицу я действительно нашла на улице. Только вот заговоренной она не была. А вот та боль, которую испытывала маленькая девочка, потерявшая родных, существовала реально.
- Мы пригласили в студию вашего бывшего гражданского мужа Прохора Свинаренко. Что вы на это скажете?
- Скажу, что я рада. Пусть все женщины страны увидят его лицо.
- Он говорит, что до сих пор любит вас?
- Я в этом не сомневаюсь. Он всегда любил питательных женщин.
- Ответьте на главный вопрос. Вы жалеете, что фактически потеряли 10 лет своей жизни?
- Я предпочитаю думать о том, что приобрела. Иногда нужно погрузиться очень глубоко, чтобы научиться всплывать…
Вопросы продолжались. Зинаида Афанасьевна держалась уверено, говорила точно, едко и иронично.
- Снято! – закричала тетка с микрофоном.
- Зинаидочка, а можно и мне автограф? – с надеждой спросил лощеный ведущий.
Зинаида вдохнула, и на почти что на бегу подписав книжку, полетела в гримерку. У нее на сегодня было запланировано еще несколько дел.