Б. Аптекер "Заря занимается". Суд над Анджелой Дэвис. М.: "Прогресс". 1980г.
NB: сразу три дела почти одновременно:
1) дело "соледадских братьев" (27.03.1970г. - оправдательный вердикт суда);
2) инцидент в суде с Джонатаном (07.08.1970г.);
3) суд над А. Дэвис (27.03.1972г. - начало судебного процесса; 02-04.06.1972г. - оправдательный вердикт суда).
Дело "соледадских братьев" (1970г.)
13 января 1970г. - драка в тюрьме Соледад между белыми и чёрными заключёнными.
16 января 1970г. - гибель часового.
По утверждению защиты, начальник охраны в тюрьме Соледад Чарльз Муди организовал убийства трёх чёрных заключённых тюрьмы Соледад 13 января 1970г., т.е. за три дня до смерти белого часового.
Судья: не относится к делу.
NB: Чарльз Муди производил предварительное следствие, приведшее к вердикту большого жюри о привлечении виновных к уголовной ответственности и передаче их дела в суд.
Обвинитель - намерен вызвать двадцать свидетелей из числа заключённых, которые уличат Джона Клатчета и Флита Драмго.
с февраля 1970г. 2/3 свидетелей из числа заключённых были освобождены под честное слово. 18 из 20 заключённых, выступавших в качестве свидетелей - белые.
Капитан (начальник охраны) Чарльз Муди больше не работает в тюрьме Соледад, он теперь официально именуется главным следователем обвинения.
Свидетели обвинения - несколько охранников тюрьмы Соледад; главный врач тюрьмы; патологоанатом; криминалист; специалист по отпечаткам пальцев.
Перекрёстный допрос установил противоречия и непоследовательности в показаниях каждого свидетеля и расхождения между показаниями свидетелей. Защите в сражении с обвинителем удалось добиться от свидетелей признаний в том, что их заставили давать нужные обвинению показания, прибегнув к подкупу и угрозам. -> во всех случаях говорили прежде всего о капитане Муди.
Следуя за тем, как свидетель за свидетелем пробирались через дебри той или иной версии убийства, зрители то раздражались смехом, то испускали тяжкие вздохи. Большинство зрителей симпатизировало "соледадским братьям". Судья назвал их смех "циничным".
Присяжные вынесли вердикт - признать обвиняемых (Джона Клатчета и Флита Драмго) невиновными по всем статьям.
Когда в январе 1970г. в тюрьме Соледад был убит охранник, Джону уже был определён срок освобождения под честное слово. Его должны были освободить 28 апреля 1970г.
После оправдания Комитет защиты "соледадских братьев" организовал кампанию за немедленное освобождение Джона.
Джон Клатчет возвратился домой 23 мая 1972г.
В апреле 1970г. Флита должен был предстать перед управлением по делам несовершеннолетних правонарушителей, у него были шансы на то, чтобы добиться назначения срока его освобождения.
Флита Драмго всё ещё находится (1976г.) в исправительном центре тюрьмы Сан-Квентин, где он ожидает суда как один из шести узников тюрьмы Сан-Квентин, обинённых в убийстве трёх охранников и двух заключённых в тюрьме Сан-Квентин, которое совершено в тот же день, когда был убит Джордж Джексон.
(Джона Клатчета не обвиняли в этих убийствах, т.к. в три часа пополудни в субботу 21 августа 1971г. он был у матери. Даже надзиратель не мог опровергнуть этого факта).
7 августа 1970г. - инцидент в суде с захватом в заложники судьи и четверых заседателей Джонатаном Джексоном, использовавшим личный пистолет А.Дэвис, зарегистрированный на её имя.
13 октября 1970г. - А.Дэвис арестована в Нью-Йорке агентами ФБР.
21 октября 1970г. - губернатор штата Нью-Йорк (Н. Рокфеллер) подписал приказ о выдаче А. Дэвис штату Калифорния (губернатор Р. Рейган) в ночь с 21 на 22 декабря 1970г. - команда ФБР на самолёте доставила её из Нью-Йорка в Сан-Рафаэль.
21 августа 1971г. - смерть Джорджа Джексона.
8 ноября 1971г. - 17 неделя судебного процесса над "соледадскими братьями" - Джоном Клатчетом, Флитом Драмго, и Джорджем Джексоном (он убит).
21 декабря 1971г. - по настоянию защиты судья объявил Джорджа Джексона невиновным (презумпция невиновности).
Утром 21 декабря адвокаты (Флойд Силлимен и Ричард Сильвер) явились в суд (судья Спиро Ли Вэвьюрис) с моделью крыла "Y" здания тюрьмы Соледад, в котором по обвинению (главный обвинитель Вильямс Картис) Джон и Флита убили белого охранника -> предмет иска.
Освобождение под залог имело глубокое влияние на характер действий самого обвинения.
Через три дня после освобождения под залог Анджела Дэвис выехала в Сан-Франциско, чтобы присутствовать на суде над оставшимися в живых "соледадскими братьями" - Джоном Клатчетом и Флита Драмго.
О присутствии Анджелы в Сан-Франциско стало известно. К полудню на ступенях Дворца правосудия собралось несколько сот человек. Когда в понедельник 28 февраля начался суд над ней, прокурор Альберт Харрис заявил в кабинете судьи протест против присутствия Анджелы на этом "собрании", обвинив её в том, что она нарушила условия её освобождения. Судья Арнасон встревожился, но никаких репрессий не последовало.
В тот день, когда начался суд, Альберт Харрис объявил о своём намерении исключить один раздел из обвинительного акта - "открытое действие №1".
Открытым действием номер один было участие Анджелы Дэвис в собрании в здании правительства штата в Лос-Анджелесе 19.06.1970г. совместно с Джонатаном Джексоном "в соответствии с заговором и ради достижения его целей".
-> мотив:
С самого начала Харрису пришлось рисовать образ Анджелы в грубой расистской манере. Он намеривался доказать, что Анджела, побуждаемая политическим фанатизмом (что подтверждается её речами) и непреоборимой любовной страстью (о чём свидетельствуют её письма Джорджу Джексону, посланные в июне 1970г.), пустилась на эту преступную авантюру.
Однако к тому времени, когда дело должно было слушаться в суде, положение в стране изменилось, её показания теперь могли показаться обоснованными и справедливыми (восстание в тюрьме Аттика -> расизм и жестокость тюремной системы). Благодаря беспрецедентному по своему размаху движению международной общественности удалось добиться освобождения Анджелы под залог.
Право на свободу слова (I поправка в конституции) было предоставлено А.Дэвис, и отказ признать его мог быть чреват серьёзными осложнениями. Некоторые присяжные могли бы согласиться с утверждениями защиты, что этот судебный процесс является, по сути дела, процессом политическим*.
_________________
*в мае 1972г. умер генеральный прокурор США (шеф ФБР) Дж.Э. Гувер; тогда же СССР посетил президент США Р. Никсон и подписал в Кремле договор ОСВ-1.
_________________
Более тонкий политический подход, имеющий в своей основе использование расовых и эротических предрассудков и стереотипов, мог бы обеспечить осуждение обвиняемой, не вызывая широкой критики.
-> Имея в своих руках дневник Анджелы Дэвис за июль 1971г., Харрис решил, что ему лучше отказаться от всяких ссылок на политические взгляды Анджелы и базировать всю свою аргументацию на теории неодолимой любовной страсти. Поэтому он предложил вычеркнуть "открытое действие номер один" из обвинительного акта.
P.S.: Джордж Джексон и Анджела Дэвис начали переписываться весной 1970г. Где-то весной или летом они полюбили друг друга (8 мая 1970г. он попросил включить её в список посетителей, но просьба была отвергнута властями по "административным причинам" -> на печатном бланке для заявления в графе "степень родства" Джордж написал: "Я знаю этого человека всю жизнь..." (подчёркнуто).
Отбор присяжных заседателей
Во второй половине дня 9 марта - всего лишь через восемь дней после того, как началась процедура подбора присяжных, - 12 кандидатов в присяжные прошли три стадии опросов и были пока что одобрены.
С нами работали чёрные психологи. Они ежедневно бывали в суде, чтобы наблюдать за ходом подбора присяжных. Они высказывали ценные замечания о некоторых присяжных: отмечали у них состояние напряжённости или растерянности, фиксировали, какие слова они выбирают, подмечали их интонацию, обращали внимание на то, как они строят свою речь, как одеты, какие у них манеры.
Секретарь суда вытянул из общей массы 150 записок 12 с фамилиями первых 12 кандидатов в присяжные.
Это было удивительное зрелище - весёлое, напряжённое, скучное, смешное, жестокое, ужасное. Кандидаты в присяжные имели испуганный вид - и были чистосердечны, импульсивны, враждебны, застенчивы, приветливы, сметливы. Многие были не в курсе дела или неправильно информированы и поэтому спокойны, разумны, временами жалостливы. Только немногие были воинственны и упрямы.
Например, один молодой человек на вопрос, женат ли он, ответил, что он не женат, хотя был трижды помолвлен. Лио Брентон (адвокат) спросил его сочувственно: "Вероятно, вам ещё просто не удалось жениться? Молодой человек, студент, ответил утвердительно и быстро добавил: "Но я не разделяю мужского шовинизма или чего-либо в этом роде".
14 марта 12 кандидатов в присяжные были одобрены. Немедленно начался отбор четырёх запасных присяжных. Это был долгий и нудный процесс. За три с половиной дня были отсеяны или отведены 23 кандидата в присяжные.
Когда отбор присяжных закончился, был объявлен перерыв на 10 дней. Судоговорение и допрос свидетелей были начаты 27.03.1972г.
Затем произошло то, чего никто не ожидал. В пятницу (17 марта) стало известно, что Верховный суд штата Калифорния изменил своё решение относительно отмены смертной казни. В результате Анджела могла вновь подвергнуться тюремному заключению.
В понедельник (20 марта), в кабинете судьи, помощник главного прокурора штата Альберт Харрис объявил, что он не внесёт предложения об отмене решения об освобождении под залог.
(стр. 95)
Однажды утром в начале октября, когда мы сидели в адвокатской кабине, Анджела протянула мне напечатанную на машинке тетрадь в 28 страниц. Она просила меня прочитать её. Рукопись была озаглавлена "Мысли о роли чёрной женщины в рабской общине". Эта работа явилась результатом диалога с Джорджем Джексоном.
28 мая 1970г. Джордж написал Анджеле длинное письмо, в котором излагал свои мысли о роли чёрной женщины в обществе угнетения и в освободительной борьбе. Это письмо затрагивало самые глубокие чувства, оно было проникнуто страстью, нежностью, духом бунтарства. Но в нём он утверждал мысль о доминирующей роли женщины в негритянской семье и осуждал её влияние на чёрного мужчину, которое якобы снижало его волю к сопротивлению гнёту.
Анджела начала отвечать ему в своём письме от 02.06.1970г. (вещественное доказательство обвинения) -> об аболиционизме, сексуальном насилии (чёрных женщин).
Для Анджелы личное и общественное сливались в поразительной диалектической взаимосвязи. Её постоянной темой была свобода, столетиями боровшегося народа, и в этом она черпала мужество и страсть, обретала в этой борьбе новые силы вместе со всем народом.
Стихотворная форма дневника Анджелы Дэвис (вещественное доказательство обвинения), приданная драматургом Дальтоном Трамбо в русском переводе Николая Пальцева:
Ты знаешь, как я ликовала,
Когда мне открылось, что ты меня любишь?
Джордж Джексон был мне неведом;
Он был абстрактной фигурой,
Братом, за которого мне предстояло бороться,
Чем-то настолько далёким,
Что я не знала, как к тебе относиться,
Пока тебя не увидела.
И не застыла на месте -
Девчонка,
Врасплох застигнутая любовью.
После суда в Салинасе
Со мной незримо и неотступно
Был ты - ты, прекрасный
И мужественный, в которого
Я влюбилась
Внезапно и безотчётно.
Возвращаясь
(Мы ехали вдоль побережья,
Минуя туманы, озёра, холмы
И лесные чащобы),
Я немела от счастья,
Влюбляясь в тебя всё больше
И всё больше теряя терпенье...
Люблю тебя,
Люблю без остатка,
Люблю навсегда,
Люблю тебя, Джордж.
Переполненная тобою,
Опьянённая
Я жажду тебя ещё больше, чем прежде.
Ты не покинул меня
С тех самых прощальных объятий
Я вижу тебя.
Мы одно.
Им никогда не удастся лишить нас
Этих чувств,
Накапливавшихся веками,
А ныне бессчётно возросших
В своей силе.
Я никогда не думала,
Что где бы то ни было
Между двумя людьми,
Даже между нами,
Может быть так много любви.
Сегодняшним утром, сегодняшним утром,
Проходя эти несколько метров
(Казалось, ступая по воздуху)
Из камеры к тебе, к тебе, -
Я пытаюсь собрать миллионы осколков
В зеркало, где отразился бы лик
Человека, которого я люблю,
Выстроить из миллионов (даже больше чем миллионов) осколков
Мозаику, более совершенную,
Чем то совершенство,
Какое во мне уже родилось.
Времени, впрочем, прошло немного:
Восемь часов оказались мигом,
Мигом, вобравшим в себя бесконечность.
Прощая, спи спокойно.
Утром пойду я
В ту, в другую камеру,
Чтобы соединиться с тобой.
Люблю тебя,
Люблю любовью
Безграничной,
Неодолимой.
"За последние два года жизнь Анджелы Дэвис была полна гонений и страданий. Её дело остаётся позорным пятном на истории правосудия США. Но его последняя страница ещё не написана" (Лио Брентон, адвокат Анджелы Дэвис).
А. Дэвис "Автобиография" М.: "Прогресс" 1978г.
<Все в зале суда сидели как на иголках. Присяжные заседатели, репортеры и публика — все с нетерпением и напряжением ждали, когда прокурор зачитает обещанный "критический" отрывок из моего письма Джорджу. Однако он все еще зачитывал другие отрывки, и его слова глухо и монотонно падали в тишину зала:
"Чтобы выбирать между различными способами выживания, нужно иметь в наличии саму возможность выбора, альтернативы. Надеюсь, ты не воспримешь мои слова как примиренчество, Я только пытаюсь понять, какие силы привели нас, черных женщин, к нашему нынешнему положению. Но почему твоя мать предпочитала выговаривать тебе, вместо того чтобы вручить тебе в руки пылающий меч? Такой вопрос можно задать каждой черной женщине - и не только в отношении их сыновей, но и дочерей тоже(это действительно критический вопрос). Прошлым летом на Кубе я видела замечательных вьетнамских воинов - то были женщины. И мы знаем, что война за национальное освобождение в Алжире без активного участия женщин была бы с самого начала обречена на поражение.
На Кубе я видела женщин, патрулирующих улицы с винтовками через плечо,— они защищали революцию.
Я видела также молодых женщин, обучавших военному делу своих мужей и возлюбленных — иначе говоря, развенчивающих идею превосходства мужчин. В конце концов, если женщина может сражаться, управлять фабриками, тогда мужчины должны уметь помогать им в домашних делах, воспитывать детей..."
"Однако возвратимся к вопросу по существу. Мы узнали от наших предшественников в революционной деятельности, что никакой акт личной мести неспособен привести к захвату власти, разгрому врага. Раб нападает на своего непосредственного хозяина, побеждает его и убегает, однако он делает тем самым не больше чем первый шаг по крутой и извилистой дороге вверх, к освобождению".
Я вижу, как капельки пота стекают по лицу Альберта Харриса, пока он с трудом зачитывает присяжным мое письмо к Джорджу. Его метод чтения напоминает манеру ребенка, знающего, как произносить слова, но не понимающего смысла того, что он читает.
"И очень часто индивидуальный побег — это лишь бегство от реальной проблемы".
Харрис зачитывает последнее предложение так, словно впервые заметил его. Как будто он только сейчас понял, что мои слова не служат доказательством моего участия в событиях 7 августа, что, наоборот, они отрицают мою связь с преступлениями, в которых меня обвиняют. Порой даже кажется, что ему не хотелось бы зачитывать дальше. Даже выбросить всю пачку моих писем, но он не может остановиться.
И он продолжает читать — монотонно, часто запинаясь.
"Только тогда, когда все рабы пробудятся от сна и определят свои цели, выберут руководителей и проявят непоколебимую решимость уничтожить любое препятствие, которое может помешать им воплотить свое представление о новом мире..."
"Мать не может не стремиться к тому, чтобы выжила ее собственная плоть и кровь..."
Харрис прочитал это место так, как если бы был студентом-иностранцем, изучающим английский язык и повторяющим предложение за преподавателем.
Я взглянула на присяжных заседателей. Некоторые из женщин, особенно госпожа Тимоти, казалось, силились понять, зачем он зачитывает эти отрывки из писем.
"Нас лишили возможности знать правду о том, как выжить.
Но ведь выжить можно только сообща, для этого надо наступать, а не обороняться. Для нас принцип выживания требует уничтожения всего того, что заставляет нас сводить нашу жизнь только к заботе об одном лишь выживании".
Он произнес слово "уничтожение" с особым смыслом.
Такое же ударение он делал и на все другие слова, которые, как ему казалось, имеют отношение к насилию.
"Тревоги и отчаяние, рождаемые в нас призраком умершего от голода ребенка, заставляют нас сосредоточивать все наши помыслы разума и тела на самых непосредственных жизненных потребностях, взамен разглагольствования о необходимости "трудиться", сделать "что-либо для себя". Эти проповеди основаны на страхе. Страхе, вызванном к жизни и поддерживаемом системой, которая не может существовать без бедняков, без резервной армии безработных — этих козлах отпущения".
"Инстинкт выживания извращается и направляется в нужную сторону социальной структурой. Из-за нее мне приходится отсылать подальше из дома моего безработного мужа, чтобы чиновник из управления социального обеспечения не прекращал выдавать мне пособие по вспомоществованию, в котором я нуждаюсь, чтобы прокормить голодного ребенка.
Он как-то залпом проглотил эту фразу, чтобы сделать ее наименее заметной для слушателей.
"Хитроумная сеть, целый лабиринт учреждений-кровососов не дают моему мужу ни единого шанса. И пусть я получаю пособие, зарабатываю мытьем полов в домах, куда попадаю с черного хода (ибо резервная рабочая армия должна существовать). И это почитается благом, в ответ на которое я должна уступать белому насильнику и (или) позволять порабощать своего черного мужа. Принцип неравноценного обмена всемогущ".
Харрис вытащил скомканный белый платок и вытер пот с лица. Ясно, что паузу он сделал намеренно. Он как раз дошел до той части письма, которую считал наиболее инкриминирующей. Он как будто хотел именно теперь, после многозначительной паузы, заставить присяжных заседателей забыть все остальное с тем, чтобы сосредоточить их внимание только на одном.
"Отчаяние и агрессивность нельзя подавить насовсем. Возможный взрыв всегда может случиться. Но если революционный путь оказывается погребенным под завалами механизмов сдерживания, мы, черные женщины, направляем наши пули в ложные цели, и больше того — мы даже не осознаем наше оружие".
"Для черной женщины выход не в том, чтобы стать менее агрессивной, чтобы сложить оружие, а в том, чтобы научиться правильно наводить его на цель, и плавно, а не рывком спускать курок и не позволять потерям влиять на нее. Нам следует учиться находить радость в том, что прольется кровь свиней".
Харрис читал медленно, с твердостью и драматизмом, на какие был только способен.
Я надеялась, что присяжные заседатели не такие уж тупицы, каковыми их считает Харрис. Кое-кто из них должен был слышать о метафорах.
Харрис снова возобновил монотонное чтение.
"Однако все это предполагает, что черный мужчина должен избавиться от мифа о том, что его мать, его жена должны быть у него в подчинении прежде, чем он сам начнет войну с врагом. Освобождение - диалектическое движение: черный мужчина не сможет освободиться и стать человеком, мужчиной, если черная женщина в свою очередь не сможет освободиться от того навоза, в котором она очутилась. Так же верно и обратное. И это только начало".
"Случайно ли Лерой Джонс и Рон Каренга и вся эта компания трусливых культурных националистов требуют полной покорности от черной женщины в качестве возмещения за то "зло", которое она будто бы в течение веков причиняла черному мужчине. Ты верно сказал, Джордж, есть точные и очевидные критерии для определения степени поддержки контрреволюции со стороны тех, кто навывает себя нашими соратниками по борьбе. Их отношение к белым — вот один критерий. Их отношение к женщинам - другой".
Харрис наверняка хотел отвлечь внимание присяжных заседателей от моей критики националистов в нашем движении, без всякого отличия выступающих против всех белых. Он полагался на то, что присяжные будут инстинктивно ассоциировать меня с антибелым крылом движения за освобождение черных. Тем самым, как предполагалось, еще больше укрепятся сложившиеся против меня политические предубеждения.
"Освобождение женщин в революции неотделимо от освобождения мужчин".
Он прочитал эту фразу так, как будто она не имела никакого смысла.
"Я изложила свои мысли сумбурно. Надеюсь, в моих словах нет тавтологии".
Здесь он снова прибег к той же преднамеренной паузе.
Последнюю часть письма он пожелал прочитать особенно драматично, с явным нажимом. Ему хотелось, чтобы присяжные заседатели запомнили, обратили внимание на следующий отрывок из письма:
"Джон со мной заключил мир. Я буду стремиться не напоминать ему о его молодости, он же постарается побороть свой мужской шовинизм. Не ругай меня до тех пор, пока не поймешь мою мысль: я никогда не говорила, что Джон слишком молод и ни на что не годится. Я только удивлялась тому, что, несмотря на проведенные им в католической школе годы и тому подобное, он не дает обществу поймать себя в ловушку взрослости. Однако он действительно не переносит, когда вспоминают о его возрасте".
Слова письма прозвучали очень странно, когда Харрис допытался придать им интонацией своего голоса вполне определенную направленность: "Я никогда не говорила, что Джон слишком молод и ни на что не годится..." Харрис хотел выделить именно эти слова для подтверждения своей теории заговора, именно эту фразу, которую я невзначай нацарапала на бумаге. Мне всего лишь хотелось сказать Джорджу, что я знаю, как он любит и уважает своего брата.
Однако Харрис на этом не кончил.
"Ночью, после того как я увидела тебя в суде, впервые зa многие месяцы мне приснился сон. (Или по крайней мере он был настолько значительный, что запечатлелся в памяти.) Мне снилось, что мы вместе, рука об руку сражаемся против свиней, вместе побеждаем. Что мы учимся узнавать друг друга".
Харрис как будто хотел заставить присяжных поверить, что я настолько втянулась в так называемый заговор, что даже во сне занимаюсь заговорщической деятельностью.
"Люблю тебя. Революционный привет от клуба Че-Лумумбы и "Комитета в защиту „соледадских братьев".
Анджела.
Когда Харрис добрался до конца письма, он сделал глубокий вдох, а затем с шумом выпустил воздух из легких.
В нем совсем не было заметно той уверенности, какая присутствует у прокурора, только что представившего суду основные, важнейшие доказательства. Наоборот, его настрой, казалось, говорил о глубоком ощущении поражения.
И его вздох явился вздохом облегчения - как будто он и не надеялся закончить, подобно школьнику, чтение письма.
Меня же разбирали двойственные чувства. С одной стороны, поскольку письмо представлено суду в качестве доказательства моей вины, я испытала порыв вскочить и еще раз громогласно заявить о полнейшем банкротстве возбужденного против меня дела. И с такими-то "доказательствами" в течение шестнадцати месяцев меня держали в тюрьме! Но, с другой стороны, я чувствовала себя подавленной тем, что самые мои сокровенные чувства выплеснуты на всеобщее обозрение - да еще как - в коварных целях, холодным голосом прокурора. И вспыхнула с новой силой неутихающая скорбь. Скорбь по Джону. Скорбь по Джорджу. С новой силой меня объяла ненависть к их убийцам. Но я не могла плакать, не могла кричать. Я должна была сидеть за столом защиты в ожидании, пока прокурор не представит новые "доказательства", призванные убедить присяжных заседателей в моей виновности>.
Характеристика Анджелы Дэвис
Б.Аптекер. «Заря занимается» стр.93:
По складу ума, по темпераменту Анджела - типичный учёный. Она застенчива, даже немного замкнута. Она не любит большие собрания и каждый раз испытывает робость, когда ей приходится выступать перед большой аудиторией. Она тщательно готовит свои лекции и выступления и даже краткие заявления. Подчас её стремление к точности и подробностям кажется безграничным. Она рассудительна и почти никогда не действует под влиянием порыва.
И прежде всего, она удивительно сходится с людьми. Она терпелива, чутко реагирует на настроения других, её всегда интересует то, о чём они говорят. Она внушает своим собеседникам такое чувство доверия, сочувствия, человечности, что зачастую обезоруживает даже своих противников.
Анджела всегда прекрасно владеет собой. Она всегда вдумывается в происходящее, анализирует, размышляет, учится у других. Её способность отключаться от окружающего поразительна. Её работа и книги служили ей надёжным убежищем в окружавшей атмосфере безумия. Она черпает силы в неиссякаемой мощи народа и в своих произведениях всегда обращается к проблемам, волнующим народ, - к борьбе за жизнь и человеческие права, за освобождение и самоутверждение. Именно благодаря этой связи с негритянским народом её интеллект всегда бодр, всегда настроен на борьбу, именно это даёт ей возможность справляться с эмоциональными травмами.
Талант сочетается в ней с удивительным упорством и выдержкой.
В недели, последовавшие за гибелью Джорджа, когда приближался суд и перед ней вставали тысячи проблем, она беспрерывно работала - писала письма, стихи, статьи, рассказы.