… Болело тело. Глеб потянулся – в спине что-то хрустнуло. Он положил ладонь на тыльную сторону шеи, попробовал её размять. Не помогло. Покрутив головой по часовой стрелке, с сожалением перевёл ноут в спящий режим: не успел доделать работу.
Сидеть дальше было бессмысленно – всё валилось из рук, ничего не получалось, беспокойный комок шевелился в груди, посылая тревожные импульсы в сердце, в мозг. Неизвестность причины беспокоила.
– Нужно переключиться. – Глеб прошёл на кухню, недовольно поморщился: не любил готовить, терять время. Идти в кафе – энергозатратно.
Уронил вилку.
– Кто-то придёт? – усмехнулся: 21 век, а в голову лезут приметы. Услужливая память подбросила ещё один милый фактик: утром выбрасывал пакет с отходами – возле мусоропровода крутилась чёрная кошка, увязалась за ним…
Сердце ухнуло, упало, подняв щекочущую волну предчувствия беды.
Остро захотелось есть. Запах яиц и бекона заставил облизнуть губы. Еле дождался готовности. Пересолил…
Неясные ощущения, копошащиеся мысли мешали сконцентрироваться на еде. Глеб взял кофе и вернулся в комнату. Несколько раз открыл и закрыл ящик стола… Что происходит?
Зазвонил телефон.
– Слушаю, – ответила только тишина и чьё-то дыхание. – Слушаю!
Короткие гудки.
Звонок.
– Слушаю! – было неприятно, если не сказать страшно. – Слушаю!
Вилка. Чёрная кошка. Пересолил… – глупость, конечно, но…
В прошлый раз тоже не верил: пришёл сосед денег просить, знал, что нельзя вечером занимать, да тому очень нужно было, ясно для чего. И что? И сосед долг не отдал, и цыганка деньги выманила.
Цыганка! Так-так-так… Что сказала? Бойся человека, который придёт к тебе весь в чёрном, будет дурное говорить, маленькую вещь просить – не давай! Порчу наведёт через этот предмет. А хочешь отделаться малым испугом – дай пять тысяч, но не ему, а ей, цыганке-спасительнице. Она часть беды на себя возьмёт.
Не поверил, но “хабаровск” отдал, так, на всякий случай. Но никто не приходил, ничего не просил.
Из прихожей раздался непонятный звук. Глеб на цыпочках, как балерина-пенсионерка, проковылял к двери – кто-то дёргал ручку. Посмотрел в глазок – никого. Ни в чёрном, ни в белом никого не наблюдается. Только пошёл назад – в замок вставили ключ. Это наглость!
Хоть бы в квартиру позвонили – проверили, есть кто дома.
Под рукой оказался только веник. Встал за дверь, чтобы ни сразу увидели. Кому что надо? Брать у него нечего – всё жена забрала, когда уходила к матери. Ноутбук! Вот за чем могут охотиться! Хотя… Навряд ли.
Дверь медленно отворилась, кто-то осторожно вошёл. Постоял. Вздохнул. Включил свет.
– Тьфу! Валентина Павловна! До инфаркта доведёте! – Глеб вышел из укрытия.
– На кого плюёшь, изверг? – Чёрным невысоким человеком оказалась тёща.
– Могли бы позвонить…
– Я звонила – ты дышишь и молчишь! Пугаешь.
– А в дверь?
– А зачем? Это не только твоя квартира, но и Любочкина.
– Как она?
– Лучше всех! Я пришла за одной небольшой вещицей.
Началось! Права была цыганка! Вся в чёрном, просит…
– Не отдам. Пусть жена сама приходит.
– Как не отдашь? Это её. В спальне, в тумбочке пакет лежит.
– Сказал, не отдам. Мне эта вещь самому нужна.
– Гадом ты был – гадом и остался. Тьфу на тебя.
– И вам всего хорошего!
Закрыл дверь. Выдохнул. Права была цыганка. Спасибо, предупредила.
– Ё-мое! – Глеб стал торопливо одеваться. Вспомнил продолжение разговора: после ухода чёрного человека возьми листок, нарисуй крест, выйди на перекрёсток, сожги бумажку и пепел развей… Так и сделал.
Нарисовал, вышел. Благо перекрёсток рядом. Сжечь не удалось. Ехала патрульно-постовая служба и забрала за хулиганство на дороге. Выписали штраф. Права была цыганка! Не успел сжечь – порча пошла.
Вернулся домой и, первым делом, в спальню. Открыл тумбочку жены, достал пакет. Заглянул – бигуди.