Найти в Дзене

«…ТОЧНО У НИХ НЕ ТОТ ЖЕ ГОСУДАРЬ, … А ОСОБЕННЫЙ, ИХНИЙ…»

Фёдор Михайлович Достоевский. «Бесы».
«… Когда Варвара Петровна объявила свою мысль об издании журнала, то к ней хлынуло еще больше народу, но тотчас же посыпались в глаза обвинения, что она капиталистка и эксплуатирует труд. Бесцеремонность обвинений равнялась только их неожиданности.
Престарелый генерал Иван Иванович Дроздов, прежний друг и сослуживец покойного генерала Ставрогина, человек достойнейший (но в своем роде) и которого все мы здесь знаем, до крайности строптивый и раздражительный, ужасно много евший и ужасно боявшийся атеизма, заспорил на одном из вечеров Варвары Петровны с одним знаменитым юношей. Тот ему первым словом: «Вы, стало быть, генерал, если так говорите», то есть в том смысле, что уже хуже генерала он и брани не мог найти.
Иван Иванович вспылил чрезвычайно: «Да, сударь, я генерал, и генерал-лейтенант, и служил государю моему, а ты, сударь, мальчишка и безбожник!». Произошел скандал непозволительный. На другой день случай был обличен в печати, и начала собира

Фёдор Михайлович Достоевский. «Бесы».


«… Когда Варвара Петровна объявила свою мысль об издании журнала, то к ней хлынуло еще больше народу, но тотчас же посыпались в глаза обвинения, что она капиталистка и эксплуатирует труд. Бесцеремонность обвинений равнялась только их неожиданности.
Престарелый генерал Иван Иванович Дроздов, прежний друг и сослуживец покойного генерала Ставрогина, человек достойнейший (но в своем роде) и которого все мы здесь знаем, до крайности строптивый и раздражительный, ужасно много евший и ужасно боявшийся атеизма, заспорил на одном из вечеров Варвары Петровны с одним знаменитым юношей. Тот ему первым словом: «Вы, стало быть, генерал, если так говорите», то есть в том смысле, что уже хуже генерала он и брани не мог найти.
Иван Иванович вспылил чрезвычайно: «Да, сударь, я генерал, и генерал-лейтенант, и служил государю моему, а ты, сударь, мальчишка и безбожник!». Произошел скандал непозволительный. На другой день случай был обличен в печати, и начала собираться коллективная подписка против «безобразного поступка» Варвары Петровны, не захотевшей тотчас же прогнать генерала.
В иллюстрированном журнале явилась карикатура, в которой язвительно скопировали Варвару Петровну, генерала и Степана Трофимовича на одной картинке, в виде трех ретроградных друзей; к картинке приложены были и стихи, написанные народным, поэтом единственно для этого случая.
Замечу от себя, что действительно у многих особ в генеральских чинах есть привычка смешно говорить: «Я служил государю моему...», то есть точно у них не тот же государь, как и у нас, простых государевых подданных, а особенный, ихний…».


Выражение Достоевского «ихний государь» - очень меткое. В XVIII веке российский правитель, будь то царь или царица, являлся всего лишь ставленником элитной армейской группировки, каковой была лейб-гвардия. Вся царская власть только на них и держалась. Задобрить армию была самой насущной задачей для каждого руководителя государства.
Вообще, «козыряние службой» – отличительная черта многих высокопоставленных лиц. При этом, естественно, не ясно, о каких именно аспектах службы идёт речь, и в чём именно она выражалась? Как тут не вспомнить слов Фамусова -

Когда же надо подслужиться,
И он сгибался вперегиб

Кто-то, прочитав сии строки, может воскликнуть:
- Ну да! Достоевский-то, понятно, был озлоблен на царскую власть. Был осуждён и столько лет провёл на каторге, в ссылке и на военной службе. Поэтому так.
Дело не в том, что они все – «гнилая интеллигенция». Кто, где и как именно прогнил – вопрос спорный. Это выражение приписывают Александру III, который, по свидетельству фрейлины Софьи Ивановны Тютчевой, воскликнул «Гнилая интеллигенция!», отшвырнув стопу либеральных газет, в которых публицисты и общественные деятели развернули кампанию с предложениями простить и помиловать убийц его отца, царя Александра II, апеллируя к их раскаянию.

Если Вы думаете, что подобное отношение к военным встречается только у русских писателей, то ошибаетесь.
Вот ещё пример.


«... Мой брат, Д. Б., четыре года как проклятый торчал в армии. Он и на войне был, участвовал во втором фронте и все такое — но, по-моему, он ненавидел армейскую службу больше, чем войну. Я был ещё совсем маленький, но помню, когда он приезжал домой в отпуск, он всё время лежал у себя на кровати. Он даже в гостиную выходил редко. Потом он попал в Европу, на войну, но не был ранен, и ему даже не пришлось ни в кого стрелять. Целыми днями он только и делал, что возил какого-то ковбойского генерала в штабной машине. Он как-то сказал нам с Алли, что, если б ему пришлось стрелять, он не знал бы, в кого пустить пулю. Он сказал, что в армии полно сволочей, не хуже, чем у нацистов. Помню, как Алли его спросил — может быть, ему полезно было побывать на войне, потому что он писатель и теперь ему есть о чём писать...».

-2

Может показаться, что всё высказанное - крайне озлобленного человека.
Однако слова главного героя романа «Над пропастью во ржи» Холдена Колфилда о реалиях войны — опыт самого Джерома Дэвида Сэлинджера, который в годы Второй мировой войны служил в отделе контрразведки 12-го пехотного полка 4-й пехотной дивизии и участвовал в высадке десанта в Нормандии, затем в битвах в Арденнах и Хюртгенском лесу.
Дело, конечно, не в том, что там, в армии, «полно сволочей, не хуже, чем у нацистов». Просто параллельно существуют три мира:
1., обычный, гражданский, мир;
2., воровской мир и
3., мир военных.
В обычных ситуациях эти миры редко пересекаются, лишь изредка вторгаясь в соседние миры. Когда человек из гражданского мира попадает в другой мир - ему становится крайне некомфортно.

Вот об этом и пишет Сэлинджер.
У человека должен быть выбор, но при диктатуре именно диктатор определяет, кому когда попадать в какой мир.
И только сумасшедший может сорвать границы между этими мирами.