Думаю, писать-не писать. Но ведь есть блоги о дежурстве врачей, о дне сисадмина. Может, кому-то интересно, а я разгружу голову от накопленных впечатлений. К тому же возраст мемуарный подступает, какие бы белые блузочки с цветами и бабочками не вводили в заблуждение окружающих.
Сегодня прошел концерт, и мне есть, что рассказать.
Любое мероприятие в школе планируется. Это не формализм. Это норма. План составляется в конце мая, когда «все» позади, а впереди отпуск. Выдохнув, ты вспоминаешь год труда и творчества и готов сделать и переделать, выполнить и перевыполнить.
По календарю юбилей Бородина. Люблю его, обожаю! Мудрый, глубокий, русский в самом широком понимании. Человек, объединяющий Европу и Азию в своем творчестве, примиривший, обогативший, воспевший. Уже после смерти его вынесли за пределы. В Париже на «Русских сезонах» «Князь Игорь» потрясет, «Половецкие пляски» поразят. Бородин влюбит в себя. Любим попрежнему.
Помню, едем мы с другом по Швейцарии на машине. По радио звучит «В Средней Азии» Бородина.
— Что это? — спрашивает Мартин.
Отвечаю.
— Красиво.
Эх, думаю, знал бы ты, про что это. Это было бы не «красиво», а восхитительно, потрясающе, гениально… Но Мартин общается на английском, я на русском, муж переводит нас друг другу, такие темы лучше даже не начинать, мучительно больно — донести невозможно, языковой барьер.
Решено! Делаем концерт. Озвучиваю на педсовете идею, прошу поддержать концертными номерами.
План корректируется в начале сентября. Все прекрасно отдохнули, впереди год, еще ничего не началось, дикое желание работать. В себе уверены. Концерт планируем на ноябрь.
И не хочется думать ни про ковид, ни про грипп, ни про другие неприятные неожиданности в виде внезапного карантина, запрета на массовые мероприятия и собственного нездоровья. Тьфу - 3 раза и сердце полно надежды, что в этот ноябрь будет здоров, бодр и свободен.
Наивность? Пусть так. А я бегу собирать номера для концерта.
Бородин — глыба. Детского репертуара нет. Бородин — это оперы, симфонии. Но коллеги не просто педагоги, это прекрасные музыканты.
Бегу по хоровикам. «Будем думать» — меня устраивает
Бегу к вокалистам. Ирина предлагает спеть «Спящую княжну». Я рада!
Бегу к пианистам. Сразу вырисовывается программа. Произведения — отправные точки для сценария.
Пока работаем, ведем уроки, повторяем готовые проекты. Работаем над новыми муз.-лит. композициями.
Хоровики определились. Замечательный коллектив готовит для меня… «Спящую княжну». И Ирина готовит.
Мне плохо. Я, конечно, возьму хор. Это дети. Это важно. Дети в концертной программе — это самое ценное, это смысл деятельности.
Я иду к Ирине. Она не просто прекрасный музыкант. Она педагог. Она поймет.
Мне жутко неудобно, человек репетировал, готовился, это затраты энергии, это время от семьи, мужа, ребенка, от себя.
Она понимает.
— Ирина, ты не обиделась? — спрашиваю с комом внутри.
— Конечно, нет.
— Ирина, ты же мне не откажешь в следующий раз? — чуть не плача спрашиваю.
— Конечно, нет.
Концерт прошел, а я все еще переживаю за тот разговор.
Но Бородин от Ирины не ушел. Но об этом позже
Все готовятся, хор готовится, Ирина нет, пианисты готовы.
Появляется шикарное предложение. Сцена из «Половецких плясок» на виолончели. Ликую! Уже представляю, как Вера с Ольгой играют, а на экране я пущу видео балета.
Тут же приходит идея: кто-нибудь из юных театралов читает «Плач Ярославны» Заболоцкого. Присматриваюсь к ребятам.
Идею пока не озвучиваю, тут главное не промахнуться: ребенок должен потянуть, это должно быть в удовольствие, а не в муки. Нельзя допустить разочарования.
И тут — мистика-фантастика: мысли материализуются. На перемене в разговоре о школе Ульяна озвучивает, что на литературе выучила… Да! Плач Ярославны.
Видимо я так «громко» думала.
— Читай!
— Сейчас?
— Да.
— Над широким берегом Дуная, Над великой Галицкой землёй…
Старательно, по-школьному… А я уже слышу, как на сцене она все произнесет, как нужно.
— Ульяна! У меня к тебе предложение…
Хор готов, определяем дату. Начинаю собирать материал для сценария. За неделю до у меня внезапно острый бронхит.
Ульяна смотрит на меня испуганными глазами. У нас одна репетиция была, и ребенку понятно, сколько работы нужно провернуть, а я накануне без голоса.
А потом… В намеченную дату концерта я думаю лишь об одном, как дышать. Таблетки горстями, полоскания, ингаляции. Я плачу. Мне обидно. Люди готовились, дети готовились. Проходит ноябрь. Пролетает намеченная дата.
А врачи у нас замечательные — я могу дышать.
Как пела Алиса: «Планы не простят обман, если им не дать осуществиться». Я еще не могу говорить, лишь хриплю, как кровожадный пират, но уже могу сидеть и заниматься сценарием.
Звоню Яне, говорю — концерту быть. Мы ищем свободное место в графике зала. Мы игнорируем риски: морозы, карантин.
Я закрываю больничный.
Не узнаю людей. Они грустные. Они устали. Это трудно, когда выступление переносится.
— Лена, надо переключиться, приходи ко мне в выходной, попьем чаю.
— Хорошо. Ноты захвачу. Прорепетируем.
Переключились.
В первый рабочий день после больничного бегу заказывать афишу художнику. Спускаясь на первый этаж, вижу — она уже на экране. Это такое странное чувство, когда ты подумал, а кто-то уже сделал. Это радует. Благодарю!
За радостью печали. Таня, руководитель хора, в больнице. Человек в больнице думает, что дети готовились. Человек в больнице звонит концертмейстеру, и Оля готова взять репетиции и организацию на себя. Нужен дирижер. Светлана не отказывает. Концерту быть.
В дуэте пианистов у Светы заболевает ребенок. Больничный.
Лена: — Может, ты что-нибудь придумаешь, придешь, хоть на часик поиграть в зале?
Света: — Конечно!
Концерту быть! До него 3 дня. Светлана, дирижер-спасатель, заболевает. Больничный.
Таня из стационара: — Они споют без меня.
Но мы же профессионалы. Мы понимаем, это невозможно без дирижера. Это не вокальный ансамбль, это хор. Не он исполняет, на нем исполняют. Мы обращаемся … к Ирине. К Ирине, у которой я забрала номер, которая понимает, не обижается, не отказывает.
— Ирина, мне стыдно смотреть тебе в глаза.
— Ой, да почему? Бросьте! Сделаем.
Это чужой хор. Это чужие дети. Это не самой петь, это совсем другое. До концерта день!
— Яна, а Эдуард знает, что он нам нужен на свет?
— Эдуард на больничном. Но он сказал, что придет.
Андрей только с больничного.
— Как ты?
— Нормально в сравнении… Не дергайте Эдуарда. Я и за себя, и за него сделаю.
Смотрю на него перед концертом. В носу вата. Идиома «кровь из носу» в реальности.
И каждый раз я понимаю, на что люди идут, ради того, чтобы это было. Из стационара, с больничного, от больного ребенка, от себя, от семьи. «Зачем вам это нужно?» — мы слышим это регулярно. Ради искусства, господа!
Сама не могу уснуть накануне. До двух ночи перечитываю сценарий, перепроверяю презентацию, видео. Переживаю, вдруг «заглючит», вдруг не совпадет по времени видео и игра. И куча этих мелких волнений как пчелиный рой внутри. Где взять стальные нервы? Не знаете? На работу к восьми. 4 часа сна.
Сегодня двенадцать уроков, девятым концерт. Да, удобнее в свободный день, чтоб не переодеваться впопыхах на перемене, чтоб перед этим был хотя бы час на подготовку, а не 10 минут. Чтобы не вести перед самым выступлением урок по «Щелкунчику», а после выступления по Баху. Но время выбираем не мы, исполнители, а юные слушатели. Это важно. И мы, и я, и коллеги-педагоги в 16.30 становимся артистами, а в 17.20… Нет, мы не превращаемся в тыкву. Мы идем на уроки и продолжаем свое дело.
Но в 16. 35, после объявления о безопасности я говорю о Гении и о Человеке, о любви к Родине и преданности делу, о самоотверженности и дружбе, о труде, как о разновидности отдыха, и о Музыке.
Звучат фортепианные истории: виртуозная о блестящей салонной жизни, духовная о вечном, лирическая о душевном и психологичном. Как? Без слов рассказать только звуками все, что поймет каждый. Просто. От сердца к сердцу. На ноктюрне я уже сажусь на стул за кулисами, выдыхаю, слушаю. Целую минуту. Звучит музыка. Я погружаюсь.
Выход. Юная перепуганная Ульяна. У нее дебют. Я смотрю с первой кулисы, как она сама выходит из второй, берет дыхание, как учила, но меньше, говорит нараспев, как репетировали, но быстрее… А как ты хотела, девочка? Это сцена, это адреналин. Свет в глаза, ты не видишь, кто там за стеной света, но чувствуешь, что ты на виду. У всех. И ты звучишь. В полной тишине. И тебя не просто видят. Тебя слышат. Тебя запомнят. И ребенок берет себя в руки, и это не школьница у доски, это и автор Слова, летописец, и поэт, и сама героиня, обобщенный образ матери, жены, сестры, дочери Защитников Отечества. Заговор на спасение и сохранение. Память, боль. Ульяна звучит!
Звучат пляски восточной негой и восточным пылом и темпераментом. И на экране танцует ансамбль Моисеева. И идеально совпадает музыка и балет. А Вера даже не видит этого. Экран за спиной. И Оля не видит, она с Верой.
Поет хор. С чужим дирижером. Дирижер с чужим хором. Но в этот момент они едины. Они вместе, роднее родных. Они делают дело. Они творят. Чудесный финал.
— Классный был концерт! Нам очень понравилось, — говорят они.
Им одиннадцать. Они просто дети. Сегодня на концерте они слышали серьезные вещи. Важные вещи. Про преданность работе, про верность делу, про любовь к Родине, про самопожертвование. Не наше, конечно. Бородина.
Они слышали прекрасную музыку в живом талантливом профессиональном исполнении. Им понравилось.
Они одни до этой точки и совсем иные после. Они прошли с нами через. Мы вместе.
А в мае я подам план на следующий год, «забыв» про то, как это было в ноябре. Ведь все позади.
Для чего нам это? Для того. Для этого.
Автор: Виктория
Источник: https://litclubbs.ru/posts/6279-istorija-odnogo-koncerta-na-samom-dele-vseh.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: