Она проснулась от того, что все ее тело онемело от неудобной позы. Закутавшись плотнее в плащ, поежилась, после же удивленно посмотрела на полу плаща, которого раньше не было в ее темнице. Так же не было и свечей, что горели сейчас в подсвечнике.
- …и как давно ты планировала играть в эти игры, маленькая шантажистка? – Прошептал Шешковский на ухо Катерине.
Она обреченно закрыла глаза.
Конечно же, он все узнал. И теперь она тут, в холодной сырой темнице. Без какой-либо надежды на спасение.
Она знала, что так будет. Знала с самого начала. Знала, когда отказалась от предложения графа. Знала, когда согласилась.
Она говорила, что он не простит.
Не простил.
Теперь она тут, его пленница.
Стоит ли терпеть муки допроса? Не проще ли рассказать все самой?
Но как жить после?
Об этом нужно было думать раньше.
- Сколько эмоций на этом кукольном лице! – Усмехнулся ее надзиратель, схватив девушку за подбородок. – Вы так редко настоящая, что наблюдать за вашими чувствами доставляет удовольствие.
«Он действительно странный», - подумала Катерина. – «И он меня пугает».
- Отчего же вы молчите сейчас? – Спросил он, посмотрел на кандалы на ручках деревянного кресла, которые еще не сковывали тонкие кисти графини, но могли захлопнуться в любой момент. Осознание этого уже вызывало ужас.
- Вы все знаете, разве могу я что-то новое вам рассказать? – Тихо спросила она, откинув голову и тяжело вздохнув.
- Я люблю когда мне рассказывают.
- Мне нужны были деньги. И я зная, что именно скрывал этот Золоторев и где прятал, решила его припугнуть. Он не заплатил. Не испугался. Скорее всего, и денег у него нет. Вот такая глупость. Очевидно, не от далекого ума. – Спокойно и безразлично сказала она.
- И все?
- Все. Что же еще? Вы сами сказали мне все. Я этим воспользовалась. Мне нужно извиниться, я полагаю. Но не думаю, что вы поверите сейчас в искренность моих извинений. Подумаете, что я извиняюсь из-за страха допроса. Поэтому извиняться не буду.
Шешковский прищурился.
- И самый частый вопрос, который вы слышите я не буду задавать.
- Какой же по вашему мнению здесь самый частый вопрос? – Спросил ее надзиратель.
- Полагаю, «Что со мной будет?». Ответ на него настолько очевиден, что нет смысла даже спрашивать.
В камере повисла тишина.
- Я не буду жить с этим позором. – Сказала тихо она. – Мои родители не заслужили такого. Они не так меня воспитывали. Могу ли я написать письмо? – Громко спросила она.
- Кому же?
- Не скажу.
- Тогда вы не получите бумагу. Вы вновь пробуете играть в игры. Это то место, где все они заканчиваются. Неужели вы не можете этого понять? Я полагал, что вы умная женщина.
- Вы ошибались. Если бы я была умной, то не была бы тут. - Пожала она плечами.
Она посмотрела на свои руки. Ее платье из белого стало серым, как и стены в этой темнице. Она поморщилась. Вспомнила про яркое пятно красных кружев, которое она тут начала вязать. Яркие нитки на медных спицах. Яркие, как кровь, которая текла под ее белой от пыли коже.
- Я стала похожа на это место. – Сказала она, рассматривая свои руки. – Наверное, и волосы мои не отличаются от цвета грязи на полу. Но вернемся к играм. – Графиня посмотрела на Шешковского. – Я обещаю вам, это моя последняя игра. И сразу же по ее завершению вы раскроете эту игру. Я не могу написать то, что вы бы отослали не прочитав. Вы ничем не рискуете.
- А вы решили рисковать.
- В моем случае это глупо. Но игра будет, не важно, будет бумага или нет. Куклы ведь играют в игры.
- Вы уже заигрались.
- Когда я стала куклой я подписала словно свой приговор. Я играю. И остановка означает только падение. При падении фарфоровые куклы бьются и играть больше не могут. Все что я могу это играть до конца и сделать это блестяще. Или не очень.
Шешковский наклонился.
- Вы думаете, что можете диктовать условия? Вы помните про ту сплетню в Китайском дворце, что рассказали мне? про кресло, что опускается вниз, и остается над полом только голова?
- Как же не помнить. – Усмехнулась Катерина. – Только ничего не получится. Тонкая рубаха мужчины не сравниться с женским платьем. Только вот незадача. Платье в котором вы меня арестовали было мне велико. Как раз в талии. Я же тощая. Под сорочкой талию обернули несколько раз тканью, что бы корсет не болтался. Сорочка, плотный корсет. Само платье. Пострадаю разве что плечи. Но даже в этом я не уверена, так как они будут находиться под потолком.
Шешковский ошарашено смотрел на юную графиню.
- Вам придется меня раздеть. Потому что сама я не разденусь. – Продолжила говорить она. - Вам придется оставить меня ногой, что бы снять ткань под сорочкой. Но, если вы посмотрите на корсет, увидите края сорочки, которая за несколько дней начала выглядывать из него. И это та самая прозрачная ткань. Даже в сорочке я буду словно нагая. Вы человек с безупречной репутацией. И пытки – это одно. А высекать голую девицу – даже ваша идеальная репутация не перенесет подобного удара. Да и вы не станете подобное делать.
Шешковский ошарашено смотрел на графиню, после рассмеялся.
- Вы идеальный оппонент. Полемики с вами могут доставлять только удовольствие.
- Жаль, что более их не будет.
Шешковский наклонился к графине, внимательно смотря ей в глаза.
- Вы не врали ни разу. И поступок на последок выглядит уж больно глупо. Значит, дело в другом… и я узнаю, в чем. – Он дотронулся кончиком пальца до кончика носа графини. – Всё так как я и думал. А вы со своим маленьким белоснежным носиком, который совали в чужие дела все проглядели.
- Про что вы говорите? – Спросила Катерина.
- Никому не удавалось провести меня. И не удастся, графиня Офольская. Запомните это. Вы будете находиться под арестом и дальше. И к слову, заколоться спицами у вас вряд ли получится. О! Не сомневаюсь, что силы духа у вас бы хватило. Я слишком хорошо изучил вас и вы не станете жить в позоре. И конец игры для вас может означать лишь смерть. Но любопытство вещь такая… она заставит вас жить. Вы ведь хотите узнать истинную причину вашего ареста?
- Не из-за шантажа Золоторева? – Подозрительно спросила Катерина.
- Отрицать то, что вы хотели заколоться спицей вы не станете, значит. – Сказал Шешковский. – К слову, это будет больно. Подумайте над этим.
Катерина нахмурилась.
- Полагаю, тишина камеры благотворно влияет на вас. – Сказал Шешковский. – Подумайте еще.
Графиню проводили назад в камеру. Она слышала, как закрылся тяжелый засов на двери, как щелкнул большой замок.
Спицы с недовязанными кружевами лежали на подоконнике из которого виднелся лес. Она даже не знала, где именно находится. Но была рада, что никто не видел ее тут в заточении.
Сев на подоконник она начала распускать нить. И вдруг подумала о том, что не смотря на летнюю жару ей тут всегда было холодно.
«Наверное, я скоро заболею», - подумала она. – «И уж лучше мне умереть. Не представляю, как я покину стены этой темницы и буду дальше жить. И еще брак с графом Офольским мне казался страшным. Страшно жить в позоре… какая же я глупая…»
Она намотала красную нить на клубок и положила его на пол, воткнув в него две спицы. После просто села на пол.
Садиться на кровать не было никакого желания. В матрасе были клопы, которые и без того уже искусали ее. И подвергать тело новым пыткам она не хотела. Она тщательно отряхивала юбки, но понимала, что кровососы прячутся среди ткани. Но даже так было лучше чем на кровати.
Обхватив колени руками, графиня задремала.
Она проснулась от того, что все ее тело онемело от неудобной позы. Закутавшись плотнее в плащ, поежилась, после же удивленно посмотрела на полу плаща, которого раньше не было в ее темнице. Так же не было и свечей, что горели сейчас в подсвечнике.
Но сил и желания думать об этом не было. Скрутившись в большом плаще она легла и вновь провалилась в сон, проснувшись только на рассвете.
Свечи уже прогорели. Но и без них графиня заметила появившийся в комнате стул. Поставив его в угол, она села, оперевшись о стену.
Как бы ей хотелось, что бы этот кошмар закончился. А еще больше, что бы этот кошмар не наступал. Но она сама была виновата в том, что сидит в заточении. Можно было бы винить графа Борха за то, что именно он ее в это втянул. Но она сама согласилась. И, скорее всего, граф так же где-то в заточении.
“Или нет. Возможно, ему хватило репутации избежать ареста. Он занимает высокий пост. А я занимала пост гофмейстрины благодаря ему. Не думаю, что он арестован. Но если даже это так, не думаю, что он в силах мне помочь. Если хочет помочь…”
О плохом Катерина старалась не думать, но мысли сами лезли в голову.
Ее карета вместо того, что бы доставить ее домой, доставила в темницу Шешковского. Она уснула даже и не заметила, что несут ее кони не туда. А даже если и заметила, то смогла бы что-то изменить?
В этом она сомневалась.
О причине ареста она не думала ни минуты. Для нее было все очевидно.
Но Шешковский говорил о другой причине.
“Может быть это просто игра?” – Подумала Катерина. – “Как я могу ему доверять? Не могу же?”
Она не знала, что думать. Она не знала, как сложится ее судьба. Она уже потеряла счет дням проведенным тут. Вроде бы неделю она провела в одиночестве. Но может больше? И сколько еще проведет дней.
“Муж меня в монастырь отправит. И сына я больше не увижу… Боже, почему я такая дура?” – Думала Катерина.
Графиня не знала сколько думала. Или даже некоторое время дремала. Открыла глаза она от того, что хочет есть. Желудок требовал еды, которой не было.
Кормили крайне скудно. Давали хлеб и воду. Больше ничего. Но сегодня не было даже этого.
“Очевидно, платой за плащ и три свечи стала еда. Пусть так” – Подумала она и вновь закрыла глаза, погружаясь то ли в сон, то ли в бессознание.
Открыв глаза она увидела потолок. Но это не был потолок камеры. Она сразу это поняла. И даже подумала, что все это было кошмаром. Арест, темница, клопы, допрос. Открыв глаза еще раз, она поняла, что комната ей не знакома. Попытка встать закончилась тем, что у графини начала кружиться голова и она вновь легла, в кровать, погрузившись в сон.
Утром ее разбудили. Молча дали выпить лекарство, молча подали еду. На этот раз это был суп с жирным бульоном, которого графиня смогал съесть пару ложек.
- Если вы не будете есть, то не встанете на ноги. – Услышала она холодный голос Шешковского.
- Мучитель пришел. – Прошептала Катерина. Говорить громче она не могла. Не было сил. – Отчего же вы не дали мне умереть?
- Отчего же вам умирать? – Спросил Степан Иванович. – Вы так хватались за жизнь, что странно слышать ваши слова сейчас.
- Не понимаю, о чем вы…
- Вы не приходили в себя неделю. Бредили. Много говорили в бреду… Печально такое слышать. – Сказал он, беря ложку в руку. – У вас вроде как была цель. Вы отступили от нее? Не ведите себя как малышка. Я понимаю, что у вас просто нет сил. Но их же нужно восстановить.
Катерина проглотила суп. Шешковский кормил ее в тишине. Когда она поела, то ей захотелось спать. Через несколько дней она пришла в себя. Степана Ивановича она больше не видела, за ней ухаживали крепостные.
Но и ждать его долго не пришлось. Графиню проводили в его кабинет.
- У меня нет сил больше гадать о своем положении. – Сказала она, ложа руки на свое серое платье. Очевидно его пытались выстирать и сделали это плохо. Ткань так и осталась серой.
Шешковский усмехнулся.
- Меня знатно позабавила ваша попытка шантажа. Успешная, к слову. Золотарев заплатил вам. Просто вы уже были арестованы и не узнали об этом. – Сказал он. – Я помню наш уговор. Вы можете заключать любые сделки, которые не будут мешать моей работе. Выкрасть же документы, которые не смог выкрасть я… и это с моими шпионами. Вы превзошли всех, должен сказать!
- И вы меня арестовали.
- Забавно, как все наложилось друг на друга, правда? Но я даже рад, что все так совпало. Но я жду ваш рассказ. Как вы вынесли из дома документы, которые этот черт скрывал?
- Как я сделала то, что не смогли сделать вы? – Усмехнулась Катерина. – Ваши методы очевидны. Все знают, как вы добываете информацию. Подсылаете служанок, которые соблазняют и должны усыпить бдительность очаровав своим телом. Именно этого он и ожидал и просто пользовался вашей помощницей за просто так. Полагаю, при этом над вами еще и посмеивался. Ваши же его и подпаивали, где он и проболтался. Вам не сказали ваши же наемники, или как вы их там называете?
Катерина взглянула на Шешковского и поняла, что не сказали.
- Он так много всего покупал, что попасть в дом не составило труда. Невзрачное платье, платок, лицо на которое не хочется смотреть… нарисовать шрамы от оспин не сложно. Но времени на обыск у меня не было.
- Вы знали где искать.
- Верно. Он заказал новый секретер. И пока ваши люди простукивали его, я изучала у мастера его изготовившего, чертежи. Я знала где искать. И все заняло очень мало времени. Забрала документы, положила письмо с требованиями. Все. Выходить с ним на связь не планировалось. Но это и не требовалось. Я взяла достаточно, что бы он испугался.
Шешковский разложил документы на столе.
- Тут, как я понимаю, не хватает одного.
- Верно. Остальные я оставила у себя, чтобы он не смел начинать поиски. Гарантия.
- И отдали своему казачку. А тот принес мне как только вы не вернулись ночевать. – Сказал Шешковский.
- Так вот как вы узнали про шантаж. Если бы не Василек…
- Делая не очень хорошее дело, вы рассчитывали на меня. На то, что я стану разбираться если вас вдруг убьют. Забавно.
Катерина пожала плечами.
- Но про графа Борха вы не скзаали не слова. – Заметил Степан Иванович.
- Я не могу знать его целей и мотивов. Не все говорят правду.
- Ему свою свободу пришлось отработать сполна. Спасая вас.
- И что бы это значило? – Спросила Катерина.
- Я вас арестовал не просто так. Я вас спас от позора.
- Странно это слышать. Арест – уже позор.
- Если про арест известно. – Улыбнулся Шешковский. – Я могу позволить себе некоторые вольности. Не был я полностью уверен в том, что вам о готовящемся не было известно. Уж больно все было складно да гладко. Но ваш шантаж Золотарева вас спас. Совершив ошибку вы спасли себя от страшной участи.
- А вы говорили, что вы спасли меня. И граф Борх. Слишком много спасающих для одной девицы. – Улыбнулась Катерина.
- Вы неподражаемы! – Воскликнул Степан Иванович.
Катерина никак не могла понять, что им движит. Она решила промолчать.
- Вы планировали побег? – Спросил мужчина.
- Побег? Это звучит смешно. С чего бы мне бежать и бросать все? – Спросила Катерина.
- Могу вам сказать, что вы доигрались. Хорошо известный вам посол Индии Тхакур, тот самый, который писал вам нежные письма, отослал своих людей по землям вашего мужа. Искали они вашего сына. И быстро нашли.
- Коленька… - Побледнела юная графиня. – Что с ним? Где мой сыночек?
- О! Вы так побледнели. Все хорошо. Похищение удалось предотвратить. Он все так же со своей теткой. И та ни о чем не догадывается?
- Похищение?.. Я не понимаю…
- Послу нужно было возвращаться обратно. Но он решил, что заберет вас с собой. Но понимал, что просто так вы не согласитесь покинуть родину. План был прост – он похищает вашего сына и относит его на корабль, который и должен будет доставить его в Индию. Вы же пойдете за сыном. А там, в чужой стране и выбора у вас не будет. Он чувствовал холод от вас, но желание получить свою добычу оказалось сильнее рассудка. Хотя… должен признать, план хорошо.
- Спасибо… но это так странно.
- Все сомневаетесь. И я сомневался. Мне положено сомневаться. Но когда я вас арестовал, ко мне пришел граф Борх и он, должен сказать, облегчил мне задачу. Он предложил то, о чем думал и я сам. Но все же, речь шла о ребенке… и стоило ли так рисковать?
- Что он предложил? – Спросила Катерина.
- Он предложил самое простое. Поймать его с добычей. Вы были недоступны, так как были под арестом. Значит, нужно было поймать при попытке похитить вашего сына. Я прекрасно понимал, что другого шанса у посла не будет. Все было подготовлено. Корабль вскоре должен был отплыть. Он не сомневался, что даже если ему придется уплыть, то вы отправитесь следом. Но это он уж после мне рассказал.
Сам он похищать, конечно же, никого не собирался. Отправил надежных, как ему казалось людей. И с вашим сыном на руках мы их и поймали. Благо, похитители оказались благоразумны и не стали чинить вред ребенку. Просто отдали маленького Коленьку. Я сам вернул его в его колыбель и мы отбыли с арестованными из дома вашего мужа. Их экипаж и привез меня и графа Борха к послу. Отпираться было бессмысленно. Была проведена беседа и после корабль отплыл на его родину.
Больше господин Тхакур сюда не вернется. Но я полагаю, вы не будете по нему тосковать. – Заметил Шешковский.
Графиня молчала некоторое время. После встала.
- Я полагаю, беседа наша не окончена. – Сказала сударыня. – Но у меня больше нет сил. Я бы хотела вернуться в комнату.
- Конечно. – Встал Степан Иванович.
Катерина склонилась в реверансе.
- Я благодарю вас за заботу о моем сыне и за заботу обо мне.
После этого она вернулась в своею комнату.
Как же ей хотелось прижать к груди сыночка, чтобы сердце перестало как сумасшедшее биться от волнения. Что бы убедиться, что с ним все хорошо. Что бы вновь вдохнуть его детский запах.
Но еще она вспомнила слова Лисы.
«Эта рыжая ведьма во всем была права. Во всем… Только я ее не поняла. Значит… сделаю так как она сказала», - подумала Катерина, скрутившись на кровати.
Буду благодарна за поддержку в виде лайков, комментариев и копеечку