Михаил бесцельно брел по улице, пораньше освободившись с работы. Сегодня у босса юбилей, банкет с городской элитой, и всех отпустили после торжественного чествования в офисе. Торт, шампанское, подарок от коллектива, и все свободны.
Было приятно брести по улице в теплый солнечный день, особенно после затяжного ненастья. Сплошные положительные эмоции! Дома его ждали неотложные дела, но спешить не хотелось. И Михаил свернул с привычного маршрута на соседнюю улочку, маленькую, уютную.
Здесь было чисто, красиво, вымощенная мостовая, аккуратные поребрики, а вдоль улицы все сплошь новомодные офисные здания, иномарки припаркованы, уютные кафе исключительно для богатеньких служащих.
И навстречу попадался все больший офисный люд в пальто из кашемира, дорогих костюмах и до блеска начищенных ботинках.
Михаил тоже особо не выделялся, хоть и не с подиума сошел, но ничего так, выше среднего. Он задумался о том, как изменилось общество и главная его составляющая – труженики.
Раньше в конце этой улицы располагалась фабрика, и народ разгуливал в простенькой одежде, навещая порой дешевые местные столовые. Но фабрики этой уже давно нет, и улица преобразилась, не говоря уж столовках, которые все разом превратились в кафе с заумными названиями.
Одно из них так вообще поражало и наводило на мысль: недалеко от здания суда располагалось кафе «Авокадо», уж не специально ли подобрали название, созвучное со словом адвокат? Кто их знает. Само здание суда в конце улицы казалось мрачным и неприступным, типа, не преступи закон, не переступишь и его порог.
Михаил шел не спеша по направлению к этому дворцу правосудия. И тут увидел двух женщин, очень похожих друг на друга. Но разница в возрасте говорила о том, что они мать и дочь. Та, что помладше плакала в три ручья. Они и Михаил медленно прошли мимо друг друга и он услышал:
- Мама, ну где справедливость, скажи мне! Отнять детей у матери – это что, гуманно, по-твоему? – говорила женщина, остановившись и вытирая слезы.
Мать обнимала ее, но успокоить, видимо, ничем не могла. Михаила остановила какая-то сила. Он встал в стороне, и делал вид, что разговаривает по телефону, а сам искоса смотрел на них.
Ему показалось, что он знает плачущую женщину. Лицо, хоть и с маской скорби, было ему знакомым.
- Геля, успокойся, - говорила старшая. – Будем забирать детей на выходные…
И тут он вспомнил! Ну конечно же, Геля. Ангелина Волошко, училась с ним в одной школе классом старше. Мальчишки увивались за ней, красоткой с длинными ногами и волосами цвета льна.
Михаил глянул еще раз и убедился, что это она. Он вспомнил, что прошел слух, будто Волошко ну очень удачно вышла замуж за какого-то то ли банкира, то ли олигарха. Короче, устроилась лучше всех.
И вот тебе на! Женщины пошли дальше своей дорогой, он посмотрел Геле вслед. Одета очень прилично, но походка выдавала в ней не счастливую женщину с достатком, а побитую горем содержанку: понурая голова, походка неустойчивая - носками туфель внутрь, опущенные плечи, руки вдоль туловища как плети.
Ему стало жаль ее, не сложилась жизнь у бедолаги. Затем мимо него прошли еще две женщины, обсуждая ту же проблему. Родственницы, наверное:
- Вот все разом и прояснилось. Теперь по решению суда дети будут жить с ним.
- Ну а как ты хотела, - ответила вторая. - У этого Эдуарда все условия, гувернантка, уход. И образование он им даст самое, что ни на есть. А Геля, сама понимаешь…
Дальше он уже не услышал, они отошли на приличное расстояние. И Михаил задумался на минуту: а может быть они и правы? Раз родители развелись, то детям должны достаться лучшие условия не только проживания, но и существования, и будущее им обеспечено к тому же.
Свою мысль он додумать не успел, увидев еще одну женщину, вышедшую из здания суда. Лет тридцати на вид, одета элегантно, пальто, высокие каблуки. Она издалека щелкнула ключом, пискнул автомобиль неподалеку. Она быстро подошла к своей блестящей красавице и уселась в салон.
«Понятно, адвокат», - подумал Михаил. На лице женщины он не заметил ни капли печали или разочарования, наоборот, этакое удовлетворение от удачно законченного и сброшенного с плеч дела.
И не суть, выиграно оно или проиграно. У нее как раз все в порядке: деньги получены и, судя по машине и одеянию, не малые.
А если она была адвокатом Гели? Наобещала ей, поди, с три короба, что выиграет процесс, суд зачастую на стороне матери, беспокоиться не о чем, она, мол, на таких делах собаку съела. Но в итоге… не сложилось. Обстоятельства оказались сильнее, смиритесь.
Геля в слезах, а она уселась в свое авто и поминай как звали! А, может, и не так. Возможно, она адвокат того счастливчика, который с ее помощью отсудил детей у матери. Михаилу стало грустно, глядя на эту сторону жизни. Лучше бы он не сворачивал на эту улицу.
Но вот и само здание суда, он поравнялся с ним. Оно давило своим внушительным размером, фундаментальностью, гранитной облицовкой. А из него снова вышли две женщины и остановились у входа. Одна так уж больно хороша. Красива, молода, как с обложки глянцевого журнала.
Михаил невольно залюбовался и сбавил ход. По лицу красавицы было видно, что она чем-то недовольна. Любопытство взяло верх. Он приостановился и снова достал телефон, будто отвечая на несуществующий звонок.
Говорили женщины тихо, но он все же расслышал, повернувшись к ним спиной и сделав вид, что и не замечает их вовсе.
- На черта мне это все, мама! – услышал он молодой надрывный голос. – Зачем мне в доме эти два отпрыска? Папаша, блин! Он из принципа их отсудил, чтобы этой курице насолить, а я расхлебывай теперь!
- Успокойся, Олененок, хочешь роскошно жить, придется потерпеть.
- Прекрати звать меня этим идиотским именем, сколько раз говорить! Не нужны они мне, эти малолетние придурки….
Михаил почувствовал, как на макушке зашевелились волосы, хотя, это, возможно, и от легкого осеннего ветерка. Вот это расклад! Мать страдает, что у нее отняли детей, у отца принципы, а его пассии дети, оказывается, не нужны!
- Олечка, вот вы где! – раздался зычный мужской голос, и Михаил невольно обернулся.
Из дверей суда вышел дородный мужчина, лицо которого лоснилось от нескрываемого удовольствия, а юная красотка бросилась ему на шею.
- Эдичка, поздравляю! Я же говорила, что ты выиграешь этот процесс!
- Сейчас машина прибудет, поедем обедать! Отметим победу! - сказал он, взяв женщину за руку.
И тут же подкатил внушительный семиместный джип. Все трое поспешили к нему, а Михаил продолжал наблюдать эту нелицеприятную картину. На заднем сидении он заметил двух детей с удрученными лицами и женщину, няню, наверное.
Отец что-то сказал им, а двуличный «олененок» распахнула дверцу и просунулась внутрь, изящно изогнув свой стан.
- Крошки мои! – услышал он нарочито громко произнесенные на публику слова. – Поедем кушать сейчас.
Она чмокнула каждого по очереди, причем няня даже не повернула в ее сторону головы. Наконец джип уехал, и вся эта картина оставила в душе впечатлительного Михаила крайне неприятный осадок.
«Но почему в центре таких размолвок и разборок всегда оказываются дети? - думал он. – Как бы там ни было, но они должны оставаться с матерью, а отец пусть обеспечивает и их жизнь, и их будущее. Разве так не справедливее?»
С этими грустными мыслями он отправился домой, в глубине души жалея не только несчастных детей, но и Ангелину Волошко.
С тех пор прошло два дня, наступила пятница. После изнурительной рабочей недели Михаил решил зайти поужинать в кафе в центре города. Сел за столик, сделал заказ и стал оглядываться по сторонам. Веселая компания привлекла его внимание в конце зала.
Вели себя посетители не очень прилично, слегка разнузданно, хохотали на весь ресторан, разговаривали громко. Три молодых мужчины и женщина, в которой он не без труда узнал Гелю с бокалом в руке.
Она была изрядно выпивши, пристроилась к одному из мужчин на колени и потребовала сигарету.
- Не курят здесь, крошка - громко убеждали ее друзья.
Тогда она бесцеремонно вытащила у одного из кармана пачку и направилась к выходу. Походка была неустойчивой, юбка неприлично короткой, и вся она выглядела просто вульгарно.
- Пойдем покурим, - сказала она Михаилу, проходя мимо.
Но он сделал вид, что не расслышал, отвернувшись к окну. Вот и вся правда про скорбящую маму, отца, отнявшего у матери детей. Да и про будущую мачеху, сюсюкающую с ними на публике и ненавидящую за глаза. Жизнь, вывернутая наизнанку.
Острая боль и жалость к этим детям пронзила его душу. Почему их судьба решается вот так? Как сложится их жизнь? Можно ли такой матери доверить их даже на выходные?
Все эти вопросы еще долго не давали ему покоя, и он отчаянно жалел, что в тот солнечный день свернул на эту злосчастную улицу для успешных и богатых.