Начну с того, что у меня выросли и выучились трое детей и никто (и никогда) с ними индивидуально не занимался. Почему? Возможно потому, что ни со мной, ни с их матерью также никогда и никто индивидуально не занимался. А может потому, что у меня, если не считать дипломной работы, никогда не было научного руководителя. Да и дипломную задачу я решил совершенно самостоятельно. Руководитель рекомендовал использовать технику коэффициентов Клебша – Гордана, а я решил дипломную задачу, неожиданно для руководителя быстро, с помощью D-матриц Вигнера. А далее все научные задачи я ставил себе сам.
Учась во втором, а может, в третьем классе, мой сын вдруг спрашивает, как решать пример. Я гляжу на пример и спрашиваю, какой у него получился ответ. Ответ оказался верным, а вопрос ко мне заключался в том: как записать решение? Я записываю, сын смотрит и произносит: я вижу, папа, что Ты в этом ничего не понимаешь. Вот тут он меня удивил, и как я вскоре понял, он оказался прав. Я открыл учебник и был ошарашен. Как следовало из учебника одинаковые по математическому смыслу задачи нужно решать по- разному в зависимости от их контекста, что было похоже на дрессировку, а не на обучение математике. А сын мне больше вопросов не задавал.
Не помню почему, но когда сын заканчивал 7 класс, я открыл его классную тетрадь, и мне сильно не понравилось содержание математических уроков. Нужно было что-то делать. Начать с ним индивидуально заниматься? Составлять для него учебный план и придумывать задания? В университете я обучаю около 200 студентов, а тут я буду работать с одним? И потом я всегда считал, что человек овладеть тем или иным знанием может только сам: через собственные ошибки и открытия. А вести его за ручку по ступеням знания - только портить. А потому я пошёл к директору школы с предложением создать математический 8-й класс, на что он немедленно согласился.
Отбор в математический класс школа провела сама. В первую неделю ко мне подходили родители с претензией: за что моего неуча записали в мат. класс? Я диктовал им заявления на имя директора школы с просьбой о переводе в обычный класс. По моему требованию мой урок всегда был первым все шесть раз в неделю. Каждое утро была проблема с аудиторией, которая искалась и открывалась лично завучем. На пятый или шестой день занятий завуч заявляет, что свободной аудитории нет и нам придётся провести урок в спортивном зале. Я поинтересовался, а на чём мы будем писать, на что получил ответ, что там можно писать на панели. Не буду говорить, что я ей сказал, но аудитория нашлась. Шёл 1993 год, и учителя вообразили, что в школу набегут профессора, а они останутся без работы. Дети о наших ежедневных поисках аудитории поведали родителям, и для нас нашлась отличная на весь год выделенная аудитория в геолого-разведочном техникуме, который располагался в 200 метрах от школы.
Когда я учился в школе, то учитель по журналу вызывал учеников к доске и ставил оценки от 1 до 5. Мне эта система никогда не нравилась наличием в ней принуждения и наказания. На уроке я формулировал задание и спрашивал, кто желает пойти к доске. За работу у доски я ставил только две оценки: пять или четыре или предлагал ученику уступить место другому ученику, ободряя, что в следующий раз получится. На контрольной у меня не было двух вариантов. В те времена не было компьютеров, а потому я на листочках выписывал 20 вариантов с 5-ью заданиями, т.е. сочинял 100 заданий. Оценка за контрольную определялась числом правильно решённых примеров.
За первую четверть никто из учеников отлично не получил – на отличниц было жалко смотреть. А в третьей четверти уже все успешно работали и дома, и у доски, и на контрольных. В марте я даже устроил для желающих серьёзный лыжный поход с Трудного до Рассохи. Восьмой класс на отлично окончили 13 человек, а на супер твёрдую тройку два или три ученика. Расставаясь с моими учениками, я был уверен, что с математикой у них проблем не будет. С моим уходом из школы мои ученики продолжили обучение в разных классах и разных школах, но связи между собой не теряли. Через три года, осенью, на улице, ко мне подошла моя бывшая ученица М. Ломоносова и сказала, что хочет меня обрадовать: все ваши бывшие восьмиклассники поступили в разные вузы на бюджет.