( Окончание )
Часть четвертая
- Я бы не выдержала такой боли
- Боли? - Ирина криво усмехнулась. Эта усмешка враз превратила моложавую женщину в битую жизнью старуху. На минуту мне стало страшно.
- А боли, Марина, не было. Боль вся осталась на кладбище у могилы первого мужа.
Я себе напоминала карстовую пещеру, по которой гуляют ветры. Пу- сто- та! Ни клочка эмоций, ни обрывка воспоминаний, ни малейшего всплеска желаний. В этой пещере даже эхо не жило.
- А как же сын, Миша?
- Михе пришлось нелегко. Степан, в силу возраста, не мог заменить ему отца, но стал другом. А друзей иногда больнее терять, чем родных. Друзей- то мы выбираем сами. Пришлось ему справляться в одиночку. У меня не было сил дышать, не то что разделить его боль. Но хватило духу, чтобы отпустить.
- Отпустить?
- Мишке в ту пору уже двадцать стукнуло. Мальчишкам в эту пору знаете что от матери нужно? Чтобы была жива- здорова, маячила где- то на окраине их жизни, но при этом не мешала. Я не хотела удерживать сына рядом с собой, пользуясь смертью Стёпы, как цементным раствором для скрепления треснувшей пуповины.
И осталась одна. Нет, Мишка звонил, заходил, но всё это не то. Барахтались в своей вязкой пустоте, как муха в сиропе.
- Вам была нужна точка опоры!
- Я её нашла. Пекарни. Степан в них вкладывался с таким азартом! Это дело было не ради денег, а для души.
Решила, что продолжу в память о нем. Пришла в цех, вдохнула запах ванили, сдобы. А дальше ничего не помню. Только боль. Пещера внутри меня схлопнулась, воспоминания обрели плоть, и это было слишком больно. Больше в цех не заходила, руководила из офиса.
А по вечерам гоняла на байке, словно хотела догнать Степу ТАМ.
Или убежать от действительности, с которой слишком тяжело было жить.
Меня уже узнавали, называли черемисской ведьмой. Кострома и окрестности раньше были черемисскими землями, знаете?
- Да, слышала.
Однажды доездилась. Просто не заметила, как кончился бензин. Глупость несусветная! Стою, солнце садится, комары вокруг жужжат, злые, как собаки. Всё, думаю, сожрут вместе с байком.
- Девушка, помочь?
Гляжу, мать моя! Роскошный байк, и аэрографика - закачаешься! Серебристый дракон с крыльями. За рулём - мужчина, судя по голосу, немолодой. Черный шлем скрывал лицо.
- Что у вас стряслось?
- Коня не покормила, железного.
- Так. Ясно. До заправки недалеко. Был бы на машине, взял на буксир. А так могу просто до дома довезти.
-:Ну....
- Боитесь, что я маньяк?
- Если и маньяк, то сущий извращенец.
- Не понял?!
- Мне полтинник. Это каким отчаявшимся извращугой должен быть маньяк, чтобы клюнуть?
Как же он смеялся! Странно, сам невысокий, а голос сильный,глубокий, хриплый.
До дома довез, на следующий день помог байк отбуксировать. Я слезла с мотоцикла, голова закружилась, подхватил, не дал упасть. И я поняла, что мое место - в этих вот руках, с ним, с Павлом. Так редко бывает: не интерес, не страсть, а ощущение, что это родной человек. Твой.
- Вы поженились?
- Да. Павел настоял. " Хочу, - говорил, - чтобы все знали, что ты моя!"
И знаете, Ирина, было так мучительно жаль, что не встретились раньше. Я благодарна судьбе за Андрея, она подарила мне Степу, но, если бы Паша нашел меня раньше, не было бы никого другого!
Тихое , осмысленное счастье - вот это и было. Семь лет.
- А потом?
- А потом я совершила то, что во все времена на всех языках называют предательством!
- Изменили?
- Нет, что вы! Зачем? Паша был мой, для меня, а я - для него. Хуже.
Дымил, как неисправный мотор. Когда начал кашлять, доктора списали на бронхит курильщика. И пропустили момент, ставший точкой невозврата. Рак, неоперабельный.
- О боже!
- Павел отказался от химиотерапии. Сказал:" Я лучше проведу то время, что ещё осталось, с теми, кого люблю".
Полгода благодарила за каждый день и молила ещё об одном.
- А потом? Я боялась продолжить, боялась причинить боль неосторожным словом, намеком. Сколько же может выдержать живой человек?! И не сойти с ума.
- А потом начались боли. И...я уехала.
- ???!!
Павел сам попросил. Не хотел, чтобы видела таким: страшным, худым, с сорванным от крика голосом.
А я поняла: не смогу, не выдержу. Не тягот ухода за лежачим, нет.Муки, которую не смогу облегчить. Ощущения беспомощности и неотвратимости того, что нам обоим предстоит. Ему - уйти. А мне - остаться. И помнить.
Павел был вполне обеспеченным, несколько мастерских по аэрографике и тюнингу байков, мотоциклов, мопедов приносили неплохой доход. Да я любые деньги бы отдала, чтобы ему стало легче. Деньги были. Сил не было. Всё силы остались там, у горящего дома и взорвавшегося мотоцикла.
Я не оправдываюсь. Моему поступку нет оправдания. Я каждый день спрашиваю себя: это трусость?
- Эта ноша не по силам, Ирина.
- Вот и задаю себе вопрос: а может, всё - таки по силам? И боюсь ответа.
Павел оставил мне мастерские, Степан - пекарни. Меня прозвали веселой вдовой.
- За что?
- Практически не живу дома. Объездила Европу, была Азии, сейчас еду к Баренцево морю.
- Нравится путешествовать?
- Новые лица, новые впечатления. И попытка убежать от воспоминаний, боли и предательства. Пока не особо удается.
Через несколько дней мы стояли на берегу холодного, сурового и ослепительно прекрасного моря. Волосы трепетали на ледяном ветру. Молчали, каждая думала о своем.
С каждым вздохом волн мои обида, боль, разочарование уходили, растворялись без остатка.
С Ириной мы больше не виделись. Но от всей души надеюсь, что она простила себя.
-