Они не выбирали свою судьбу, судьба выбрала их.
Моя семья приехала в Донбасс во второй половине пятидесятых годов прошлого столетия. В те времена по всему Донбассу строили шахты, появлялись шахтёрские посёлки, дороги, школы. Нашу строили, в основном, комсомольцы Львовской области, поэтому шахту назвали «Львовская-Комсомольская». В этом посёлке жила моя семья, там я закончила школу.
Летом восьмидесятого я была в гостях у мамы, в нашем шахтёрском посёлке шахты «Львовская-Комсомольская». С названиями посёлков не мудрствовали: рядом был посёлок шахты «1-2 Колпаковская», «3-я Колпаковская», «7-8 Бис», «3-я Нагольчанская». Вокруг были зажиточные казацкие хутора, которым была не одна сотня лет.
Произошло страшное – к Беляевым, нашим соседям, приехал военком с известием, что тяжело ранен их сын Ярослав Беляев, который был в Афгане. Почему-то зашёл и к нам, он уже знал, что мой муж — военный и сейчас находится в Термезе (видимо, сказала тётя Вера, мать Славки), он что-то говорил, но я была настолько потрясена известием, что даже не поняла, чего он ждал от меня. Все мои мысли улетели в Термез, который находился рядом с Афганистаном, там был муж.
На следующий день военком приехал опять, с известием более страшным – Ярослава Беляева больше не было, он погиб. Новость очень быстро распространилась по посёлку, на нашей улице собралась огромная толпа. Я была у соседей, военком отвёл меня в сторону и сказал, что Славка погиб уже несколько дней назад, но вчера он не смог сказать этого родителям.
Тётя Вера, окаменевшая, не могла произнести ни одного слова, из её глаз не выкатилась ни одна слезинка, она даже не двигалась и ничего не слышала. Я даже представить себе не могу, что она чувствовала, она была далеко, наверное, рядом с сыном. Дядя Толя, вцепившись в забор за домом, рыдал.
Все ждали, когда привезут Славку, военком постоянно был в посёлке, вокруг него толпились взрослые мужчины, молодые парни и уже отслужившие, курили с нахмуренными лицами, разговаривали. Рядом стояли подростки. Все были потрясены, что где-то далеко, в чужой, никому неизвестной стране, погиб наш солдат, мальчик, которого ещё взрослым даже не воспринимали!
Почему? Этим суровым немногословным людям, ежедневно спускающимся в забой, чтобы «давать стране угля», хотелось понять, как в мирное время, в мирной стране мог погибнуть их сын, брат, это не укладывалось в головах. Шахтеры говорили страшные вещи, военком пытался утихомирить некоторых особо шумных. Я вклинивалась, говорила об интернациональном долге, воинской доблести, о том, что наша армия защищает наши границы и делает это на чужой территории, что это необходимо, чтобы предотвратить войну. О нашей дивизии, состав которой почти весь уже ТАМ. Что ещё я говорила, не помню.
На меня смотрели непонимающими и злыми глазами мирные люди, которым везли погибшего на настоящей войне солдата. Сейчас мне стыдно, но тогда я свято верила во всё, что говорила.
Самолёт со страшным грузом уже летел из Свердловска в Минск, а потом в Ворошиловград. Мой сосед был первым в нашем районе, кто погиб в Афганистане.
Наконец, узнали день, когда привезут тело. Никогда ещё за всю историю существования нашего шахтёрского посёлка он не принимал такого количества людей! Люди с утра приезжали с шахт и хуторов нашего Антрацитовского и ближайшего Краснолучского районов, были представители власти, взвод бойцов с автоматами, военные музыканты, спортсмены из школы-интерната, где до армии учился Ярослав.
Сопровождающими были два солдата и два офицера, они молчали, потом стало понятно их молчание — они развозили погибших бойцов, видели смерти там и горе здесь, ощущали сочувствие в глазах окружающих. Ещё они знали, что через несколько дней опять будут там и, вполне возможно, их тоже привезут, но уже другие сопровождающие.
В окошко крышки гроба была видна почерневшая шея и часть подбородка с рыжей щетиной. Все поверили, что это он, выше его никого в посёлке не было, поэтому этот гроб был мал для великана, и кудрявая Славкина шевелюра была золотой. Была… Какое страшное слово. Уже никто не прикоснётся к этому золоту.
Рыдали одноклассницы, захлёбывались от плача малолетки, плакали люди, которые его никогда не знали. У них были сыновья: большие и маленькие, любимые мальчики-мужчины. Как-то очень больно сжималось сердце, как-то очень остро осознавалось, что они не футболисты, хулиганы или отличники, они защитники и воины.
Цинковый гроб пронесли по всем улицам посёлка, сменяя друг друга, мужчины несли его до самой могилы, подтверждая свою причастность к защитникам нашей страны, нашей Родины, наших детей. Впереди несли большой портрет, потом шли люди с сотнями венков. Было лето, но шла колонна пионерской дружины, в красных галстуках, с цветами. Отслужившие солдаты шли в военной форме, некоторые только в пилотках. Звучали траурные гимны, военные марши, казалось, что все дышат одним дыханием, все собравшиеся стали одним организмом, возмущённым, страдающим и гордящимся!
Кладбище в посёлке расположено вдоль дороги с довольно активным движением и во время похорон его территория не вместила всех людей, которые пришли проститься с погибшим солдатом, стояли даже на дороге. Останавливались машины и автобусы, выходили водители и пассажиры, присоединяясь и сливаясь с толпой прощающихся. Прощание было длительным, поток людей, желающих произнести слово на траурном митинге, не заканчивался. Был троекратный залп из автоматов, сигналили машины и автобусы. Количество венков и живых цветов поражало.
Поминки на Украине всегда являются событием, которое сплачивает людей, все становятся очень близкими, все стараются помочь, поделиться. Традиционный борщ, картошка с мясом, пирожки и компот готовили не только у наших соседей. Женщины обошли дома, распределили обязанности, с ближайшего хутора Христофоровка мешками несли картошку, овощи, муку, приносили посуду.
Столы поставили во дворе, даже срубили несколько деревьев, мужчины сколачивали столы, скамейки. У нашей соседки, тёти Вали Пустовит, обладательницы шестиведёрной кастрюли, варился борщ, во многих дворах тоже варили борщи, пекли поминальные пирожки, жарили мясо, варили компот из уже созревших вишен. Вместо скатертей на столах лежали белые простыни. За сколоченными столами одновременно могло разместиться более шестидесяти человек.
Люди заходили во двор, присаживались, стаканы с компотом и блюда с пирожками ставили заранее, дети и женщины разносили тарелки с борщом, пустые тарелки убирались, потом разносили картошку. Вставали, брали пирожки для своих, чтобы помянули солдата в их семьях, через пять минут заходили новые люди, потом опять, и опять, и опять. Кто-то из женщин посчитал, что поминавших было почти четыреста человек!
К вечеру остались самые близкие, мы сидели и вспоминали Славку. Тетя Вера, его мать, отказывалась верить, что похоронили именно его, фуражка, которую привезли вместе с гробом, была пятьдесят пятого размера, а Славка был очень большим, последние два года школы он учился в спортивном интернате в Ворошиловграде, ему прочили блестящее будущее футболиста. Сердце матери не покидала надежда, что её кудрявый Славик жив, что произошла какая-то нелепая ошибка.
Нашу улицу назвали его именем, именем героя-интернационалиста Ярослава Беляева, в школе, где он учился, пионерская дружина стала носить его имя. А на кладбище начали появляться новые могилы воинов-афганцев, но гибель Славки Беляева была первым шоком для всех жителей нашего посёлка, название неизвестной далёкой страны Афганистан навсегда связалось с именем нашего соседа.
Мой мозг отказывается понимать, почему наша Украина, наша Россия, наша Белоруссия, почему все НАШИ, стали чужими? Почему выросшие дети не помнят нашу большую, счастливую и многострадальную Родину? Как мы могли разъединиться? Мы же – одна семья!