Привет, это Аня Косниковская, главред НЭН.
На прошлой неделе в одной из школ Брянска произошла трагедия, о которой вы наверняка слышали: четырнадцатилетняя Алина открыла огонь по одноклассникам из отцовского ружья, а затем — там же, в кабинете — покончила с собой.
Ожидаемо, в СМИ поднялась волна обсуждений и попыток выяснить, почему это произошло. Первая и самая очевидная версия — буллинг. «Да, было», — нехотя признаются опрошенные журналистами учителя и одноклассники. Но обратите внимание, какие слова они при этом используют. Одни прибегают к размытому и довольно всеобъемлющему понятию «конфликт». Другие обращаются к невинному и как будто бы безобидному — «подшучивали». Никто не берет на себя ответственность и не может открыто заявить: ребенка травили.
«Куча людей вокруг считают насилие в школах правильным и естественным»: колонка о личном опыте буллинга
Отдельно хочу отметить, как отреагировали на произошедшее представители власти.
Во-первых, во всем, по их мнению, виноваты неработающие рамки металлодетекторов. Депутат Госдумы Леонид Слуцкий считает, что охрана школ — это главное, на чем сейчас нужно сосредоточиться. «Нужно принять командирское решение, — заявил он. — Да, может быть недешево, да, может быть нагрузка, но в противном случае такие трагедии будут происходить».
Депутатка Нина Останина уже выдвинула просьбу обеспечить школы охраной из Росгвардии, а еще — предложила организовать проверку всех образовательных учреждений в стране на предмет безопасности. Александр Хинштейн обвинил во всем халатное обращение с оружием.
«Самый эффективный метод предотвращения травли — профилактика, а не наказание виновных»: зачем нужен закон против школьного буллинга
Легко понять это паническое стремление найти виноватых и хоть как-то рационализировать произошедшее. В обществе, где люди до сих пор стыдятся обращаться к психотерапевту и любые трудности решают при помощи силы и давления, страх посмотреть проблеме в лицо настолько глубок, что проще обвинить во всем неработающие рамки или неправильную охрану.
Вот будут рамки — тогда и стрельба в школах исчезнет! Особенно, если запретить детям играть в видеоигры и смотреть сериалы.
«Посмотрел сериал и пошел проламывать головы камнем — так не бывает». Чем «Слово пацана» взволновало родителей?
Правда, с оружием школьников все равно будут учить обращаться, как и со способами боевого применения БПЛА. Но это — исключительно в рамках уроков ОБЖ, сразу после уроков труда и семьеведения, так что не считается. Хотя психологи называют милитаризацию общества и раннее развитие навыков обращения с оружием факторами, которые также могут спровоцировать шутинг.
Готова к труду и заботе о будущем муже. Чему на самом деле надо учить девочек в школе?
Несмотря на все популистские высказывания, даже в Госдуме догадываются, что дело не только в рамках. Та же Нина Останина призналась, что стремление создать «витринное благополучие» и выдать системные проблемы за единичные — признак хронического кризиса, в котором находится вся школьная система.
Эксперты высказываются еще более откровенно. «Большинству взрослых абсолютно все равно, как живут дети», — объяснил педагог Дима Зицер в одном из эфиров. Психолог Юрий Лапшин называет произошедшее крайней формой отчаяния и результатом травли, на которую долгое время закрывали глаза учителя и родители.
«Если в семье есть один человек, который знает, как всем надо жить, зачем остальным быть с ним?» Интервью Димы Зицера
Кстати, про само слово «травля»: долгое время с ним было принято ассоциировать фильм «Чучело». Вот там — да, там травля. Бойкот, унижения, прямые оскорбления и угрозы — сразу все понятно. А тут что? Ну, подшучивали. Ну, был конфликт. Ну, что-то там дети не поделили — со всеми бывает. Они тебе просто завидуют. Ты просто им нравишься, и они не знают, как с тобой подружиться. Не принимай все близко к сердцу. Все так росли — и ничего, посмотри, нормальными людьми выросли. Ну просто дай сдачи, в конце концов! Хотя лучше быть умнее и не обращать на это внимания.
Примерно такой набор фраз я, ученица одной из лучших гимназий Подмосковья, слышала каждый раз, когда пыталась рассказать взрослым о том, что со мной происходит.
Со мной вроде бы ничего ужасного и не происходило: ну где-то зажали в углу, где-то за волосы дернули. Ну, несколько месяцев после одного из школьных спектаклей, в котором мне досталась роль коровы (так распределили между собой одноклассники), ожидаемо дразнили этой самой коровой. Мне было одиннадцать, и я была значительно крупнее почти всех девочек в своем классе — ощущалось тогда болезненно. Новенькие мальчики постоянно задирали мне юбку и оттягивали за спиной лифчик. «Да все так делают, не обращай на это внимания», — отвечали мне взрослые, не видя в перечисленных мною вещах ничего страшного.
Я и сама не видела: в обычной школе около дома дети забивали друг другу стрелки за гаражами, выбрасывали из окон портфели и пеналы друг друга, а систематической травле, как я тогда слышала, подвергались даже учителя. Мне, можно сказать, повезло — меня-то всего лишь обзывали коровой. Однажды, правда, одноклассник на перемене засунул мой портфель в мусорку с огрызками яблок и остатками чьей-то еды. Меня в этот момент охватили такие ярость и отчаяние, что я, совершенно не думая о последствиях, моментально надела ему эту мусорку на голову. Потом было страшно идти в школу — пришлось притвориться больной и неделю провести дома. Обижать после того случая меня перестали.
Травля — это страшно. И она гораздо ближе, чем нам кажется. По статистике, с буллингом сталкивается каждый третий школьник. При этом около 50 процентов взрослых людей не замечают буллинга или умышленно игнорируют его проявления, а десять процентов — так и вовсе становятся зачинщиками травли. Кроме того, от буллинга страдают не только дети: паттерны деструктивного поведения, в основе которого лежат насилие и контроль, проявляются и во взрослых коллективах.
Об этом подробно рассказывает моя коллега, бывшая главная редакторка НЭН, Лена Аверьянова в новом подкасте «Анатомия травли» (большая журналистская работа, в которой слово дали не только пострадавшим от буллинга, но и тем, кто этот буллинг когда-то инициировал).
Травля — это то, что сложно сразу назвать своим именем. Во-первых, потому что мы так привыкли к насилию, что наше сознание до сих пор не маркирует тычки, шлепки и обзывательства как грубое нарушение личных границ и вообще-то — именно насилие.
«Оказывается, это популярно в России»: мама, вымывшая сыну рот с мылом, дала интервью НЭН
Во-вторых, признаться себе в том, что ты на твоих глазах (а, может, даже при твоем участии) происходит самая настоящая травля, страшно. Это значит, что придется ломать годами (а то и десятилетиями) устоявшиеся конструкции, разбирать их по кирпичику и, о боже, называть вещи своими именами. Происходит насилие, буллинг, травля. Ребенок не просто грустный и необщительный — ему плохо. Возможно, у него депрессия. Ему, очевидно, нужна помощь.
Все это видели взрослые, на чьих глазах разворачивалась трагедия в брянской школе. По словам классной руководительницы, Алина в последние дни перед трагедией была «ни жива, ни мертва». О том, что с дочерью что-то не так, замечала и мать девочки. Что помешало взрослым поговорить с Алиной, оценить ее состояние и отправить девочку к специалисту, мы не знаем. Думаю, отчасти причина все в том же: мы и себе-то с трудом можем помочь, годами игнорируя накопившиеся психологические проблемы. Как же тогда помогать детям?
Пока что ясно одно: реакция на очередной шутинг в школе будет стандартной — прямо сейчас показательно судят отца школьницы и сотрудников службы охраны, ответственных за безопасность; обсуждают новые законы; выясняют, почему не работали рамки. Короче, делают все, что позволит оттянуть момент, когда нам всем надо будет сесть и поговорить о том, что же на самом деле происходит и где в этом всем — наши дети.
Аня