- Мамочка! С началом зимы тебя! С первым зимним днем, - в комнату стремительно вошла девушка в теплом спортивном костюме красивого сиреневого цвета. Яркий румянец на щеках подчеркивал ее молодость, а улыбка выдавала хорошее настроение.
- На улице настоящая зима, снег идет и все кругом очень красиво.
Взглянув на мать, которая сидела на диване, бессильно опустив руки, девушка резко сбавила тон и остановилась.
- Мам, ты что, опять плачешь? Не плачь, мама. Пожалей ты себя, - девушка быстро подошла к матери и опустилась перед ней на колени, - папы нет уже второй год, а ты никак не можешь успокоиться. Поверь, нам всем очень жаль его, но сейчас еще больше жаль тебя. Ты же себя всю уже извела. Правильно Паша предлагал тебя врачам показать.
- Я не больная, а если ты и Паша психушку имеете в виду, то я туда не поеду.
Женщина встала и прошла мимо дочери в ванную комнату. Там она открыла кран с холодной водой и долго разглядывала себя в зеркало, потом скривила губы в печальной улыбке.
«А права ведь Иришка, выгляжу не очень. Может, действительно показаться какому-нибудь психиатру. Ну не упекут же меня, выпишут лекарство от нервов. Жить то как-то надо».
Она провела пальцами по проявившимся морщинкам, сделала напор воды чуть сильнее, быстро умылась и похлопала себя по щекам, полагая, что это придаст ей более свежий вид.
«Хорошо, что хоть Ирина со мной осталась. Из самой Москвы в местный институт перевелась. Одна бы я совсем раскисла».
Из кухни послышался звон разбитой посуды. Дочь хозяйничала на кухне, накрывая стол к ужину.
«Торопыжка, опять что-то разбила. Ну что с ней будешь делать? Все бегом, второпях, наспех, вот и валится все из рук», - подумала Светлана Александровна и, вздохнув, пошла на кухню помогать дочери.
- Что на этот раз? – спросила она, входя на кухню.
Ирина сидела на полу, плотно прижавшись спиной к стене. В руках она держала остатки фарфоровой кружки, той самой, что так любил ее отец.
Они сами с братом Пашей когда-то подарили пару одинаковых кружек родителям. Кружки были как близнецы, все одинаковое, а вот цвет немного отличался. Мама взяла себе нежно розовую, отцу досталась светло голубая. Кружки как-то сразу прижились и родители пили из них все: чай, кофе, компот.
Отца не стало чуть больше года назад. Кружка стояла на своем месте. Никто из нее уже не пил, но и переставить куда-то никто не решался.
- Пусть стоит, - сказала мама, - кружка на месте, значит, он с нами.
Сейчас Светлана Александровна смотрела на пол и пыталась понять, что же разбила Ирина в очередной раз.
Ирина показала осколки, которые держала в руках и тихо заплакала.
- Я хотела переставить ее подальше, она почему-то всегда прямо под руку лезет.
- Не плачь, это просто еще один знак свыше. Убери осколки и давай уже разогревать ужин, - Светлана Александровна старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал, а глаза затуманились от слез.
Она присела рядом с дочерью и стала помогать ей, собирая частички, разлетевшиеся по плитке кухонного пола.
- Мама, - тихо позвала Ирина, когда все было собрано и аккуратно выброшено в мусорный пакет, - почему ты сказала, что это еще один знак свыше?
Светлана Александровна не ответила, она подошла к окну и стала пристально вглядываться в зыбкий сумрак зимнего вечера. Ирина подошла, обняла мать за плечи и попыталась понять, что она хочет увидеть там, за окном.
Зимний день угасал быстро. Уличные фонари еще не включились, а сумерки уже начали надвигаться. Окна соседних домов светили яркими огнями, создавая причудливые тени на снежной земле. Тени шли и от самих домов, и от деревьев, и от детской площадки, укрытой снежным одеялом.
Наконец, Светлана Александровна увидела то, что хотела. У крайнего подъезда дома, расположенного напротив, появился человек.
Он неспешно прошел к соседнему подъезду, забрал инструменты, затем вернулся и начал чистить тротуар от снега. Большим металлическим скребком он толкал снег к одной из сторон тротуара и пытался перекинуть его за бордюр. Иногда это удавалось. И тогда снег пересыпался за бордюр небольшой горкой. Иногда у человека не было сил поднять свой скребок и он сбрасывал снег прямо на бордюр или рядом.
Человек продвигался медленно, шаг за шагом очищая тротуар от снега, а Светлана Александровна все стояла и смотрела.
- Мама, - тихо позвала Ирина, - у меня все готово, ужинать будем?
- Паша не звонил? – спросила Светлана уже спокойным голосом.
- Днем звонил. Все у него нормально. Запарка на работе. Ты же знаешь, последний месяц года, сейчас все стараются хвосты подчистить, новые договоры заключить. Вот и работают на полную катушку. Он сегодня не зайдет, поздно закончит. Сразу домой поедет, к Катюше.
- Ну, тогда давай ужинать, - мать бросила последний взгляд за окно, повернулась и пошла мыть руки.
За ужином она больше молчала, слушая бесконечные разговоры своей дочери. А Ирина, пытаясь отвлечь мать от грустных мыслей, все рассказывала, рассказывала, рассказывала.
«Вот так, Володенька, все меньше и меньше остается тебя в этом доме. Ушел сам, теперь потихоньку уходят вещи, которые ты так любил», - Светлана не заметила, как перестала слушать дочь и погрузилась в свои мысли.
«Удочки, которые ты собирал всю жизнь, я отдала твоему другу, Сергею. Еще в начале лета отдала. Пусть хоть ему послужат. Такой же заядлый рыбак. Уж он оценит. И помнить про тебя будет. Твой знаменитый портсигар подарила соседу, деду Ване. Теперь он только в нем свои папиросы носит. Говорит, что ты и сам обещал ему отдать, да не успел. Вещи твои почти все раздали. А сегодня вот кружка…».
- Мама, ты меня совсем не слушаешь? Ты где сейчас была, снова с папой разговаривала?
- С папой, доченька, с папой. Сегодня случилась удивительная история. Я хотела вам с Пашей вместе рассказать, а он не придет. Ну, значит, тебе одной рассказывать буду. Но только после того, как посуду помоем.
Она встала и направилась к раковине с посудой. Но Ирина мягко отстранила ее от раковины.
- Иди, приляг, я сама помою посуду. А если надо, то и Паше позвоню. Может хоть на минутку заскочит. А ты отдыхай. Включи телевизор и отдыхай.
Светлана Александровна действительно почувствовала усталость, она кивнула дочери и пошла в свою комнату. Там закуталась в теплый плед и прилегла на кровать. Глаза закрылись сами собой, в голове прокручивались картинки из прошлой жизни.
Она вспомнила себя молодой, бойкой девушкой, которую на танцах перетанцевать никто не мог. Вспомнила, как познакомилась с будущим мужем между двумя танцами, как медленно и нежно он вел ее под плавную музыку вальса.
«Да, в те времена вальс умели танцевать не все, в ходу был твист, шейк, диско. Шумные и дерганые танцы. А вот вальс…». Под этот вальс они и полюбили друг друга, смеялись потом, что это была любовь с первого такта.
Познакомились и больше не расставались. Долгих 40 лет. Много, что пришлось пережить. Оба были приезжие, жилья своего не было, а на заводе надо было добрых десять лет отработать, чтобы квартиру получить. Хорошо хоть комнатку в общежитии выделили. А они и этому были рады.
Потом учились оба, помогали друг другу. Весело жили, молодо. Никогда не ссорились. А через несколько лет спохватились. Квартиру от завода к тому времени уже получили, как передовики производства. Хоть однокомнатную, но свою. Мебель новую купили. Выучились оба. Светлана в бухгалтерию перешла работать, Володя начальником участка уже был. И даже на море успели пару раз съездить. А вот детей не было. Врачи вроде никаких осложнений не находили, только не получалось никак детей завести.
Пятнадцать лет ждала Светлана своего материнского счастья. Вернее сказать, что и не ждала уже, смирилась.
В тот год Володя на родину к себе поехать захотел. Никого у него там не было, но только затосковал он что-то. Потерял смысл жизни в какой-то момент. На Светлану смотреть не мог, от предложений в гости пойти или в кино – наотрез отказывался. Все вечера просиживал за газетами, а в выходные на рыбалку. И рыбы не принесет, а так, для души посидит. Иногда один, а чаще с Сергеем, другом своим.
Вот Светлана и посоветовала ему съездить в родные места, осмотреться, на могилку родителей сходить. Чувствовала она женскую вину перед мужем, но не знала, как исправить.
А Володя не сопротивлялся. Как-то сразу собрался, отпуск на неделю оформил и уехал. Она одна, да подушка-подружка знает, сколько за эту неделю было передумано, сколько слез пролито, сколько правильных и неправильных выводов сделано.
Решила она с мужем разводиться. Освободить его от такой жизни. Молодой еще, только-только к сорока подходит, может женится, воспрянет к жизни. Любила Светлана мужа и не хотела камнем на шее у него висеть. Понимала, что любой мужчина о детях мечтает, о продолжателе рода думает.
Она и квартиру присмотрела, с хозяйкой договорилась, что снимет для начала месяца на два. Ждала только Володю, чтобы решение свое ему сказать.
Он приехал неожиданно, на два дня раньше срока. Она как раз ужин нехитрый себе приготовила. Он дверь своим ключом не стал открывать, в дверной звонок позвонил. Знал, что она дома, свет в окне горел.
Светлана заволновалась, как перед первым свиданием, бросилась дверь открывать. А когда открыла, растерялась и не знала что сказать, что сделать.
Стоит ее Володя перед дверью, а рядом, за руку мальчика держит. Мальчик маленький, худенький, а глаза большие, смышленые, смотрит внимательно снизу вверх. И Светлана с Володей стоят, смотрят друг на друга.
Это потом она уже опомнилась, распахнула дверь пошире и мальчика за руку через порог перевела. А как детскую ручку в своей почувствовала, так и поняла, что ее это. Никому не отдаст. Как зовут еще не знала, но уже чувствовала, что не чужой он ей.
Накормила обоих, накупала мальчика и спать уложила. Устал ребенок с дороги, утомился. Быстро уснул. А Светлана с Володей долго еще разговаривали.
Рассказал Володя, как до места родного добрался, как дом свой старый нашел. Не совсем еще развалился, стоит. А в деревне жилых осталось всего семь домов. Одни старики. Всех вспомнил. И они его вспомнили.
Мальчишка этот, Паша, при стариках жил. То к одним прибежит, то к другим. Так всей деревней и выхаживали.
Старики сказали, Витька Иванов, одноклассник Володин бывший, привез жену молодую, беременную уже. А она в родах то и умерла. Мальчишка остался. Сам Иванов переживал очень, похоронил жену и стал мальчишку выхаживать. А в деревне к тому времени работы уже никакой не было: фермы, что раньше была, нет, свинарник весь разваленный стоит, поля заросли. У стариков у кого куры, у кого козы. Коров то уже никто не держал, но молоко, хоть и козье, было. Да огороды держат, пока силы есть. А больше в деревне и делать нечего. Люди и разъехались кто куда.
Иванов остался. Куда ему с малышом то ехать? Жена, говорил, детдомовская была. Податься не к кому. Картошку-морковку сажал, в лес на зайцев ходил, рыбу ловил, тем и жил. Что продаст в районе, чем стариков порадует, что сам съест.
Все говорил, подрастет Пашка немного, тогда и в город можно, в городе детский сад есть, на всю неделю можно отдать. Так всем миром и смотрели за Павлушкой. Полтора года назад, зимой как раз, Иванов в лес ушел. Ушел, да домой не вернулся. Старики искать его ходили. Только тогда снегом все замело, где найдешь, следов не видно. Из города с собакой приезжали. И тоже ничего не нашли. Может зверь какой задрал, а может сам не выдержал и сбежал.
Мальчишку хотели в детский дом забрать. Старушка там одна, Степанида Матвеевна, не дала. Сказала, что вернется отец, ждать надо. Опекунство временно оформила, в деревне жить оставила. Так Пашка и стал общим внуком.
- Я приехал, - рассказывает Володя, - а в деревне горе, только накануне схоронили бабку Степаниду. Скорая не успела приехать, у ней сердце прихватило. Вот и горевали все, куда Пашку девать. А тут я.
- Ну погостил день-два, пожил там у стариков одних, на могилку к родителям сходил, по дому старикам помог, дрова переколол. А сам на Пашку все посматриваю. И он на меня. Боялся сначала. А как-то подошел и говорит: «Ты же папка мой, я тебя помню. Ты почему меня не забираешь?».
- Я и забрал. Прости, Светик, не смог устоять. Стариков убедил, что сам в розыск в городе подам, поищу этого Иванова, а нет, то на себя мальчишку запишу. Мы ведь тоже Ивановы. Только он Виктор, я Владимир. У нас там раньше пол деревни Ивановыми были.
Светлана слушала мужа и не верила. Разве так бывает? Сама судьба подарок делает.
Много о чем они в этот вечер разговаривали, все взвешивали, размышляли, как лучше сделать. Вопрос брать или не брать не стоял. Думали о том, где этого Иванова искать и что дальше делать.
- Я там, в деревне все данные свои оставил. Даже паспорт сфотографировал, специально в район съездил. Ты не волнуйся, если что, найдут нас. Вот тогда уже и разбираться будем, - успокаивал жену Владимир, - а пока, ты не удивляйся, но он меня с той поры так папка и зовет. Может это и хорошо, а?
Владимир посмотрел на жену и она увидела, сердцем почувствовала, как хочет он услышать ее ответ, как переживает он за этого мальчика.
- Конечно, хорошо. Пусть зовет. А там время покажет, - ответила она и прижала к своим губам руку мужа.
