Несчастные в ужасе метались из стороны в сторону, плакали, рвали на себе волосы и одежду, многие падали в обморок, но немецкие фашисты не обращали на это внимания. Пинками, ударами прикладов и палок заставляли их подняться, но с тех, кто не поднимался, палачи сами срывали одежду и бросали в ямы. Несколько девушек, с которыми были дети, пытались бежать, но были убиты.
Я видел, как после автоматной очереди некоторые женщины, шатаясь и размахивая беспомощно руками, с душераздирающими криками шли навстречу стоявшим немцам. В это время немцы их расстреливали из пистолетов... Обезумевшие от страха и горя матери, прижимая к груди детей, со страшными воплями бегали по поляне, ища спасения.
Гестаповцы вырывали у них детей, хватали их за ноги или за руки и швыряли живыми в яму, а когда матери бежали за ними к яме, то их расстреливали».
Оберштурмбаннфюрер Хейниш на допросе показал, что в июле 1943 года на закрытом совещании 5-ти окружных комиссаров Таврической области Выступил начальник СД и гестапо по Крыму и Таврии генерал-лейтенант полиции фон-Альвенслебен, который заявил, что Гитлер крайне недоволен болтливостью лиц, которым так или иначе стало известно о существовании «газового автомобиля». В результате этой болтливости, заявил фон Альвенслебен, а также в результате беспечности отдельных руководителей СД и гестапо материалы о «газовом автомобиле» попали в руки русских. В связи с этим, как заявил Хейниш, фон-Альвенслебен передал им предписание Гитлера о необходимых мерах к прекращению подобного рода болтливости и к усилению конспирации при использовании «газового автомобиля».
Свидетельница Подкопай Ульяна Никитична, проживающая в городе Харькове по Рыбной улице, где размещался гараж гестапо, в котором стояли «душегубки», показала: «Среди арестованных были мужчины, женщины и дети, которых гестаповцы пинками и прикладами загоняли в машину. У многих на лицах были синяки и кровоподтеки, одежда порвана. Женщины и дети плакали, но гестаповцы их хватали и насильно вталкивали в машину. Когда автомашина была битком набита людьми и ее хотели уже закрыть, два гестаповца ввели во двор плачущую женщину с двумя девочками лет 8 и 10-ти. Одна из девочек, не понимая, что происходит, торопясь, стала кричать: «мама, иди быстрее, а то машина уйдет без нас». Подойдя к машине, женщина, услышав из нее крики и стоны, заплакала еще сильнее и остановилась, но ее силой втолкнули в кузов. Одна из девочек в это время тоже заплакала и стала кричать: «мама, мама». Стоявшие рядом гестаповцы схватили обеих девочек и вбросили в машину к обезумевшей от страха матери. Вслед за этим двери машины захлопнулись, и она выехала со двора тюрьмы».
"День в день 80 лет назад".
Статья, опубликованная в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 16 декабря 1943 г., четверг:
Бешеные волки
Далеко отсюда, за тысячу километров от Харькова, в Белоруссии на пепелище сожженной немцами деревни Васильевичи два месяца назад, задыхаясь и плача, мне рассказывала о своем горе женщина, казавшаяся старухой. Я никогда не забуду ее лица с одним кровавым вытекшим от удара немецкого приклада глазом. Это лицо было страшным воплощением ужаса и скорби войны. Она рассказывала о том, как немцы убили ее единственного пятнадцатилетнего сына, как они вели его через деревню, как она хватала их за руки, умоляла отпустить мальчика, как они толкали и били ее, и как сын кричал ей: «Мама, уйдите отсюда, мама, а то они и вас убьют». И когда она кончила свой рассказ и сморщенной темной рукой растерла слезы и кровь по лицу, она добавила с невыразимой ненавистью и тоской: «И когда же будет на них божий суд, на иродов». Говоря «божий суд», она имела в виду правый суд. Его она ждала всем своим исстрадавшимся материнским сердцем. Немцы сожгли ее дом и убили ее единственного сына. И правый суд над немцами отныне стал тем, чего она больше всего ждала в жизни.
Что же сказать о матерях, женах, о сестрах, братьях, вдовах и сиротах тех 30 тысяч людей, жизнь которых погубили немцы в Харькове. Что сказать об их ненависти и страстной жажде правосудия? Самая большая из площадей Харькова не вместила бы сегодня всех тех обездоленных немцами харьковчан, которые хотели бы сегодня видеть своими глазами совершающийся, наконец, над их мучителями правый суд.
Преступники сидят на скамье подсудимых: трое немцев и один предатель русский. Это не руководители германского правительства, это не рейхс-комиссары завоеванных областей. Это рядовые убийцы, старший из которых всего капитан. Но пусть они не ищут себе оправдания в том, что они рядовые убийцы, в том, что они выполняли приказ начальства. Никто не позволит оправдываться приказом человеку, которому приказали сжигать раненых, расстреливать детей и душить женщин. Мы считаем Гитлера главным виновником фашистского разбоя, но это еще не значит, что мы не станем судить других палачей прежде, чем не будет пойман главный атаман.
Обвинительное заключение уже прочли по-русски, и сейчас переводят для подсудимых на немецкий язык. Я пользуюсь этим временем для того, чтобы внимательно присмотреться к ним, так долго, так безжалостно топтавшим нашу землю и, на конец, попавшим на эту скамью подсудимых. Еще предстоят их допросы, речи прокурора и защитников. Суд будет идти еще несколько дней, но я уже слышал обвинительное заключение, я слышал, что они сделали, вот эти трое.
Они сидят на скамье подсудимых. Трое немцев в серо-зеленых мундирах с нашивками за зимнюю кампанию 1941— 42 года. Старший из них Вильгельм Лангхельд, краснорожий, рыжий капитан контрразведки, словно одеревенел. Ганс Риц — молодой убийца с мелкими чертами лица и маленькой головой преждевременно облысевшего крысенка. Третий — Рецлав — подчеркнуто аккуратный, с аккуратной прической, в аккуратных очках, так и кажется, что, если бы ему дать в руки счеты, он бы сейчас механически стал отщелкивать на них число замученных им людей. Таких же немцев мы десятки раз видели на фронте под Сталинградом и Ростовом, под Гомелем и Смоленском. И в этом, пожалуй, и содержится самая страшная истина. Если бы эти трое, совершившие столь страшные злодеяния, были исключением, — это было бы не так страшно. Но в том-то и дело, что в германской армии, в германской полиции, в германских охранных войсках таких, как они, тысячи и тысячи, они не исключение, а правило.
Я молчу так же, как молчат все люди, собравшиеся в зале. Но мне кажется, я чувствую то, что чувствуют в зале все другие, и знаю, чего они хотят. Они хотят справедливого возмездия этим преступникам. Мы знаем: этот процесс только начало того великого суда, который состоится над всеми гитлеровскими мерзавцами — двуногими бешеными волками. (Константин СИМОНОВ).
Там был ещё один подсудимый - бывший красноармеец Михаил Петрович Буланов. В плену он легко согласился стать водителем «душегубки», за что получал 90 марок в месяц и паёк, а после казней ему разрешалось забирать личные вещи убитых. Также он возил мирных людей на верную смерть и участвовал в расстреле 1941 года, где было много детей и стариков. Об этом он вспоминал: «Я видел, как некоторые из сброшенных в ров, будучи только ранеными, окровавленные, пытались подняться. Их сбивали с ног, а затем… закапывали еще живыми».
Помощь - СБ: 2202 2067 6457 1027 EVGENY BARKANOV
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1943 год. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.