Авторитетно заверяю вас: никакой "Лунной" сонаты Бетховен не писал, поскольку никогда так ее не называл, а называл сонатой оpus 27 № 2, до-диез минор. И вряд ли намеревался изобразить в первой части игру лунного света на водах ночного озера (как показалось поэту-романтику Людвигу Рельштабу).
Однако в творчестве Бетховена довольно много произведений, в которых луна и звезды действительно есть, и это вполне доказуемо - благодаря наличию в них поэтического текста или, что менее убедительно, но всё же заслуживает доверия, свидетельствам близких к Бетховену людей.
Пожаловаться луне
Наверное, первое "лунное" произведение - юношеская песня "Жалоба" на стихи Людвига Хёльти, написанная в 1790 году (Бетховену - 20 лет).
Сначала герой вспоминает, как чудесно светила луна в дубовой роще, посылая ему утешение и покой. Сейчас же луна проникает в комнату больного, освещая впалые щеки и глаза, полные слез. А скоро она будет падать на могильный камень бедного юноши...
Сентиментализм, ранний романтизм и столь свойственное молодым романтикам упоение красивым страданием. А сама песня - замечательная и очень необычно построенная: начинается в мажоре ("за здравие"), а заканчивается в миноре ("за упокой"). Классики так обычно не делали. Но тут текст обязывает.
Воззвать к звезде
В единственной опере Бетховена "Фиделио", существующей в трех редакциях (1805, 1806 и 1814) героиня, Леонора, переодетая в мужскую одежду и поступившая помощником к надзирателю Рокко, пытается вызволить из застенков своего любимого мужа Флорестана, узника тирана Пицарро. В единственной, зато длинной и кошмарно трудной арии Леонора в первом, медленном, разделе, взывает к "звезде Надежды", сияющей над нею в ночи и вдохновляющей ее на мужественный подвиг во имя любви.
Скорее всего, эта звезда - Венера, ибо что еще Леонора могла увидеть на вечернем небе, и что могло гореть так ярко?..
"Приди, надежда, не дай угаснуть последней звезде в усталой душе", - взывает героиня. - "Не гасни! Озари путь к моей цели! И пусть она далеко, любовь поможет достигнуть ее".
Поразмышлять о гармонии сфер
По свидетельству Карла Черни, ученика Бетховена, медленная часть струнного квартета № 8 (ор. 59 № 2) пришла композитору в голову, когда он за городом сидел поздним летним вечером под открытым небом, любовался звездами и думал о гармонии сфер.
Слишком поэтично, чтобы быть правдой?
Я в данном случае верю Черни. Во-первых, ему фантазерство было не свойственно в принципе. Во-вторых, эта музыка действительно возвышенная и созерцательная. И написана в той самой тональности Ми мажор, в которой у Бетховена обычно представлены "звездные" и "лунные" образы (приведенная выше песня про луну, хотя это не единственный случай - "Вечерняя песня под звездным небом", о которой я писала в предыдущей статье, тоже в этой тональности).
Другой вопрос, о какой "гармонии сфер" говорил Черни.
Думаю, вовсе не о той, что описана в трактатах Кеплера, Мерсенна и Кирхера. Хотя бы потому, что Бетховен почти не знал латыни, а в 1806 году, когда сочинял этот квартет, не слишком интересовался трактатами 16 - 17 века (заинтересовался позже, но другими, не этими).
Но, если принять на веру свидетельство Черни, то речь могла идти не о "мировых гармониях" Кеплера, Мерсенна и Кирхера, а либо о пифагорейской "гармонии сфер", описанной в конце диалога Цицерона "Об обязанностях" ("Сон Сципиона") - поскольку Цицерона Бетховен читал в переводах, либо....
Либо подразумевалось стихотворение, в то время очень популярное, а ныне известное лишь германистам (у нас) и любителям старины (в странах немецкого языка). Это стихотворение Людвига Козегартена, опубликованное в 1798 году. Собственно, в нем содержится поэтическая вариация древней идеи, трактованной в христианском ключе. Упоминается "звучащее" мироздание, Солнце (Гелиос), Луна (Селена), планеты (Геспер = Венера), созвездия (Лира, Орел, Орион), Земля в "небесном хороводе".
Слушай, как звучно колеблются струны Эоловой арфы Творенья!
Всюду, вверху и внизу, трепетный тон золотой.
Гелиос в нимбе огня, Селена с серебряным луком,
Геспер в венце из лучей звонкий ведут хоровод.
Лира святая, твой звук окрыляет торжественный танец,
Лебедь небесный с тобой последнюю песню поет,
Крылья орла порождают в полете потоки мелодий,
вторит им стук колесниц, летящих вослед на Олимп.
Как колокольцы гармоники, чаши весов полушарий,
Шум водопадов сосудом реки порожден,
С громом струится поток Орельяны небесной
Яростно бьётся о щит, что угрюмый поднял Орион,
В тысячи стрельчатых сводов стучась, испускает сиянье,
током мелодий будя бесконечную ночь.
Ты же, подруга-Земля, в хороводе миров безмятежно,
тихо и кротко кружась, собственный тон издаешь.
Лесу дарован язык, и любому листку дуновенье,
лепет источнику, речке спокойная речь,
жаворонок, что влюблен, славословит алые зори,
в благоуханной ночи жалобу льет соловей.
Власти аккордов покорны, в сердцах человечьих
нежные струны звучат под выпуклым сводом груди.
Видишь, текут колебания к звукам, от звуков же к речи,
слышишь, как речь излилась в благозвучный напев?
Чьи же персты пробудят колокольцы гармонии мира?
И дуновенью чьему откликаются струны всего бытия?
О величайший Арфист, миры поют тебе радостно гимны,
Дух животворный, к тебе с жаром стремятся сердца.
Пусть моя жизнь станет звонкою песней! Пусть во вселенском пэане
тихо вольется она в чистый и стройный аккорд!
/перевод мой - Л. К./
Разумеется, в музыке бетховенского Adagio molto из квартета ор. 59 не стоит искать полного соответствия образам стихотворения, но гимнический и одновременно "ноктюрновый", звездный, тон, в ней присутствует.
К научной астрономии всё это имеет крайне косвенное отношение.
Но у людей того времени одно легко сочеталось с другим: религия, поэзия, музыка, натурфилософия - и астрономия тоже.
