Во времена брежневского «застоя» и горбачевской «перестройки» простым советским людям, в том числе и военным, разрешалось иметь дачный участок. Земли для этих целей выдавались бесплатно, но зато в таких местах, что выращивать что либо там было невозможно.
Офицеры и мичманы в выходные дни валили деревья, корчевали пни, вырубали кустарники и избавлялись от травы. Осушали болота. Потом они завозили землю, а кто мог то и навоз, потому что почва в тайге была бедной и непригодной для выращивания овощей.
Существовали определенные нормы на землю – шесть сотых гектара и садовый домик три на четыре метра. Ни в коем случае не разрешалось иметь второй этаж, это считалось архитектурным излишеством и строго властями пресекалось.
Исключение составляли генералы и адмиралы. Для них строили специальные дачные кооперативы, где высшее командование резвилось в своё удовольствие и лечило преждевременно износившуюся нервную систему. Домики там были богаче, имели мансарды, сады и клумбы с розами. Везде непроходимые заборы и охрана из наряжаемых на сутки младших офицеров и мичманов.
Кто служил во Владивостоке, знают это потайное местечко, а кто не служил, тому это и знать не надо.
Какая разница где? По всей нашей необъятной родине и поныне существуют такие оазисы неподалеку от военно-морских баз и армейских гарнизонов.
Там можно встретить стайку генералов или адмиралов в спортивных костюмах или шортах бредущих к речке с удочками в руке. И друг друга они называют просто: Ванька, Санька, Петруха…
В неслужебной обстановке они расслабляются, а по вечерам, когда за горизонт скатится жаркое солнце, усаживаются в шезлонги, и под хороший коньячок беседуют обо всем, только не о службе. На флоте считается неприличным беседовать о службе – это уже третья стадия опьянения.
Так вот. В один из прекрасных июльских дней, когда во Владивостоке, наконец, после обычных туманов и противной мороси, наступило благодатное солнечное лето, двух мичманов – Немыкина и Храмова отправили на сутки охранять вышеуказанные дачи.
Атомоход, где они служили шифровальщиками, стоял в доковом ремонте, которому конца не предвиделось. Поэтому экипаж лодки отправляли в распоряжение начальника гарнизона для выполнения различных работ и несения всяких вахт. А как же иначе? Иначе и нельзя – от безделья народ развратится окончательно.
- Вас вместе никуда посылать нельзя, это чревато всеми непредсказуемыми последствиями, - глядя на мичманов задумчиво сказал старпом, - но никуда не деться, всех у нас разобрали, только вы еще и остались.
Саша Храмов и Петя Немыкин преданно смотрели на старпома и ждали его распоряжения.
- Получите у дежурного пистолеты, по обойме патронов, поедете на сутки охранять генеральские дачи.
Старпом погрозил им кулаком.
- И смотрите мне! "Шило" не жрать, не дрыхнуть, к генеральским дочкам ближе, чем на двадцать шагов не подходить. Убью!
- Есть, тащщщ…! – бодро ответили мичманы и пошли готовиться к ответственному спецзаданию.
Перво-наперво получили в баталерке сухой паёк на сутки – тушенка, сгущенка, галеты. Взяли денег по двадцать рублей – не хухры-мухры, в цивилизацию едем. А там, в дачном поселке есть магазин, мало ли купить чего придется.
Получили оружие и поехали в кузове дежурного ГАЗ-66.
По приезду расположились в специальной сторожке у въезда в поселок. Сменили старую вахту, каких то армейских прапорщиков, и приступили к выполнению поставленной задачи. А задача одна – посторонних не пущать. Вход и въезд через шлагбаум по спецпропускам. Ну ещё, прогуляться ночью по посёлку, проверить, везде ли всё в порядке.
В общем несложная и несколько даже скучная служба.
- Саня! А у тебя с собой есть? – спросил Петя Немыкин, когда солнце укатилось за сопку и как-то быстро стемнело.
- Что? – не понял вопроса Храмов.
- Выпить, есть чего нибудь?
Прижимистый мичман Храмов, конечно, прихватил для себя бутылку спирта, но раскрываться сразу сослуживцу, как-то не хотелось. И делиться, с добытым на шкиперском складе «шилом», тоже.
- А, чо? – вопросом на вопрос ответил Саша.
- А ничо! – простодушный Немыкин показал Храмову бутылку водки. - Вот купил накануне, а теперь пригодится, выпьем, когда генералитет разойдется по домам почивать.
- Чего ждать, давай сейчас и начнём по чуть-чуть, - сказал другу Саня Храмов, - а потом еще чего найдём.
Они открыли банку тушенки, вывалили её на алюминиевую тарелку, нарезали хлеб. Шустрый Петя сбегал, куда-то в темень и принес пучок зеленого лука. Достали из тумбочки стаканы.
- Ну, за тех, кто в море! – произнёс краткий флотский тост Храмов, и оба чокнулись наполовину налитыми стаканами.
Потом выпили за все хорошее, за дам, которые отсутствуют в их сторожке. И всё. Бутылка выдала последние капли и превратилась в ненужную стеклотару.
- Эх, даже до печени не дошла! Жалко, что больше нет, - вздохнул мичман Немыкин.
- А это, что? – подвыпивший Храмов достал из своего баула бутылку спирта. - Праздник продолжается!
Минуты щедрости наступали у Сани Храмова только после доброй порции спиртного. Когда, наутро, он трезвел, то всегда горько сожалел об этих минутах слабости.
- Ни фига себе, - поразился Немыкин, - а одолеем?
- Одолеть-то одолеем, но надо прогуляться, посмотреть, все ли в порядке на дачах,- предложил бдительный Храмов, - заодно проверить, нет ли тут каких комендантских соглядатаев.
Они надели повязки, нацепили на ремни пистолеты и вышли на улицу.
Где-то, в другом конце дачного поселка, играло фортепиано, неподалеку раздавалось разноголосое кошачье мяуканье. Коты вышли на тропу войны друг с другом. Полосатые, пушистые красотки ждали победителей в кустах сирени. Серебристый девичий смех, прозвучал прямо в двух шагах.
- Ой, кто это? – спросила одна девушка у другой. Они во все глаза, как будто никогда не видели военно-морских мичманов, смотрели на патрульных.
- Отойдите на двадцать шагов, - скомандовал генеральским дочкам дисциплинированный Храмов. Он всегда строго выполнял указания командиров.
Девушки со смехом убежали, выкрикнув напоследок, что-то типа «дураки», или «чудаки». А может еще что. Из-за кошачьего воя сослуживцы не разобрали слов.
- Какой ты идиот, Санёк! Каких девчонок упустили! – возмутился Немыкин. - Пообщались бы сейчас .
- Да на что нам лишние глотки, - ответил жадюга Храмов, - «шила» всего одна бутылка! Самим мало.
Петя Немыкин плюнул с досады.
- Пошли дальше ужинать, - сказал он.
В два часа ночи, когда уже хорошо посидели, Сане Храмову в нетрезвую башку пришла смешная идея.
- А давай поприкалываемся над дежурным по лодке, - предложил Саня дружку.
- Шутить-шути, да не теряй головы! Есть вроде такой югославский фильм, Санёк!
Мичман Храмов подумал, потом поднял трубку телефона и набрал номер дежурного по атомоходу.
- Дежурный по заказу № 467 капитан-лейтенант Мишин! – ответил телефон.
Мичман Храмов притворно-испуганно заверещал в трубку пьяным голосом..
- Товарищ капитан-лейтенант, докладывает мичман Храмов с дачного поселка. У нас тут ЧП, в одном из домов при патрулировании обнаружили труп генерала. Что делать?
Дежурный Мишин догадался, что его разыгрывают, тем более, судя по заплетающемуся языку, мичман Храмов был пьян, как свинья.
- Закопайте его в огороде, только, чтоб никто не видел, - шуткой на шутку ответил капитан-лейтенант. Он тоже после полуночи приложился к рюмашке и поэтому был благодушен к пьяным выходкам сослуживцев.
- Есть, закопать в огороде! – ответил ему Храмов и положил трубку.
Посмеявшись, друзья – шифровальщики допили остатки спирта и завалились спать.
Зато проснулись все, кто имел какое-то отношение к атомной подводной лодке. До дежурного дошло, что смерть генерала может быть действительным фактом. На отчаянные звонки мичманы-алкоголики уже не отвечали. Может быть, они уже взяли лопаты и закапывают генеральское тело в огороде под кустом калины. Они ведь такие исполнительные, только прикажи, тут же и делают!
Каплей заметался, ломая руки. Что делать, что делать? Через десять минут беспорядочных броуновских движений, Мишин взял себя в руки. Он объявил экстренный сбор офицерскому составу стратегического атомохода.
- Товарищ командир, - доложил он прибывшему командиру, - только, что, будучи на дежурстве, мичманы Храмов и Немыкин, привели себя в нетрезвое состояние и закопали в огороде одной из дач мертвого генерала.
Командир присел от перенесенного шока. Жуткая несуразность доклада не вмещалась в бедной командирской голове. Под фуражкой у него поседело сразу полголовы. Как это закопали? Убили?
- Кто им разрешил, закапывать генерала в огороде? – тихо и страшно спросил командир у дежурного по лодке.
- Я лично и разрешил, - капитана-лейтенанта Мишина била мелкая дрожь, - но только одного. Если они нескольких убили, я не виноват!
- Да вы пьяны, товарищ капитан-лейтенант! – унюхав спиртовой запах, закричал командир. - Замполит! Быстро в комендатуру, взять караул, ехать на дачи и заковать этих двух гробовщиков в цепи. Предупредите, караульных, что оба бандита вооружены.
Мирно спящих мичманов Храмова и Немыкина брали уже под утро. Комендантский взвод окружил сторожку, а замполит Синютин, как матрос Железняк, ворвался к шифровальщикам с пистолетом в руке и тонким высоким голосом закричал: « Руки вверх! Сдавайтесь! Вы окружены!».
Оба были взяты, связаны и доставлены куда надо.
За свою шутку оба мичмана отсидели на гарнизонной гауптвахте по пятнадцать суток. Прикололись на свою голову. Долго потом не шутили. На железе жили без схода три месяца.
Засолились
На военных кораблях и подводных лодках питание было намного лучше, чем в армии. Борщ, так настоящий, флотский. Наваристый, ароматный и с приличным куском мяса, затонувшим в огненно-красном вареве. Мне возразят – мясо было в мисках годков, то есть отслуживших более двух лет на флоте. Молодые хлебали только навар от мяса. Да – да, я согласен. Но ведь потом эти бывшие «караси» тоже становились годками и с урчанием грызли аппетитные косточки и за себя и за молодых «духов» и «карасей».
Офицеры и мичманы получали продовольственный паёк. В него входило мясо, консервы, сгущенка, разные крупы, сливочное масло, овощи. В общем нормальный паёк. Все это богатство относилось домой. Почти всё. Оставлялась только жестяная банка с вяленой таранькой.
В редкие сходы с кораблей можно было зайти в пивную и на виду всех мужиков отщипывать кусочки от жирной янтарной рыбки , с вожделением запивая их холодным ячменным напитком. Чтобы не вызывать зависть и злобу у страждущего населения приходилось делиться. Жадных нигде не любят.
Стоял август. Лодка второй месяц стояла во Владивостоке, в ремонте, боевой подготовки, естественно, никакой. Рабочие стучат кувалдами, откручивают что-то, прикручивают, шуршат наждачкой, красят что-то. Личный состав отдыхает. После боевой службы полная расслабуха. Чтобы совсем не развратить бездельем и самоволками матросов, замполит, как массовик - затейник придумывает всякие мероприятия: выпуск боевых листков, лекции, политзанятия по боевым частям, совместное чтение трудов классиков марксизма-ленинизма.
С офицерами ежедневно в конце рабочего дня подводит итоги командир подводной лодки капитан 1 ранга Макаров. Однофамилец знаменитого адмирала, а может, его потомок. Мичманы, доложив своим командирам боевых частей и служб о проделанной работе, уходят в город.
Женатые к семьям, холостые гулять и пиво пить.
Мичманы – шифровальщики Храмов и Немыкин не были женаты и, поэтому сразу же протоптали дорожку в пивбар «Чилим» недавно построенный на улице Фадеева. Чилим, кто не знает – это огромная тихоокеанская креветка ничем не заменимое дальневосточное приложение к пиву.В его честь и назвали популярное во Владивостоке заведение.
Вот и в этот добрый приморский вечер ничего не предвещало срыва этого благородного мероприятия.
- Санёк! Сегодня идём в «Чилим»? – спросил у своего кореша Петя Немыкин.
Храмов что-то жевал в своей койке и ответил, как только проглотил пищу.
- Конечно, сразу же, как командир соберёт офицеров на итоги, так и валим. - ответил Храмов.
- А чего ты там заглатываешь в темноте, как баклан?
- Я засаливаюсь. - Храмов показал дружку скелетик обглоданной тараньки.
- С ума сошел? Мы же идем пить пиво, там и посмакуем родимую под «жигулевское».
- Это ты дурачок, Петруша, - изрек мичман Храмов, - там надо будет угощать всех знакомых и незнакомых таранькой, а я тут съем штук пять и брать с собой не буду. Там на месте пивом и рассолюсь.
- Ну, ты и жмот, Саня! Таких хитрожопых на флоте я еще не встречал!
Петя, хоть и возмущался, но оценил все экономические преимущества храмовского способа пития пива. Он посмотрел на часы. До подведения итогов оставалось пятнадцать минут. Немыкин достал свою банку с вяленой таранькой и тоже почистил рыбу.
- Пересоленную, гадство, подсунули в этот раз, - раскритиковал тараньку Петя.
Саня Храмов весь в рыбьей шелухе смачно опустошал свою жестянку.
- Зато, представь себе, с каким удовольствием ты будешь потом пить пиво.
Петя представил, восхитился и с энтузиазмом принялся за вторую тушку.
Через пятнадцать минут они оба засолились под завязку. Пора мчаться в «Чилим».
А еще через минуту по трансляции пробубнил голос дежурного по лодке:
- Офицерам и мичманам прибыть в кают-кампанию на подведение итогов.
- Саня! Ты слышал? Мичманов тоже собирают! – взволновался Петя Немыкин.
- Да слышал я, слышал, - раздраженно отозвался Храмов, - я не думаю, что это надолго, быстро отпустят.
Отпустили не быстро, а только через два часа. Сначала Макаров предоставил слово бэчэпятому и тот долго и нудно рассказывал о своих механизмах. Потом заслушивали штурмана, ракетчика, химика.
- А вам, товарищи мичманы, надо основательно заняться политической подготовкой. – в конце совещания сказал замполит Синютин, - Конспекты первоисточников запущены, тетради в жирных пятнах от мазута, на полях нарисованы, извините, рожи, да жопы! Скоро приедет комиссия из политотдела, надо всё привести в порядок.
Засоленные Храмов и Немыкин уже через час чувствовали себя , как чувствует себя вяленая таранька на веревке под жарким солнцем. Все внутри высохло и горело от соли. Слюни окончательно пропали и глотать стало уже нечего. Господи! Какие еще на хрен конспекты? Дожить, дожить до конца совещания и не умереть от жажды!
- Товарищи офицеры! – наконец прозвучала команда командира. – Подведение итогов окончено, все свободны.
- Петя! Давай быстрее собирайся, еще два часа до закрытия «Чилима»! - прохрипел пересохшим ртом Саня Храмов своему дружку. – Успеем.
- Пошел, ты со своим «Чилимом» и засаливанием организма жмотяра поганый! – зашипел ему в ответ Немыкин.
Он припал к кранику с водой и не отрывался от него минут десять. Через минуту Храмов уже тоже сосал воду из соседнего крана. Он никогда не думал, что вода может быть намного вкуснее пива.
Подарок шифрика
Мичман Храмов, распространяя вокруг себя аромат одеколона «Шипр», весь сверкающий, – от надраенных черной ваксой ботинок до белоснежного чехла на фуражке – прибыл в каюту старпома подводной лодки.
Во лбу его, над лаковым козырьком фуражки, красовался шитый «краб» - особый шик военного моряка.
- Что с тобой, Храмов, - даже отшатнулся от него старпом, - никак жениться собрался?
Саша Храмов улыбнулся до самых ушей.
- Попали в самую точку, товарищ капитан 2 ранга! Иду просить руку и сердце у своей девушки.
Девушку Храмов нашел себе уже неделю назад, когда вместе со своим другом Петей Немыкиным гуляли по набережной Владивостока. Рыжая красотка рассеяно ела мороженое и ни о чём плохом не думала.
На неё сразу запал любвеобильный Немыкин, но почему-то серьезный и степенный Храмов девушке приглянулся больше.
Встретиться снова Саня предложил ей через неделю и вот сегодня он собрался на любовное рандеву.
- Твою маму! – изумился старший помощник Долгалёв. – Какой из тебя муж? Что ты умеешь делать, кроме, как с Немыкиным на берегу, пиво лакать?
- Умею, тащ, нежно обращаться с девушками, - ответил Храмов, - и вообще, уже пора мне завести семью.
- А от меня, чего тебе надо? – спросил старпом.
«Шифрик» скромно опустил глаза в палубу, предчувствуя всплеск старпомовых эмоций после своего ответа.
- Дайте мне десять суток отпуска по семейным обстоятельствам, - застенчиво попросил Саша Храмов.
Долгалёв всплеснул руками и забегал по тесной каютке.
- Вы хотите меня убить? Что я вам плохого сделал, враги? Нянчусь с ними, пестую их, донашиваю в утробе, а они ко мне приходят и суют ножик в рёбра! Жениться он собрался, ха!, отрастил женилку, бегает тут! Одеколоном вспрыснулся, завонял мне всю каюту! Лучше бы от тебя мазутом пахло! Бездельник! Вот где вы все у меня! Достали! Все норовят в отпуск, а кто работать будет? Вся команда паёлы драит, соляром механизмы моет безвылазно, порядок в заведовании наводит, выход в автономку через месяц, а он напомадился тут, напудрился и с корабля норовит! Никакого схода с «железа», пока дурь из головы не выйдет! Вон отсюда!!!
Через час, остывший Долгалёв вызвал мичмана Храмова и вручил ему отпускной билет.
- Иди к своей красавице, - мрачно сказал старпом «шифрику», - я очень надеюсь, что после твоего предложения она плюнет тебе в рожу, развернётся и уйдёт.
Не сбылась надежда старшего помощника – Храмов предложил, а Танюша согласилась. Перед самым выходом родимой лодки в автономное плавание у них состоялась свадьба. Старпом тоже был приглашен в качестве гостя и, по- своему оценил выбор Храмова.
- Требовательная и хозяйственная, - сказал Долгалёв, - настоящий старпом семейного корабля. Ну, держись, Храмов!
Глаз у старшего помощника был намётанный, а характер любого человека за время службы в своей должности, он распознавал по отдельным фразам и телодвижениям. Командный голос у молодой жены прорезался сразу же после бракосочетания.
Потом было прощание с семьями, плавание «за три моря» и томительное ожидание встречи с родной землёй.
По прибытии на семейные дела выделили неделю срока, а потом экипаж отправили в подмосковный дом отдыха, для восстановления «живучести» организмов.
- Отдохнёте, восстановите живучесть организмов и «снова в бой, покой нам только снится» - именно так выразился командующий флотилией подводных лодок.
Жёны подводников засуетились – там ведь рядом Москва, а в Москве чего только нет! При нынешнем изобилии смешно представить: на периферии были пустые полки магазинов, что продовольственных, что промышленных.
Молодожены Храмовы попрощались на две недели, и Таня дала своему мужу список товаров, которые необходимо было купить в столице.
- Главное, хрустальные фужеры купи, - наказала Саше супруга, - скоро Новый Год, хочу пить шампанское из хрусталя. Соседей позовём, чтоб обзавидовались.
Мичман Храмов по прибытии в здравницу, моментально забыл о фужерах, колготках и списке парфюмерии. Не до этого было. Коллектив чисто мужской, суровый – флотские офицеры, мичманы.
Поселили Храмова в восьмиместную каюту, в которой уже несколько дней расслаблялись подводники-атомники с Северного флота.
Новые знакомые тут же, разлили по стаканам «рябину на шиле» и полезли чокаться к Храмову.
- За содружество наших флотов!
Застолье продолжилось далеко за полночь…
- Проснитесь, молодой человек, - приятный женский голос приплыл к Храмову из заоблачных, ангельских далей, - пожалуйста, проснитесь!
Мичман Храмов разлепил глаза. За плечо его трясла молоденькая медсестра в коротком белом халатике.
За окнами было совсем темно. «Шифрик» машинально взглянул на наручные часы. Без десяти минут шесть. Одеяло посередине откровенно топорщилось - самое время. Девушка, довольно таки симпатичная, стоит и ждёт у изголовья.
Полусонный Храмов прихватил сестричку за ягодицы и потянул её на себя.
- Ну, хорошо, хорошо, иди ко мне, солнышко!
Медсестра возмущенно оттолкнула Храмова и отскочила от кровати.
- Что вы себе позволяете! Я пожалуюсь начальнику санатория!
Храмов тупо уставился на «солнышко».
- А зачем же ты ко мне ночью пришла? – спросил он.
- Вставайте и идите в процедурную, взвеш…ш…шиваться! Уже скоро ш..ш…шесть! – злобно прошипела медсестра и, вся пунцовая, выскочила из палаты.
Всё военно-морское воинство храпело и видело десятые сны.
«Что за фигня, почему только меня решили взвешивать?» - подумал мичман Храмов.
Щупленький «шифрик» сел на койке, машинально вставил ноги в тапочки и сонно пошлепал в процедурную. Там его взвесили, записали показания – 58 килограммов - в коленкоровую тетрадь и с миром отпустили спать дальше.
Когда все проснулись, напились вдоволь воды от пуза, поскольку сушняк после «шила» давил жутко, Храмов пожаловался обществу на гнусные санаторные порядки.
- Я думал, она ко мне с добрыми намерениями, а она «идите, взвешивайтесь!», скоро, мол, шесть часов! А вас чего не будила?
Саня не знал, что в санаториях в первый день, до завтрака, всех вновь поступивших взвешивают. Потом в последний день перед отъездом тоже. Для чего это делается никто не знает.
Самый толстый из всей компании, капитан-лейтенант оценивающе посмотрел на мичмана Храмова.
- Тебя каждое утро до шести утра будут водить на взвешивание, пока не наберёшь человеческий вес. Кушай плотнее в столовой, чем быстрее поправишься, тем быстрее медперсонал от тебя отстанет, - сказал толстячок и загрустил, - а вот меня никогда нежная медсестричка не разбудит на рассвете лёгким касанием нежной руки.
Храмов рвал и метал.
- Это что, отдых? Это реабилитация? Лучше бы я под боком у жены восстанавливался! На хрена я сюда приехал? В шесть утра, на весы! У…у…у…
Слушая его причитания, все катались от смеха. Потом сознались, что пошутили.
- Мы, ведь, раньше приехали, и нас в первое утро тоже взвешивали, - сказал толстый каплей Серёга, - ты случаем пульку не пишешь, Саня?
Храмов когда-то учился играть в преферанс и имел некоторые навыки.
Две недели за картами и «рябиновкой» пролетели очень даже быстро.
Москва со всеми её культурными прелестями, ГУМами и ЦУМами была забыта напрочь.
Пришло время и просвистели два зеленых свистка: «С вещами на выход!».
Крепко сдружившиеся с Храмовым атомщики – северяне тепло попрощались с ним, разлив остатки «шила» на посошок и уехали в аэропорт. Им – на Мурманск, а Храмову – на Владивосток.
И только сейчас «шифрик» вспомнил наказ молодой жены: без хрустальных фужеров не возвращайся! Он вытащил из кармана помятую бумажку с перечнем необходимых покупок, прочитал и весь вспотел.
До самолёта оставалось четыре часа времени. Регистрация объявлялась за час. А ещё в Домодедово из санатория не меньше часа. Короче Саня понял: не успевает он! Не успевает добежать до «хрустального» магазина и купить заветные фужеры, не говоря о духах, кремах, пудре, пищевых деликатесах, которые водятся только в столице и в провинции не показываются.
Деньги, тоже, вроде особо и не тратил, закончились.
В голове промелькнуло спасительное решение. Хотя бы что-то надо привезти. Саня Храмов оставил вещи в фойе у дежурной и побежал в санаторную столовую.
До обеда было еще далеко, но столики были уже сервированы. Храмов прошмыгнул в столовку и, воровато озираясь, покидал за пазуху шесть граненых стаканов.
Зайдя за угол, он нашел два камня. На один он ставил стакан, а другим бил. Расколошматив все «гранчаки», Храмов сложил осколки в полиэтиленовый пакет и, довольный, пошел за вещами...
- Санечка! Милый! Приехал! – радостно встретила его Танечка.
После крепких поцелуев и жарких объятий, жена накрыла на стол.
Мясо в кляре, кусочки палтуса горячего копчения, салат «Оливье» и запотевшая бутылка «Советского шампанского».
Храмов с ужасом смотрел на шампанское, предчувствуя беду.
- Санечка, доставай московские подарочки и фужеры, обновим с тобой хрусталь, - сказала Храмову жена.
Несчастный «шифрик» полез в сумку и фальшиво запричитал.
- Ой, беда-то какая, проклятый аэрофлот, побил все мои фужеры, бросают багаж как попало! Я так и знал, что это произойдёт!
Супруг издали предъявил ошеломлённой молодой хозяйке пакет с осколками своих стаканов.
- Ну-ка, ну-ка, - недобро протянула она, - дай мне сюда свой пакет.
Убедившись, что осколки восстановлению не подлежат и это совсем даже не хрусталь, Таня со всего маху надела пакет с останками «хрусталя» на бестолковую храмовскую голову, после чего избила Саню деревянной шваброй.
Настоящий старпом семейного корабля!