История опубликована с разрешения клиента, имена изменены.
Когда мне впервые сказали эту фразу, то я поняла, что она наиболее точно описывает этот случай.
Один раз записали ко мне ребенка, 2,5 года, плохо ходит, ДЦП, мама хочет занятия адаптивным спортом. Ну, вроде как мой профиль. Да и чем раньше начнем, тем проще и лучше сможем скорректировать.
В назначенный день приходит женщина. Слишком ухоженная. Из того типа людей, которые делают ресницы 5дэ и колят филлер разве что не в глазные яблоки. И на руках мальчишка, щупленький, маленький, в очках. И маленький настолько, что годовалые детки почти в полтора раза больше него.
Заходим в кабинет, располагаемся, знакомимся, объясняю правила поведения в кабинете. Мальчик Никита, оказался неговорящим. Предлагаю ребенку игрушки, мамаша отодвигает их в сторону, берет те, которые ей больше понравились. Ладно. Но в голове отметка уже поставилась.
В процессе беседы становится известно, что диагноза нет, мама против медосвидетельствования на ПМПК, прививки никакие не делают (то есть колоть филлер куда попало - пожалуйста, а вот прививки - это заговор фармкомпаний? Меня с этого немного вынесло). Роды протекали с угрозой, постоянно низкий гемоглобин, гипоксия. Мама на сохранении не лежала, работа зам директора фирмы обязывает быть на месте. Как итог: роды на 27 неделе, ребенок две недели в реанимации, далее ещё два месяца на дохаживании и только потом выписка.
Развитие происходит с задержкой, сел ближе к году, первые шаги в 1 год и 7 месяцев. Этапы не пропускал. С тех пор все ещё ползает и ходит только за ручку. ЭЭГ ночной все хорошо, УЗДГ - низкая проходимость позвоночной артерии, но "врач сказал, что для них это норма". Ладно, верим врачу, ему виднее.
Диагностика далась непросто. Никита вертелся ужом, отказывался от любых игр, действий и прикосновений. Необходим постоянный физический контакт с мамой, даже если играет самостоятельно, то какой-то частью тела обязательно должен касаться мамы. Диагностику провели при помощи мамы, которая очень неохотно согласилась участвовать.
Внутренняя речь у ребенка опосредована, жестовых указаний нет, только "туда", артикуляция ртом не производится, все звуки мычащие или писк в виде возмущения. Спрашиваю про уздечку, мама делает круглые глаза и спрашивает "а разве это у стоматолога проверяют? Вы не ошиблись?" Я объясняю про подъязычную уздечку. Мама заливается краской. Ладно, в умственных способностях замдира сложно упрекать, но, видимо, декрет берет свое.
Формируем план коррекции. Восполняем связи глаз-рука и глаз-нога. Наращиваем мышечную массу, даем правильный паттерн ходьбы и вектор переноса веса.
Все, супер. Мама оплачивает сразу абонемент на 16 занятий. Я предупреждаю, что результаты так быстро не выдаются, что обязательно нужно сходить на ПМПК, она носит рекомендательный характер, да и инвалидность всегда можно оспорить. Женщина соглашается и уходит.
Через пару дней связываемся с ней насчёт даты следующего занятия. Все назначаемся на 2 раза в неделю, выкраиваю для них удобное время. По факту должны прийти через день. На следующий день приходит сообщение о том, что они не хотят заниматься в этом кабинете, да и вообще дома ребенку привычнее, они сейчас все занятия переводят на домашнее обучение, так как "ну, вы же сами понимаете, вы сами говорили, что у ребенка подорвано ощущение безопасности из-за раннего рождения и длительной разлуки с матерью".
Вдох-выдох. Иду навстречу, говорю об оплате дороги, меняем время. Дальше вроде как без приключений.
Занимаемся. 6 занятие. Мама не участвует в упражнениях, но все ещё находится рядом. Физический контакт не требуется, но дальше двух-трёх метров Никита не отходит. Все ещё очень часто возвращается к маме при любом нежелании выполнять задания. Мы наконец-то смогли договориться убирать игрушки на момент занятия. Да, они все развивающие, но абсолютно не то, что нам нужно.
И вот уже поздно вечером, тогда, когда приличные люди ложатся спать, а неприличные только возвращаются домой с работы. Приходит сообщение о необходимости перерасчитать их, чтобы закончить занятия. Начинаю интересоваться, в чем дело, что не устроило. Окольными путями узнаю, что "нет результата", и они хотят тренера посерьёзнее, который будет давать упражнения, а не игры.
О, как!
А теперь вспоминаем, что ребенку 2,7. У него ведущая деятельность предметно-игровая, а не учебная. Объясняю маме, почему так я выстраиваю занятия. И в процессе общения она выдает мне, что на работе срочно нужно будет вскоре появиться, а ребенок не ходит, от мамы не отстаёт. А нужно срочно! Сегодня! А лучше вчера.
И медленно эта переписка закончилась уже лёжа в постели под возмущенный бубнеж супруга. Мамочка согласилась на очередное занятие, где я буду комментировать каждое свое действие с предположительными прогнозами.
Ну, мне не сложно.
Встречаемся через пару дней, занятие проходит, остаётся время на сборы. Я уже предвкушаю домашний ужин, но как говорится: "Хочешь насмешить Бога - расскажи ему о своих планах". Мамочку внезапно прорывает на поговорить. И беседа затягивается еще на полчаса, стоя одетой в дверях.
Зашла речь об вечно отсутствующем муже, непереносимости нянь и острой нужде выйти на работу. И действительно, за почти месяц работы с Никитой, его папу я не видела ни разу. Несколько раз на занятиях присутствовала бабушка по маминой линии. И все домашние задания, с Никитой выполняла она. Мама же чаще находилась в сети, и похоже, что там она продолжала работать.
Я невзначай предложила потратить одно из занятий абонемента на личную консультацию, но она отказалась, сославшись на неверие современным болтологическим наукам. Ну, насильно мил не будешь.
Не прошло и часа, как женщина сама написала и попросилась на ближайшее окошко. Я даже до дома доехать не успела.
Разительные перемены ее настроения меня все ещё удивляли. При внешнем спокойствии то она хочет все разрушить, то кардинально меняет взгляд и соглашается.
Все прояснилось во время нашей первой, можно сказать приватной, сессии. Оказывается она является заместителем директора немаленькой косметической компании, о ребенке мечтала с подросткового возраста, но быстро разочаровалась в мужчинах, поэтому пошла в карьеристки. Закончила университет и параллельно бухгалтерский аудит, начала вести частную практику в сфере бизнес-консалтинга, так она и встретила директора, который почти с десяток лет назад только начинал свое дело. Через несколько встреч он предложил ей место зама, а на одном из корпоративов вскоре встретила своего мужа. Так сложилось, что компания пошла в гору, обороты росли, обязанности тоже и за ней следом зарплата. Дела мужа тоже постепенно улучшались, и через 6 лет они решили пожениться. Ещё через год она забеременела. Первая беременность прервалась на ранних сроках. Через полгода наступает вторая. Протекает с осложнениями, постоянно под наблюдением врачей, на проводе с гинекологом чуть ли не круглосуточно. Но в итоге замершая беременность на пятом месяце.
Долгое лечение, много работы, новые обследования, и в 34 новая беременность, которая закончилась преждевременным рождением Никиты.
Два месяца разлуки с ребенком были пытками, сначала не пускали, не давали прогнозов, потом только на пару часов в день. И когда наконец разрешили взять ребенка на руки, она расплакалась.
И в кабинете она плакала. Это одновременно и больно, и горько. Она долго не могла успокоиться. Дышала, пила воду, становилось легче. Пара слов о сыне и все начиналось сначала.
Она сбивчиво говорила о желании ещё иметь дочку, о страхах, пыталась отшучиваться, что "это, наверное, усталость", "это все гормоны, да?".
Вторая встреча случилась на следующий день. Теперь же мы уже могли поговорить. Наметили план "просто попробовать", потому что отношение к психологам были ещё сомнительные. Да и с ее слов: "если бы это был кто-то из интернета, она вряд ли бы согласилась".
И так получилось, что одна встреча начала сменяться другой. ЛФК с Никитой мы тоже продолжили.
Но самый запоминающийся момент был, когда проводили технику добаюкивания ребенка. Никита в итоге проспал три терапевтических часа и ещё час консультации. При этом он не ворочался, не просыпался, не стонал во сне, как это бывает обычно. Почти все занятие мамочка плакала. Разве что в самом начале на этапе успокоения ребенка и когда укутывала его в мягкое одеяло, она чувствовала себя тревожно. На каждом этапе мы разговаривали со спящим Никитой, мы проживали те два страшных месяца разлуки.
И вот через неделю мне приходит видео от мамочки, где ребенок уже без руки ходит от дивана до стеллажа, а это почти 5 метров. Да, пока немного, но уже лучше, чем непрерывно касаться мамы.
Сейчас мы с Никитой все ещё занимаемся, не только лечебной физкультурой, но и нейрокоррекцией. Мама решила уйти в психотерапию, уже не со мной. Это была моя просьба, чтобы не проецировать ненароком на ребенка.
Что же произошло тогда на первой консультационной встрече?
Мы заговорили про безопасность, про чувства тоски, про беспомощность и одиночество. И это оказалось больным местом. Тогда мы и приняли решение попробовать провести аутотренинги встречи со своим внутренним ребенком, а затем техники добаюкивания ребенка.
Это не стало полноценным решением проблемы, но стало толчком к осознанию страхов и вторичных выгод своих и ребенка. Им обоим было выгодно нуждаться и любить друг друга, они нашли свое одиночество в друг друге, при условии, что есть муж, есть работа. Но постоянное ощущение тоски стало закрываться непрекращающимся присутствием ребенка. Сложности в общении с мужем также перекрывались "больным" ребенком. Никите же взамен доставалось больше любви, внимания, ему не нужно было ходить, если могли принести, он не носил в двух руках сам ничего, потому что бабушка принесет, а мама не похвалит за успехи из-за своих завышенных требований.