Ну конечно. Когда кажется, что хуже быть уже ничего не может, снизу обязательно постучат.
— Я тебя спрашиваю, Оля! — кричит мама.
— Мало тебе было того, что случилось в больнице?! Сердце колотится как бешеное. Очень хочется напомнить ей, что всё произошло потому, что она так захотела. И сделала. Но я не стану. Не стану подливать в этот огонь бензина. Глеб даёт мне возможность ответить, понимает, что ответчик так себе, и берёт дело в свои руки.
— Я приехал, чтобы помочь ей собраться. Глаза мамы наливаются кровью, Глеб невозмутимо продолжает:
— Ваш муж здесь. Полагаю, в ближайшее время ей будет лучше пожить в другом месте, пока вы разбираетесь со своими отношениями и решите, как быть с долгом.
— Что? — она удивлённо вытягивает лицо, совершенно ничего не понимая, но быстро берёт себя в руки и снова нападает.
— А тебе какое дело до наших бед?!
— Меня волнует Ольга. Я приехал за ней и в ваши дела лезть не собираюсь, — он находит мою руку, поднимает сумку и закидывает на плечо.
— Ты никуда не пойдёшь! …
— Сколько лет прошло, а ты всё такая же шумная, — ворчит отец, выходя из кухни.
— Её выгнал я. Сама знаешь почему. Пусть проваливает вместе с этим шкафом. Глеб не обиделся. Мама, а с ней я, вздрагиваем. Она оттого, что не осмыслила до конца новости о том, что отец вернулся, я оттого, что он не пошутил. Правда хочет, чтобы я ушла?
— Мирослав, — так знакомо и потому болезненно тянет мама.
— Ну как же это так. Она же… это же и её…
— Я так понимаю, ты не потрудилась ничего рассказать, — фыркает он.
— Они так и не понимают, что случилось, где я был и прочее? Мама опускает глаза. Отец ударяет кулаком в стену, и мы синхронно вздрагиваем.
— Пап, не надо, — начинаю я.
— Я тебе не отец, — рявкает он и кивает на маму.
— Все вопросы к ней! Как так вышло, почему и для чего. Я бы и не узнал, если б тебе не нужно было какую-то ерунду сдавать из-за болезни. А эта дура мало того, что пыталась подделать результаты, так ещё ввязалась в какую-то авантюру, и меня же подставила в итоге!. Вариант ответа в Русском языке:
Эти слова словно выстрел в лоб, пронзают голову и сотрясают всё внутри. Я осознаю, что дышу несистематично, но ничего не могу поделать с этим. Всё плохо, страшно и непонятно. Моя жизнь разлетелась на осколки, а после этого по ней прошла сокрушительная мощь, размела их в мелкую пыль, которую позже разрешила на атомы и звездную пыль. Мама начинает спорить с папой, а мы с Глебом оказываемся между ними, я ворочаю головой во всех направлениях. Знакомо звучит, но такое, что... ни слова не понимаю. Кажется, что слышу незнакомый мне язык, хотя они говорят на чистом русском, щедро примешанном к матам. Внезапно чувствую, как Глеб тащит меня к двери. В таком возбуждённом состоянии я не могу ему сопротивляться, поэтому просто поддаюсь.
Кажется, что мы оказались в параллельной реальности. Мои родители продолжают скандалить, не обращая на нас никакого внимания. Котомка мелькнула перед глазами, трепетная лестница, выходим на улицу и встречает нас мягкий вечерний воздух. Здесь я делаю первый полноценный вдох.
- Я рядом, - слышу голос Глеба. - И никому не позволю тебе навредить. Я сейчас совсем ничего не понимаю. Очень хочется верить, что всё это всего лишь сон, ночной кошмар. Но можно уехать верхом на горбушке в Париж, с самым серьёзным лицом. Внезапно я и правда не проснулась? Как это проверить? Ущемить себя? Попыталась стиснуть бедро сквозь тонкие трикотажные штаны, в которых я ходила по дому. Очень больно получилось, наверное, до синяка, но от кошмара свободы не получила.
Слышу писк пультов. Глеб открывает дверцу машины передо мной, помогает сесть и сам пристегивается. Затем кладёт мою сумку на заднее сиденье и присаживается за руль. Прежде чем завести двигатель, он оборачивается и берёт меня за руки. Ничего не говорит, проницательно смотрит в глаза. Я стараюсь выдержать его взгляд, но не могу, отворачиваюсь. Видение расплывается. Глеб щёлкает язычком и отстегивает меня, затем снова выходит из машины. Я глотаю слёзы, пытаюсь урезать их, но ничего не выходит.
Мужчина открывает заднюю дверь, перекладывает мою сумку в багажник, затем берёт меня на руки и сажает себе на колени. Садится рядом и обнимает. Я сопротивляюсь маленько, пытаюсь отстраниться, но он не отпускает. Прижимает к себе, заставляет уткнуться лицом в его плечо, одной рукой поглаживает по спине, другой по волосам.
- Маленькая, - тихо и нежно прошептал он на ухо. - Сколько всего на тебе обрушилось. Не держи, отпусти. Я хочу поглотить часть твоей боли.
- Зачем? - дрожит мой голос. - Зачем тебе это? У тебя своя семья, ребёнок. Что тебе до меня? Ты должен... я не знаю, что...
- Всё, что я должен сейчас, - быть здесь, - отвечает он, плавно качаясь из стороны в сторону, будто я совсем маленькая. - А ещё потому, что ты уже стала мне очень дорогой.
- Но... ты же...
- Это мои проблемы, и разбираться с ними я буду сам. Сейчас мы разберёмся с твоими.
- У меня нет никаких проблем.
- Отрицай, не отрицай, когда близкие говорят самые большие гадости. Как будто сердце выбивают из груди, не так ли? А внутри остаётся пропасть, которую заполняют кусочками грязного, ядовитого снега. Зачем? - мой голос дрожит. - Зачем тебе это? У тебя своя семья, ребёнок. Что тебе до меня? Ты должен... я не знаю, что...
- Всё, что я должен сейчас, - быть здесь, - отвечает он, плавно качаясь из стороны в сторону, будто я совсем маленькая. - А ещё потому, что ты уже стала мне очень дорогой.
- Но... ты же...
- Это мои проблемы, и разбираться с ними я буду сам. Сейчас мы разберёмся с твоими.
- У меня нет никаких проблем.
- Отрицай, не отрицай, когда близкие говорят самые большие гадости. Как будто сердце выбивают из груди, не так ли? А внутри остаётся пропасть, которую заполняют кусочками грязного, ядовитого снега... Я сжимаю глаза. Как он прав, черт возьми... Пытаюсь сдержаться, но безрассудно про сигаю наступающей истерике. Еще пару коротких рывков вдоха, и она накрывает меня. Раскачиваюсь на Глебе, как на обломке затонувшего корабля во время шторма. Он больше ничего не говорит.
-Оль "не плачь, все наладится, примиритесь", ни прочий пустой треп. Я уже знала, что на Глеба можно положиться и нужно. Он говорит только то, в чем уверен, на что может ручаться. И, кажется, маньяк вовсе не боится моих слез. Тактично умалчивает о том, что я уже залепила его рубашку, что ему даже пришлось протиснуться в другой конец города за девушкой, которая его отвергла. И нельзя забыть, что он спас жизнь моему брату. Кажется, я его не заслуживаю. Не знаю, сколько мы так сидим - 10 минут или час. Всему в жизни приходит конец.
И моим слезам тоже пришел. В результате я просто притискиваюсь щекой к плечу Глеба и молчу, а он мягко гладит меня по спине и волосам, качаясь и, иногда, целуя в висок. Хорошо с ним. Как будто он лечит душу.
- Я так и не постирала твою рубашку, - признаюсь я.
- Ну, что же, - усмехается он.
- У меня тоже есть стиральная машина.
- Прости. Я обещала, а теперь...
- Оля, ты же понимаешь, что рубашка была поводом взять у тебя номер?
- Ты мог взять его у Егора.
- Нет. Мне нужно было, чтобы ты знала, что я позвоню и напишу, и была к этому готова. брать номер через кого-то - это обходной путь, а я выбираю идти прямо.
Я закрываю глаза и улыбаюсь. Чувствую себя очень уставшей.
- Готова ехать?
- К тебе?
- Да. Но сперва заедем кое-куда.
- Что?
- Увидишь. Еще одно замечательное место. Хочу показать тебе, где я бываю, когда мне тяжело. Может и тебе станет легче?
Я заинтриговано поднимаю брови. Устала, конечно, но пока все, что предлагает Глеб, крайне интересно и определенно заслуживает внимания.
- Вот и замечательно, - он целует меня в висок, - тогда пристегиваемся и поехали.
продолжение следует...