Денег хватило с трудом. Я начала беспокоиться, что придется обратиться за помощью к соседям и занять в долг, потому что в доме ничего не осталось. Эта мысль тяжело ложится на меня еще в подъезде, когда я веду маму по лестнице. Руки становятся холодными, ноги кажутся плотными. Как ужасно. Я бережно поддерживаю маму, а сама отчаянно борюсь с ощущением реальности. Или, точнее, с его отсутствием. Мне кажется, будто я нахожусь в кошмарном сне, который душит и тянет меня в холодное озеро, похожее на черную смолу тревоги. Подушки амбре, подушка моя, как я хочу проснуться и увидеть эту реальность. И реальность, которую я ощущаю - запах хлорки и сырого бетона, шершавая стена с облупившейся краской - делает все еще хуже. Мама все еще под влиянием лекарств, и я сомневаюсь, что она осознает происходящее.
Даже немного завидую ей. Возможно, если бы у меня была возможность, я была бы не против чего-нибудь. Понимаю теперь людей, которые утопают в алкоголе или еще в чем-то, ему подобном. Хотя сама еще не готова туда погружаться. Входим в квартиру и, сдерживая желание упасть у двери и заплакать, помогаю маме разобраться с вещами и снять куртку. Затем я веду ее в спальню и переодеваю ее. Руки дрожат, зубы стучат, как при морозе. Когда мама тяжело опускается на подушку, я накрываю ее пледом и почти выбегаю из комнаты.
Я даже не стала аккуратно складывать вещи, хотя мама всегда ненавидит беспорядок и, когда успокоится, наверняка выругает меня. Я просто не могу, не выдерживаю. Это слишком! Я возвращаюсь в комнату и снимаю с себя свитер. Затем майку, шорты, ни одно из этого не помогает. Я все еще пахну им. Глебом. Его запах словно впитался мне в кожу. Смешался с памятью и отравил кровь. Я скатываюсь на пол, обнимая себя за плечи. Все очень плохо. Я будто оказалась на острове, который раньше соединялся с отвесными скалами веревочными мостами. На одной стороне была моя семья, мама и брат, которые, конечно, любили меня по-своему, а на другой - Глеб, обещавший, что все будет хорошо. Я поверила ему. Да, это было глупо, но он так прямо и откровенно говорил, что у нас все будет хорошо, что у меня не было другого выбора, как поверить ему, даже если все было ложью. К сожалению, оказалось именно так. Телефон, оставшийся в кармане свитера, запищал, сообщение пришло. Не знаю, что там написано, и не хочу узнавать. Я уже на пределе истерики и не выдерживаю всего этого ни морально, ни физически, поэтому я просто прокатываюсь до кровати и залезаю под одеяло. Черт с ним всем. Может быть, когда я проснусь, окажется, что все это было всего лишь сном? Кажется, я погружаюсь во мрак ночи раньше, чем касаюсь головой подушки. Мои внутренние батарейки давно уже разрядились, и я просто отключилась. Возвращаюсь в сознание от душного воздуха в комнате. С трудом открываю опухшие веки. Подушка сырая, глаза жгут, словно я рыдала много часов, и я чувствую себя абсолютно измученной и уставшей.
Не знаю, может ли плакать человек во сне, но у меня, кажется, это произошло. Не помню никаких снов, и ничего не стало легче. Слышу звонок телефона и просто слушаю мелодию. Не хочу разговаривать, и не уверена, что сейчас смогу, поэтому просто слушаю. Первая мысль, конечно же, связана с Глебом. Чувствую, что он зациклился в моей голове, словно уксус на царапине. Нужно каким-то невероятным образом избавиться от него и забыть. Он должен был жениться на той девушке, заботиться о своем ребенке. Квесты закончились, и с ними закончились и наши отношения, и теперь нужно как-то... жить?
Внезапно меня охватывает злость, а также чувство несправедливости и обиды. Как он мог?! Глеб точно знал, что спал с той девушкой без защиты! Он не из тех людей, которые не понимают, откуда берутся дети, и он не был пьяным или безрассудным в то время. Может быть, она обманула его? Не знаю, каким-то невероятным образом заполучила... И потом... Звонок прекращается, и я закрываю глаза. Нет, что же, я действительно собираюсь оправдывать его? С трудом отрываю себя от подушки и сажусь на кровать. В комнате темно, очевидно, что уже поздний вечер. Живот голодает.
Кажется, я ела в последний раз... я уже не помню когда. Это было летом. С Глебом... Щеки пылают. Нет, нельзя думать об этом! Теперь Глеб принадлежит другой женщине! Или, возможно, он всегда принадлежал ей. Открываю окно, чтобы проветрить комнату. Некоторое время стою там, пытаясь привести свои мысли в порядок, а затем беру свои вещи и направляюсь в ванную. Все идет не так хорошо, выхода нет, но все изменится на тысячу процентов лучше, если я приведу себя в порядок. К сожалению, это не приносит мне желаемого облегчения. Вода оказывается едва теплой, нагреватель снова ломается, но только Егор знает, как с ним обращаться. Так что я выхожу из ванны замерзшей, но немного освеженной. Мама все еще спит. Убеждаюсь, что ее дыхание спокойное и ровное, и немного сижу на ее кровати, решая дать ей еще поспать. В конце концов, если с ней что-то было не так, врачи бы ее не отпустили домой, верно? Я отправляюсь на кухню в надежде, что там еще осталась еда. Квартира теперь кажется неуютной и сырой, а память упрямо возвращает меня в тот момент, когда было хорошо и спокойно - к Глебу, в комнату с камином. Судьба самым ироничным образом запечатлела этот момент в моей памяти, чтобы еще больше мучить меня. Холодильник встречает меня пустотой и, как насмешка, те же пирожные, которые подарил Глеб. Злость заставляет меня избавиться от них. Врезать их об стену! Но, нет, придется их отмыть... Выбросить их в мусор - недостаточно масштабно. Может, выбросить их в окно? Но я испачкаю прохожих, да и... Я беру пирожное, ставлю чайник и сажусь за стол.
Продолжение следует…