37 подписчиков

Леди Годива. Об игумене

30 ноября 202330 ноя 2023

27 мин

Розена Лариса

Глава седьмая.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Леди Годива. Об игумене.

Роман "Долгая беседа подходит к концу или новая шахерезада", Екатеринбург, 2021, Ридеро; печатается по главам; стихи взяты из книги: "Как Божий мир красив", Воронеж, 1999, Ц.Ч.К.И.; Екатеринбург, 2021, Ридеро; смотрите также: Сайт Проза.ру https://proza.ru/2023/11/30/809

-Добрый вечер, как настроение? – раздалось, привычное в телефонной трубке.
-Добрый вечер! Настроение, как ветреная девчонка, то засмеётся, то заплачет, но, слава Богу, всё хорошо!
-Чем порадуете сегодня?
-Расскажу о необыкновенной женщине леди Годиве, согласны? Это произошло в 11 веке в Англо-Саксонии, в городке Ковентри. Там безжалостно повышались налоги со стороны правителя города графа Леофрик. Жители разорялись, стон стоял во всех домах. Одни плакали над своими козами, другие над телятами, третьи над свиньями. Всё это им надо было самим для прокорма, а тут такая беда - отдавай за налоги. Смерть им, как от продажи животных и домов, для уплаты налогов, так и от неуплаты. Графа все кляли, называли негодяем, убийцей, кровососом, ненавидели. Обидно было, что повышение налогов производилось не для нужд города, а для пиров и разгульной жизни богача. Граф ни о чём не задумывался, Бога не боялся, людей не жалел, жить любил весело. А вот его молоденькую жену леди Годиву любили все. Она была жалостливая, добрая, боголюбивая и очень красивая. Население жаловалось ей постоянно на графа. Она же не могла видеть чужих слёз. Когда перед ней плакали несчастные люди от притеснений её супруга, она начинала сама обливаться слезами вместе с ними. Тогда уже несчастные принимались успокаивать её. Она всегда старалась им помочь, повлиять на супруга, понимая их горести и беды. Эта хрупкая женщина светилась, добротой и любовью, словно солнышко. Она знала, что обижать злосчастных людей – грешно. Её жизнь проходила в постоянных молитвах и помощи бедным. Она никого не боялась, кроме Бога и знала: Он всегда поможет в борьбе за справедливость. Она не любила пышные пиры и застолья, рыцарские турниры, словесные перепалки и песни юных трубадуров, восхвалявших её красоту. Всё это казалось ей пустым. Супруг же занимался охотой, кутежами, турнирами. Опьянев от вина, сам сочинял мадригалы юным красоткам, которые липли к нему, как мухи на мёд.
Леди не ревновала, вела замкнутый образ жизни. При её дворе находились юные пажи, угождавшие своей госпоже. Когда она скучала, читали ей стихи, играли на лютне. А один паж даже молился вместе с госпожой Годивой. В благодарность за его благородное, дружеское отношение, она подарила ему своё кольцо с алмазом и изумрудами. Супруг всегда видел это кольцо на ней и вдруг обратил внимание, что его носит паж. Произошло это следующим образом. Приближённые нашептали: «Леди Годива неоправданно приблизила к себе одного молодого красавца». Как-то граф перепил лишнее, и разъярённый, ворвался к ней в покои. Там он увидел супругу, распевающую благодарственный псалом пророка Давида, и юного пажа, сидящего напротив, подпевавшего ей. Внезапно в окно ударили солнечные лучи, кольцо на пальце пажа засияло всеми цветами радуги. Подозрительный супруг схватил его за руку и стал пристально рассматривать. Побагровев от гнева, обратился к супруге:
-Годива! Где твоё кольцо и почему у него такое же?
Леди поняла: надо спасать ни в чем не повинного пажа.
-Успокойся, я поищу его и вскоре надену.
-Ну, смотри же, кожу живьём спущу с этого щенка! – и, с искаженным от гнева лицом, погрозил ему кулаком. Когда он покинул её покои, паж снял с руки кольцо и протянул ей, но леди сказала:
-Я возьму его и покажу ювелиру, дабы он срочно сделал такое же. Надо обоим носить эти кольца, чтоб граф успокоился, ибо он может сдержать свои угрозы в отношении Вас.
Леди позвала ювелира и попросила срочно сделать кольцо. Её все любили, жалели, понимали с каким «диким вепрем» она живёт. Поэтому ювелир обещал выполнить просьбу к утру. На следующий день леди и паж вновь сидели в покоях и музицировали, разучивая церковный хорал для прихожан к следующему богослужению. Внезапно вбежал возбуждённый граф со слугами и придворными, схватил супругу за руку и увидел такое же кольцо. Он весь напрягся, не зная, что предпринять и закричал, что было мочи:
-Откуда у тебя такое кольцо, отвечай, подлец, я заказывал для неё одно, убью тебя, мерзавец!
Паж спокойно ответил:
-Мне оно понравилось. Я подумал, тот, кто его делал, обладал очень хорошим вкусом, и решил, у меня самого фантазии не хватит придумать нечто лучшее, попросил сделать копию с этого кольца.
-Позвать сюда ювелира! – взревел ревнивец. Того немедленно доставили к графу, и он подтвердил, что сделал второе кольцо для юного придворного по его просьбе, не увидев здесь ничего плохого. Разгневанный граф позеленел от злости и пригрозил пажу: ещё одна провинность, - и его скормят собакам на завтрак. Увидев на шее молодого человека медальон, сорвал его, раскрыл и узрел даму, похожую на его супругу, но очень строго одетую.
-Это ты, Годива?
-Нет, это моя покойная матушка, - спокойно ответил вместо неё молодой придворный.
-Ну, это же её лицо!
-А цвет волос? У леди каштановые, а у матушки чёрные, как вороново крыло. И глаза у леди голубые, а здесь карие.
-Ну, - закричал граф, - смотри у меня! Берегись! – и, как бешеное животное, помчался дальше, разбивая вдребезги дорогие редкие вазы, попадавшиеся ему на пути.
Когда они остались одни, юноша извинился. Затем объяснил, что медальон сделал в память о госпоже, но чтоб не вышло ничего плохого, велел изменить цвет волос и глаз. Он умолял о прощении за то, что не спросил разрешения на этот заказ, и за то, что пришлось слукавить перед графом, испугавшись за неё.
-О, какие недостойные поступки со стороны графа, какие страшные угрозы! – Как это неприятно! Простите, я не нахожу слов!
И, неожиданно расплакавшись, она прочитала пажу грустные, смятенные стихи, лившиеся из сердца:
-Безумные слова грозят убить,
Безумные слова грозны и жгучи.
Они при жажде не дают испить,
Когда же всё умрёт, они живучи.
Безумные слова, что яд змеи,
Что небо, перекошено грозою.
О, уничтожьте, смойте их с земли,
Чтоб не разили ядом и бедою!
-О, успокойтесь, добрая госпожа, - прошептал печально паж.
-Умоляю, оставьте нас, уезжайте, быстрее отсюда, с Вами может случиться несчастье! Уж поверьте мне!
-Конечно, ради Вашего спокойствия, добрая госпожа, я уеду. Но разрешите мне сказать пару слов перед нашей разлукой, ведь нам уже никогда не суждено будет увидеться вновь.
-Я слушаю Вас.
-Итак, простите, добрая госпожа, я обожаю Вас, преклоняюсь перед Вами, всю жизнь буду помнить Вас! Вы – дама моего сердца… А теперь, разрешите поцеловать подол Вашего платья! И умоляю, подарите мне на память от себя какую-нибудь маленькую безделицу. Я буду хранить этот презент на груди, около самого сердца. Он будет согревать мою нерадостную жизнь теплом и воспоминанием о Вас.
Прощайте, прощайте! - из глаз его брызнули слёзы. Она протянула ему кружевной платочек. Он поцеловал его, вытер им глаза и положил во внутренний карман, рядом с сердцем.
Леди Годива спешно вызвала верного слугу и попросила проводить юношу до его родового замка. После того как паж уехал, она вышла в сад освежиться. На душе было нехорошо. Но надо прощать, терпеть, смиряться. Супруг её уже отбыл из дворца. Её никто не тревожил. Светило яркое солнце, день стоял погожий, тёплый, благоухали цветы, жужжали пчёлы, летали яркие бабочки. От цветов шло нежное благоухание. В мире всё было прекрасно, Бог на всех изливал свою благодать.
Она сидела на скамье, в глубокой задумчивости. Жалко было обездоленных жителей их городка, невинно обиженного пажа, стыдно перед придворными за буйное поведение супруга. Такое любящее, нежное сердце дал ей Бог! Из унылого состояния её вывели несчастные горожане, вновь пришедшие к ней с просьбой о помощи. Она пообещала посодействовать им.
Когда граф вернулся, она стала неустанно просить его отменить взимание новых налогов. Он был неумолим. Леди не отступала, и раз за разом продолжала упрашивать его. Как-то граф решил устроить большой пир. Такое мероприятие было ответственным делом для любого двора. Оно требовало больших трат, чтоб не осрамиться перед гостями. Вот поэтому граф и повышал налоги горожанам. Подготовка к этому мероприятию началась за несколько дней вперёд, слугам надо было всё продумать, просчитать, выверить, составить меню. Им следовало выдать немалые деньги на расходы, для приобретения всего необходимого. В данном доме всё делалось с размахом, граф любил прихвастнуть – вот он каков! Смотрите, завидуйте, всё равно меня не перещеголяете! Подготовка шла уже полным ходом. В большом пиршественном зале расставили огромные столы, в расчёте на всех приглашённых.
Наконец, всё готово. Слуга, ответственный за сбор, забрался на высокую башню и затрубил в горн, что означало: «Собирайтесь! Начинается пиршество». Гости съезжались во дворец. Кавалеры и их дамы должны были рассаживаться в большом зале по своему статусу, более знатные и важные на лучшие места, ближе к хозяину. Менее значимые – далее. Но чинного распределения мест не произошло. Все бесцеремонно рвались вперёд, несмотря ни на что. Еле избежали потасовки. Когда присутствовавшие успокоились и расположились, слуги стали разносить кувшины с водой и полотенцами для отмывания их рук. Приборами пользовались немногие. Поэтому большинство из них ело руками, протягивая длани в общее блюдо. В середине стола сидел распорядитель пира, старший дворецкий. Он управлял слугами, чтоб правильно разносили и предлагали кушанья. И вновь без свары не обошлось. Дворецкий, стремясь выслужиться, бестолково командовал слугами. Те шумно суетились, путая приказы. Наконец, под строгие окрики самого хозяина, всё успокоилось, пришло в норму. В этом доме кушанья менялись обычно более тридцати раз, чтобы гости не оговорили хозяев, не осмеяли за скупость. Сначала внесли закуски: разносолы, заливное. Затем последовали густой горячий суп, каша вместе с измельчённым мясом и рыбой. Все стали увлечённо и громко чавкать. Далее разнесли фаршированную рыбу, бараньи и свиные ножки, рагу из оленины, зайчатины, другой дичи. Гости увлечённо поглощали всё, будто месяцами не ели. Наконец, вместе с вертелами, внесли зажаренные туши дичи. И тут среди гостей вновь начался ажиотаж, и борьба за лучшие кусочки. Дичь жадно рвалась на части руками и быстро-быстро поглощалась. Будто боялись, что принесённое исчезнет. Всё было сдобрено острой приправой. Поэтому гости стали чихать друг на друга, сморкаться прямо на пол – в горле першило от пряностей. Затем стали разносить пироги с различными начинками, большое количество вина разных марок. И, хотя все были уже сыты, они вновь вталкивали в себя новые кушанья. Это приводило к отрыжке, на что гости не обращали внимания, давясь и запивая вином. Крупных золотых кубков для вина было уже немного, раз за разом их уносили с собой, а приглашённых – невероятное количество, поэтому их пускали по кругу, чтоб пили все вдосталь. Вино лилось в изобилии. Но всем было невтерпёж, кубки с жадностью вырывались из рук, обливая себя и других. Многие негодовали. В этом богатейшем доме была уже позолоченная посуда, что являлось тогда большой редкостью, каждый мог, есть со своей тарелки. Но вино делало своё дело, ошалевшие гости стали бить дорогую посуду и бокалы. Насытившись, руки вытирали о камзолы, - свои, соседей, скатерть, что попало на вид! Опьяневшие рыцари перестали прилично себя вести, забылись: кости летели во все стороны, попадая соседям в глаза и на одежду. Вырывались друг у друга уже последние сладкие куски и с жадностью уписывались. Все давились, но продолжали, есть и пить. Не слушая игру музыкантов, не глядя на ловких жонглёров, сами кричали во все голоса, заглушая артистов, перебивая друг друга, грозно размахивая руками во все стороны.
Леди Годива, против обыкновения, тоже явилась на пир. Она с трепетом наблюдала за распущенностью присутствующих. В самый разгар пира леди вновь громко повторила свою просьбу о не взимании налогов. Супруг её, сильно захмелев, решил похвастаться перед всеми своей властью над ней. В ответ он объявил развязным тоном:
-Поедешь, завтра на коне обнажённой по всему городу, отменю взимание новых налогов! А не поедешь, остаётся всё по-прежнему!
-Я согласна! Поеду! – тут же отозвалась Годива. Она прекрасно понимала, супруг-дворянин теперь не сможет отступить от данного слова, чтобы не обесчестить себя. Все присутствовавшие перестали жевать, кричать, с интересом повернув головы в её сторону, раздумывая: «Что же дальше?». Леди выдержала все любопытные взгляды. Она была ослепительно хороша в тот вечер, и приглашённые невольно залюбовались ею. Она поражала целомудрием, глаза её излучали любовь и тепло. Белое строгое платье, простая причёска, и кашемировая шаль, привезенная из Индии, наброшенная на плечи вместо драгоценностей, – вот и всё, что было на ней! Но это-то и восхищало. Гости были разряжены в несвежие и потускневшие платья, кафтаны, расшитые большим количеством драгоценных камней (стирать, поэтому, их было нельзя). Их наряды выглядели грубыми. А многие из гостей вообще не мылись, боясь смыть с себя благодать воды при их крещении. Посему от них и их убранства тянулся шлейф самых неожиданных запахов. Из высоченных, сложных причёсок дам сползали блошки, поэтому туда прикалывались нелепые и смешные блохоловки. На их фоне леди Годива выглядела небесным ангелом, белоснежным чудом. «Так вот какая роза благоухает в саду безумца! Повезло же человеку! Она – прекрасна, неповторима!». Все смотревшие на неё: придворные, пажи, гости, не могли оторвать глаз. И сам граф залюбовался своей суженной. Он хотел прилюдно принизить, оскорбить, поставить на место эту «ханжу и богомолку», а получилось наоборот. Она возвысилась и засияла, как бриллиант чистой воды, а он, как деспот - самодур, осрамился. Да, граф сейчас ею был восхищён, наконец-то понял, Годива умная, красивая, добрая! А он не ценил, что обладает таким сокровищем! Какая-то дама решила вернуть его к действительности и поднесла ему кубок с вином, он грубо оттолкнул её, продолжая смотреть на леди, словно не узнавая – она ли?
Да, он дал маху с таким идиотским предложением, - всё продолжал он сожалеть. Свою собственную супругу швырнул на позор. Дурак, да ещё какой! И отступать уже неудобно, выйдет: он расписался в своей глупости. И так позор, и иначе позор. А тесть-то, что с ним сделает? Видно не стоит углублять всё до конца, пусть едет, её никто не заставлял соглашаться. В случае чего, оправдается: хотел пошутить, а леди не поняла его правильно.
Больше Годива уже не желала прибывать на пиру средь любопытных, грубых людей и спешно удалилась. А граф всё смотрел и смотрел ей вслед.
Оказавшись в своих покоях, она разрыдалась, потом успокоилась, вытерла глаза кружевным платочком и приступила к молитве. Она просила у Бога помощи и поддержки. Вскоре леди передала горожанам о своём намерении. Они были смущены её решением. И как по уговору, закрыли все ставни в своих домах в день, когда она должна была ехать по городу обнажённой.
В положенный час все исчезли с улиц, сидели в домах, молились за благополучный исход этого жуткого мероприятия.
Леди выехала. Волосы у неё были распущены и, будто плащом, прикрывали её до пят. Она, бесспорно, нервничала, находясь в неглиже в седле, но юная дама сотворяла дело любви, и мысль о спасении несчастных поддерживала её. Годива боялась, как бы конь не споткнулся, или не пустился вскачь, страшилась упасть средь улицы в таком виде. Но граф хоть здесь-то не оплошал, велел выбрать для супруги хорошего, покорного коня. Годива объехала весь город, как обещала, опустив голову, стараясь не думать о своём щекотливом положении. Но один любопытный житель города всё-таки подсмотрел за ней в щёлку ставни и сразу ослеп от своего бесстыдства.
Наконец всё кончилось, и она в замке, в своих покоях, молится Богу и благодарит Его за то, что всё осталось позади. Ей, конечно, было нелегко. Супруг показал себя с такой стороны, что добавить к этому ничего уже нельзя. Комок застревал в горле: он не любит, не ценит, втаптывает в грязь. Горька её доля! «С кем же я живу?». Но благодарность спасённых ею людей поддерживала её. Успокоившись, она вновь встала на молитву:
-Господь, как Ты прекрасен
Тем светом просветления,
Что даришь в часы откровения с Тобой!
Всевышний, как чарующи моменты
Тихой задумчивой грусти,
Скорбного презрения к своим грехам,
Желания стать лучше и чище,
Это понимание суетности и лживости
Всего мирского и временного,
Озарение и благодать,
Которые проливаешь Ты в душу,
Словно бальзам...
И так успокоительно время молитвы —
Разговора с Тобой —
В храме ли, дома…
И чувствуешь, ничто не сравнится
С Твоими благостью и любовью,
Что посылаешь Ты мятущемуся сердцу.
Леди любила молиться дома в часовне, в готических соборах. Ранняя готика «романского стиля» (11 века) разнилась от поздней – «пламенеющей», более красивой. Первая отличалась некоторой приземлённостью, суровостью, строгостью. Но ей эти храмы очень нравились. Именно в церквах и соборах в те времена сосредотачивались все виды искусств: архитектура, скульптура, цветные витражи и живопись. Служба сопровождалась музыкальным сопровождением. На паперти разыгрывались театральные представления из жития святых. Всё это радовало! И поэтому, и леди Годива, и другие прихожане любили их посещать.
После того, как леди спасла население города от дополнительных поборов, равносильных для всех гибели, местное рыцарство потребовало от графа, устроить рыцарский турнир в честь его супруги. Посрамленный и униженный граф согласился. Пришлось дополнительно разоряться, чтоб как-то очиститься от позора. Королевой турнира была избрана леди Годива. И, почти вся молодёжь, дамой сердца выбирала тоже её. Там находился и её отец, вызвавший на поединок её супруга за оскорбительное отношение к его дочери. Граф недаром опасался. Но леди, сумевшая спасти весь город, и здесь преуспела. Она примерила две враждующие стороны, и не дала им драться. Годива стала кумиром рыцарей. Победившие бросали к её ногам платочки, она им – цветы. Ревнивый же граф безропотно сносил открытое преклонение перед ней. На турнир явился сам король; и он, дамой сердца, выбрал тоже леди Годиву. После турнира её пригласили ко двору, в свиту самой королевы.
Жители города оценили её жертву по достоинству. Никто не осуждал её за смелый поступок, не перемывал ей косточки. Напротив, постоянно молились за неё и благословляли. Они понимали, насколько сильна её любовь к Богу и людям. А супруг её, граф, сумел по-новому взглянуть на неё, и пересмотреть своё отношение к ней, и своему поведению. Благодаря её молитвам и безупречному поведению, как христианки и жены, он стал тоже верующим человеком. Признательные жители долго сохраняли память о её великодушии. Много веков спустя ей поставили памятник в центре города. Обнажённая пригожая дева с распущенными волосами гордо восседает на прекрасном скакуне.
Таким образом, батюшка, делайте выводы, не все женщины легкомысленны и безжалостны. А теперь, извините меня, пожалуйста, я устала, спокойной ночи и до завтра.
Татьяна положила телефонную трубку, но неожиданно раздался новый звонок:
-Танечка, дорогая, до тебя не дозвониться, почему? Всё занято, занято.
-По вечерам разговариваю со знакомым священником-игуменом из монастыря.
-Высокий, красивый стройный? Тебе я сейчас расскажу кое-что. Из-за него в храм ходить не хочу. Пришла в монастырь как-то раз, решила исповедаться. Этот священник внезапно спрашивает: «Скажите, кто первый в Рай попал?». Я отвечаю: «Простите, я, что сюда экзамен пришла сдавать?». Он мне вновь: «Подождите меня, после службы побеседуем». Я ему в ответ: «Это храм или дом свиданий?». Ну, Таня, скажи мне, как такое понять? Потом я узнала, он дружит с женщинами преклонного возраста. Они одинокие, обеспеченные, делают ему дорогие подарки, возят за границу к святым мощам.
-Но он у меня ничего не просит. Мы беседуем об искусстве. Он почитатель моего творчества, книг, ничего между нами нет и быть не может. Между прочим, мне неприятен такой разговор. С корабля и на бал. Для чего ты мне всё это говоришь? Думаю, ты мне завидуешь и всё.
-Не завидую, предостерегаю. Чему завидовать-то. А не просит, так со временем что-нибудь попросит!
-Слушай, Надя, ко мне он относится неплохо, а оговаривать я никого не хочу.
Татьяна в недоумении опустила телефонную трубку. Такой оборот беседы ей не нравился. Конечно, она и сама часто недоумевала, что связывает игумена с ней? Но огульно осуждать человека нельзя.
-Татьяна, как Вы? – вновь раздался следующим вечером его голос.
-Слава Богу, не плохо. А Вы?
-У меня диабет, ногу разбил, не заживает.
-За Вами некому ухаживать, спрошу у духовника, если разрешит, приглашу Вас к себе, буду ухаживать, может, избавитесь от диабета, - позвонила знакомому иерею, он ответил: «Смотрите по обстоятельствам». Но Татьяна, вероятно, не поняла сказанного, как следовало, решив всё-таки взять его к себе, помочь. Игумен согласился перейти к ней. Но Бог распорядился по-Своему. Тут же вышла она вечером на улицу, упала, сломала ключицу, дело было зимой, и поняла, делать этого нельзя: чужие монах и женщина в одной квартире – недопустимое дело.
Пока Татьяна находилась в гипсе, игумен её не навестил, не причастил, не пособоровал. Только звонил. Делать ничего было нельзя, она ложилась в постель, молилась:
-Высшая поэзия – берёшь чётки, тушишь свет, забираешься в постель, читаешь Иисусову молитву. Через десять молитовок просишь любви у Бога. И очень хорошо на сердце становится!
Ну и бедолаги эти писатели, всюду найдут поэзию! Прочитала игумену, он похвалил.
-А теперь я кое-что расскажу Вам о себе, согласны?
-Хорошо, слушаю. Всё равно мне делать ничего нельзя. Сажусь в Вашу лодку, и плывём, плывём, главное, чтоб не укачало. Ведь пока я ещё считаюсь больной.
-Итак, о себе. Рос я в южном красивом большом городе. Мама воспитывала нас с сестрой от разных отцов. Содержать нас ей одной было трудно. Она набирала всякого тряпья и ездила по деревням, обменивая его на еду. Помимо всего прочего, имела несколько работ в городе. Я ни в чём не нуждался, питался отменно. А рос я на улице отчаянным парнем. Ей ведь некогда было за мной следить. С парнишками – друзьями жили весело и шумно. Но с одним, другом – Вовкой, мы вместе учились в одном классе, верили в Бога, это уберегло меня от страшных последствий и тюрьмы. После школы учиться мне не хотелось, да и денег не было, чтоб поступать в институт. Стал работать. Перепробовал множество специальностей, был скорняком, краснодеревщиком, артистом, певцом. Всё не устраивало. Хотя артистом быть нравилось больше всего. Но там мало платили. Может, я ленился? Сам себя не понимал. Часто ходил в библиотеку, хотел развиться, читал книги и незаметно увлёкся молодой библиотекаршей. Но она была крученая девчонка. Я ей сказал: «Бросай своих поклонников, и поженимся». Она же меня высмеяла «Ещё не женился, а уже командуешь! А знаешь, в тебе князь Мышкин и Рогожин из «Идиота» Достоевского вместе соединились». С тех пор я понял, что личность моя раздваивается.
Татьяна:
-Не терзайтесь, она у всех раздваивается. Я тоже такая, недаром Бог послал мне Вас в друзья. Я просила Его: «Боже, дай мне друга, такого же сумасшедшего, как я». Он послал Вас.
Игумен:
-Я не сумасшедший. А в сумасшедшем доме всё-таки лежал.
-Это шутка, как Вы не понимаете? Вы умнее и нормальнее других. Не надо всё принимать близко к сердцу. Сейчас такая жестокая жизнь, что сойти с ума можно за несколько минут. Я, например, расходилась с первым мужем тяжело. Он каждый вечер бегал к любовнице, а ребёнок, насмотревшись на нашу весёлую жизнь, занялся суицидом. Не знала за кем бежать, за супругом или за ребёнком, каковой тоже сбегал, для того, чтобы сотворить что-нибудь с собой, покоя не было. Родная тётка посоветовала мне ходить за ним, не пускать к любовнице. Но он начал оплёвывать меня, я перестала это делать. Надоело, унижалась ради детей. Он снова стал носиться к ней и драться. Чуть-чуть сама-то не сошла с ума.
-Я недолго в дурке находился. Всего пятнадцать дней. Думал, если оставят, то Евангелие буду переписывать. Там обстановка страшная. Палаты не закрывались. Больные мужики врывались зачастую к женщинам и…сами понимаете, а медперсонал стоял в дверях, смотрел и смеялся. И у меня был случай, от которого спину надорвал. Лежу как-то там, вдруг один заходит с ножом (где взял, непонятно), и на меня. Я вскочил и полез под кровать. Не погибать же. Он за мной. Тогда я начал распрямляться, поднимая плечами кровать, а потом её уронил. Чуть оба не убились. И ещё было. Одна больная увлеклась мной, я повода не давал, и однажды лежу в постели, дрёма охватила. Спать хочу и не хочу, чувствую, кто-то ко мне карабкается, я - хвать рукой, и попал в беззубый рот. О, как я испугался, свалился с постели и бежать из палаты, куда глаза глядят! Слава Богу, ненадолго там задержался!
Короче говоря, пробовал я себя там, там, там и нигде ничем не был удовлетворён. А дворовые драки с хулиганьём в подростковом возрасте, напрочь у меня память отбили. Но, в общем-то, я знал, что у меня дурная наследственность и боялся её проявления. Ещё, будучи маленьким двухлетним ребёнком, всем цыплятам, что разводила у нас бабушка, головы поотодрал. Не знаю зачем: или не понимал, что они живые или сказывалась плохая наследственность. Может, было интересно, что у них внутри. Дед, увидев погибших цыплят, решил, что это сделал кот, схватил его за хвост, стукнул о стенку, убил. Деды, что по матери, что по отцу, были лютые. Один так бил свою жену, мою бабушку, что целый таз кровью наполнялся. Страшная сила исходила от них и сокрушала всё, к чему они прикасались. Может, от того, что в душах их не было Бога. Я же боялся быть таким, стремился наблюдать за собой, сдерживаться.
Татьяне стало весьма неприятно слушать такие слова. Она уже раз видела игумена в гневе. Он посмотрел на неё неистовым взглядом, когда пригласил к себе в монастырь за лекарством, с ненавистью швырнул в её руки снадобье, и в гневе побежал в алтарь. Она перепугалась, оставила лекарство и умчалась назад. Больше не хотела его ни видеть, ни слышать. Он посылал к Татьяне домой прихожанок, она пряталась от них. Они поднимали шум на весь дом, барабанили в дверь, опрашивали соседей и уходили. Но, по прошествии некоторого времени, они помирились, вновь стали перезваниваться. Однако когда она поняла, что собой представляет игумен, такое общение было трудным для неё. Это был тёмный, неукротимый вихрь. Она, одновременно, робела перед ним и жалела. Он ведь иногда мог быть удивительным человеком. Сочувствуя, она ответила на его грустное заявление о двойственности натуры так:
-Мне кажется, почти в каждом человеке, исключая святых, сочетаются вместе князь Мышкин и Рогожин. Я сама иногда очень бушую непонятно от чего, потом приду в себя, думаю: «Ужас, как веду себя, перед Богом стыдно!». Когда приезжала к маме, я жила в другом городе, слово за словом, обе ссорились. Я даже стала думать, что во мне кто-то нехороший поселился. А здесь жил прозорливый старец-священник, ныне покойный, Василий. Пришла к нему на исповедь, спрашиваю: «Батюшка, не сидит ли во мне кто-нибудь?». Он: «Кто?» Я: «Лукашка». Он: «С чего ты взяла?» Я: «Иногда кричу, как оглашенная, так кричу, так кричу!». Он: «А я-то иногда тоже как кричу, как кричу!». И я ушла, успокоенная. Но замечала за собой, иногда неожиданно срываюсь, другие тоже. Жизнь у многих не очень-то устроена: с работой, деньгами, культурой - напряжёнка. Отношения между людьми сложные, иногда бросаемся друг на друга, не понимая даже почему! Без Бога живём. Успокойтесь, не страдайте. Надо у Бога просить помощи, чтоб отводил от зла.
-Спасибо, Татьяна, успокоили, вновь продолжу рассказ о себе. Когда мы поженились, мы жили вместе с тёщей. Потом она стала жить отдельно, пустила к себе квартирантку. И вот наступило новолуние. Жилица проснулась от шума. Смотрит, её хозяйка не спит, глядит в окно и воет на луну. Девчушка испугалась, выбежала из квартиры и больше не возвращалась даже за оставленными там вещами. Бывшая тёща раньше была необыкновенно хороша, сейчас правда сдала. Был у неё белый костюмчик, наденет его, бывало, становилась похожа на аристократку. Постоянно она куда-то уезжала, не знаю зачем. Но дурила иногда. Как-то раз, не понял, накрасилась она или побывала в каком-то «другом месте», но пришла к нам накануне Рождества синяя – лицо, руки. Я замер. Может, решила напугать, чтоб боялся её, или пошутить захотела, не знаю. Дело туманное. Недавно же, на днях, приходила ко мне в монастырь исповедаться. Я не стал принимать у неё исповедь, попросил настоятеля. Начал её действительно побаиваться. Моя покойная мать считала её колдуньей. Раньше-то у неё муж был художник, тот который в Америку нас приглашал. Потом она другого нашла, богатого красавца. С ним сейчас живёт. О, простите, Татьяна, что завёл такой разговор, на ночь глядя!
-Нет, плохо то, что Вы сами разволновались. Переведём беседу в другое русло. Разрешите, почитаю Вам кое-что своё, как-то набросала по случаю. Это, безусловно, шутка - аллегория, но я хочу, чтоб люди поняли разницу между талантливыми, необычными людьми и простыми, обыкновенными, и не завидовали им, не травили. Читаю, да?
-Хорошо, уговорили Татьяна, слушаю.
-Когда Господь создавал людей, Он сначала сделал их всех одинаковыми. Но потом решил внести некоторые коррективы, потому что люди отличались друг от друга. Одни были несколько тоньше и возвышенней, другие проще, приземлённее. И со Своей солнечной палитры брызнул на первых, словно веером взмахнул, яркими красками, и они засверкали, заискрились разноцветьем бриллиантов. Вот так и получилось, одни стали талантливы в чём-то, другие остались, как и были ранее, обычными, рядовыми. Конечно, последним было обидно, что они не похожи на везунчиков, но что поделаешь? С Богом не поспоришь, Ему виднее кого, чем одаривать, наши души и намерения Он видит насквозь.
Так и повелось – одни поют, переливаясь симфонией звуков, красок, слов, устремленные к возвышенному, другие копошатся в земном, не находя достойного для души, заполняя её мирскими, земными желаниями.
А те, светящиеся, искрящиеся, одарённые, стараются применять свои таланты в деле. Не надо их терзать, завидовать по многим причинам. Во-первых, оглянитесь по сторонам – птицы поют, трава зеленеет, солнышко греет, и это всё - для всех: талантливых и бесталанных, ибо Бог и последних не обделил Своей любовью и щедротами. А во-вторых, талантливые, поют, рисуют, мастерят, славословят, делают своё дело для всех живущих, чтоб помочь им увидеть красоту, созданную Богом. Ведь сами «неталантливые» многого не видят. Постигнув это, люди скажут: «Ах, как всё гармонично и прекрасно на земле! Слава Богу за равноденствие, слава Богу за заботу, внимание, Его беспредельную любовь к нам. Как славно жить на этой планете!». И если меня кто-то спросит: «Почему Бог одним даёт своё озарение, а другим нет, это случайно?». Я отвечу им: «Не случайно, Он видит сердца, сотворённых Им людей: где тускло, светилась звёздочка сердца у человека, тем и не досталось Божественных даров. Повторюсь, «одарённые» помогают другим полнее понять Господа и то, что их окружает. Смотри и слушай уже готовое, сотворённое другими. А если ты не способен даже воспринять преподнесённое тебе на блюдечке, зачем же было и давать тебе дары?! К тому же, не все распоряжаются этими полученными талантами правильно. Некоторые «закапывают» их в землю, не желая тратить силы, время и деньги, для их реализации. Талант без труда – ничто. Большое счастье, если у человека соединение труда и таланта происходит в радость. Если есть способности, надо работать над ними, чтоб произведенное в итоге труда, превратился в совершенное творение. Оно тогда будет радовать собой всех людей. Для этого даются таланты Богом.
В большой дивной книге «Евангелие» есть притча Господня. Уезжая в дальние страны Господин, призвал Своих приближённых и раздал им таланты (деньги) с условием, когда Он вернётся, они отчитаются перед ним, за их употребление. Один получил пять талантов, пустил их в рост и приумножил. Второй - два таланта и поступил также. Третий - один талант. Он не захотел рисковать, прилагать усилия к тому, чтоб приумножить его, закопал в землю, «сохранил». Господин, вернувшись из поездки, призвал их для отчёта, как употребили они полученные деньги? В результате, первых двух похвалил за смекалку, а третьего наказал за нерадивость. Поэтому, кто имеет таланты, не ленитесь, работайте, преумножайте их и обязательно получите награду от Господа. И, в-третьих, завидовать – просто - грех! Талант это не только приобретение, но огромный труд.