— Ну, наконец-то! — вечно недовольное лицо подростка озарила улыбка. Петя почти уже забыл, что ещё не так давно постоянно улыбался, но к середине девятого класса стал больше похож на собственную бабушку, вечно недовольную жизнью.
Тем не менее, пятое обновление страницы входящих сообщений электронной почты принесло долгожданное письмо от отправителя molnaranna93@gmail.com. Углубившись в чтение письма венгерки, Зернов на время забыл обо всём вокруг.
В жизни Анны было то, о чём он мечтал: долгоиграющая взаимная любовь. И то, как она, такая же четырнадцатилетняя школьница, отзывалась о своих отношениях с её парнем, вызывало у Пети белую зависть. Он сам хотел бы ровно таких отношений, но у него было всё совсем по-другому, а общественное мнение вокруг него (в первую очередь, представленное его мамой) вообще скорее склонялось к невозможности подростковых отношений.
Переписка между ним и Анной началась прошлым летом: они оба искали собеседника, чтобы практиковаться в английском языке. Когда Петя признался, что учит венгерский (причём просто так, без преподавателя и какой бы то ни было отчётности), венгерка пришла в восторг и ввела правило обсуждения как минимум одной темы в каждом письме на своём родном языке. За полтора года общения (минимум — четыре письма в месяц, чаще по семь—восемь) с Анной в жизни Пети появилось много выражений из её арсенала, которыми можно воспользоваться в реальной жизни.
Причём — не только венгерские. Последние полгода Молнар провела в Англии, в школе Хэмпстед, где ей категорически не понравилось — а Зернов стал одним из корреспондентов, которые читали её негативные отзывы об одноклассницах, которые “тупы как курицы”, и учителях, которые — безуспешно — пытались загнать этот сгусток энергии в какие-то рамки. Анна Молнар не умела жить по чьим-то правилам. Она могла соблюдать любые правила на протяжении какого-то временного отрезка, ограничивая свою жизнь, но для того, чтобы жить, ей требовалась свобода.
Хотя само слово “свобода” она в речи практически не использовала. Так получилось, что она слишком высоко ценила само понятие, чтобы говорить или писать о нём. Зато она много писала о своих действиях и о действиях своих друзей. Петя оказался близок ей по духу, к тому же между ними с первых писем возникло “доверие попутчика” — Анна считала возможным обсуждать с ним что-то, связанное с её кругом общения, потому что могла быть уверена, что является единственным связующим звеном между ним и этим кругом. Эта улица быстро стала двусторонней, и венгерка тоже многое узнала о реальных друзьях Зернова.
В том письме, которое пришло сейчас, Молнар доверительно рассказывала русскому другу о попытке самоубийства своей старшей подруги Эржебет — попытке неудавшейся, к очень большому облегчению Анны. Подробному описанию характера подруги и событий, за счёт которых взрослая и вполне сложившаяся в жизни девушка двадцати пяти лет решилась шагнуть в окно собственной квартиры, Молнар уделила около семидесяти строчек в своём письме, временами переходя на венгерский и снабжая эти переходы ехидным комментарием “вбей в Google—переводчик, чтобы избежать двойного перевода, если не поймёшь так” — Зернов каждый раз вбивал её фразы в переводчик, сперва полностью, а потом — разбив по словам, тем самым продолжая постигать язык, так пленивший его с первой встречи несколько лет назад.
Образ Эржебет Пинтер, взбалмошной и непоседливой леди, постоянно чего-то хотевшей, но никогда не понимающей, чего именно ей хочется, сложился в сознании прочитавшего письмо Пети достаточно целостно. У него не было подобных знакомых, поэтому он не мог ничего посоветовать Анне.
Кроме старшей подруги и парня по имени Жолт, у Анны Молнар имелось и несколько подруг более близкого возраста. Особенно она переживала за Маргит — свою одноклассницу по будапештской средней школе, в которой училась до своего лондонского вояжа. По словам Анны, та вообще ни с кем, кроме неё, не общалась. На резонный вопрос Пети о причинах последовал ответ “ума не приложу” — по аналогии с восклицанием своей одноклассницы, он привык именно так переводить излюбленное молнаровское nem tudom elkepzélni. На замечание Зернова о том, что он сам крайне редко сходится с людьми, Молнар ехидно предложила познакомить его с Маргит.
Хрустнув пальцами и ухмыльнувшись собственным мыслям, он написал в ответном письме: “рано или поздно я снова попаду в Будапешт, поэтому мы можем встретиться и осуществить многое из задуманного нами”.
Именно тогда тема возможной будущей личной встречи оказалась поднята ими впервые. Обоим эта идея не казалась неверной.
* * *
Произошла эта встреча всего двумя годами позже. Петя учился в выпускном одиннадцатом классе, Анна заканчивала столь же выпускной, третий в старшей школе. Он приехал в Будапешт вместе со своим одноклассником Борей и их классной руководительницей, которая и придумала вывезти класс заграницу — а когда согласились только двое из одиннадцати одиннадцатиклассников, то решила не отказываться от своих планов.
Визит Молнар в снятую на несколько дней квартиру в самом сердце Будапешта, на торгово–пешеходной улице Ваци, был согласован заранее. Анна оказалась красивой миниатюрной девушкой с нежным румянцем на щеках, густыми светлыми волосами и активной жестикуляцией. Петя, неоднократно жаловавшийся подруге на свой лишний вес, тоже не произвёл на неё отталкивающего впечатления при первой встрече. Впрочем, Анна не судила друзей по внешнему виду — гораздо важнее то, как они общались с ней. И тут Петя не разочаровал, оказавшись не менее красноречивым вживую, чем в письмах.
Целый день венгерка водила иностранных гостей по родному городу, а вечером её позвали на пьянку. Спаивать троих несовершеннолетних Сафонова не сочла чем-то предосудительным, а Молнар охотно согласилась на предложение.
Вечер прошёл хорошо, Анна почти не сбивалась на родной язык с английского, которым в компании все в той или иной степени владели. Временами они с Петей всё-таки могли перекинуться парой слов на венгерском — чаще всего Зернов таким образом узнавал у неё новые слова, которые раньше не мог произнести по-венгерски.
Узнав, что Круглов увлекается астрономией, Молнар вновь вспомнила про свою подругу и одноклассницу — Маргит Бодор заняла абсолютное первое место на двух последних венгерских олимпиадах по астрономии и участвовала в аналогичных международных соревнованиях. Петя уточнил, та ли это самая Маргит, которую ему рекламировали как одинокую и нелюдимую. Анна кивнула.
Он сразу загорелся идеей подруги познакомить их с этой девушкой.
— Маргит к вам можно привести? — спросила Анна, когда Елена Васильевна вышла из комнаты. — Я по-прежнему уверена, что ей бы не помешало иметь больше живых знакомых.
— Боря? — вопросительно посмотрел на одноклассника Петя. Тот не понял — Молнар спрашивала по-венгерски, поэтому он не знал, о чём шла речь. — Нам предлагают ещё одну прекрасную местную жительницу для знакомства. Берём?
Круглов кивнул. Зернов перевёл взгляд на венгерку и увидел удовлетворённую улыбку на её лице. Интернациональный кивок она отлично поняла.
После возвращения Сафоновой была тщательно разыграна сцена случайного предложения, в ходе которой именно она санкционировала приглашение ещё одной местной жительницы в эту квартиру на следующий вечер.
Следующим вечером Анна привела с собой подругу. Маргит с порога ослепила Петю своей усталой красотой, которая не каждому понравилась бы. Он даже едва не растерялся, когда Анна знакомила их — но собрался и обменялся парой фраз с ней до того, как вся компания вынужденно перешла на английский.
После неплохо проведённого вечера, иностранцы втроём проводили местных жительниц — и на прощание Зернов поцеловал руку новой знакомой, заставив её, впервые за вечер, смутиться.
— Он всегда так делает, — подбодрила подругу Анна. Маргит предпочла промолчать.
На следующий день Петя отправил своих спутников в купальню и отправился гулять в одиночестве. Ему это было попросту необходимо. Он влюбился с первого взгляда, целый вечер провёл в состоянии эйфории и теперь должен был уложить всё произошедшее в голове.
Но вместо этого пришлось гулять вдвоём с Маргит, которая воспользовалась записанным с вечера номером телефона и заставила его подобрать её на площади Баттьяни, от которой они продолжили вместе месить мокрый снег вдоль дунайской набережной.
Поначалу разговор не клеился. Минут пять оба молчали, украдкой поглядывая один на другого и пытаясь угадать состояние друг друга.
— Тебе нравится здесь? — наконец поинтересовалась Маргит на родном языке.
— Да, — ответил Петя. Для построения полноценного предложения на венгерском языке ему требовалось время. — Я очень люблю Будапешт, почти как Петербург…
— Я не бывала… По картинкам в интернете — очень похож!
Она накануне вечером пересмотрела немало видов северной столицы России.
— Как ты стала астрономом?
— Ты уверен, что тебе это интересно? — уточнила девушка, помня, что накануне уже отвечала на аналогичный вопрос Боре.
— Я смогу сказать, когда ты расскажешь, — улыбнулся он и добавил: — Вчера я ничего не слышал вплоть до слов “и так меня взяли на сборы”.
Маргит совершенно правильно поняла, что он не воспринимал её слов по той простой причине, что любовался ею и полностью погрузился в свои мысли. Этот факт напугал и, в то же время, порадовал её.
— Я удачно написала олимпиаду, на которую меня отправили пять лет назад. Прошла на общевенгерскую. Оказалась там малышкой на пару лет младше большинства. На общевенгерской набрала кучу баллов, мной заинтересовались. У нас есть кружок при университете Этвёша, его спонсирует одна богатая дама, там настоящей астрономии учат. Я заодно стала немного разбираться в математике и физике… Годом позже я уже стала пятой на общевенгерской — и так меня взяли на сборы.
Последнюю фразу девушка произнесла по-английски, процитировав себя вчерашнюю.
— Я понял практически все слова в твоей речи, — отозвался Петя, — и практически понял смысл сказанного… Возможно, всё-таки стоит говорить по-английски.
— По-английски мне лучше всего удаётся молчать, — пошутила Маргит. — Но, наверное, будет честнее пользоваться языком, который мы оба знаем одинаково плохо, чем тем, который мне — родной, а тебе — чужой!..
Беседа на английском быстро свернула в сторону науки — здесь обошлось без астрономии, в которой Петя мало что понимал, несмотря на полгода школьных уроков по этому предмету; ограничились математикой, которую неплохо знали оба.
Зернов и Бодор напомнили друг другу самих себя в отношении к математике, и это способствовало их сближению. Молодые люди чувствовали взаимный интерес к общению, которое ограничивалось языковым барьером, но подпитывалось общим для всех народов математическим духом.
Чувства, внезапно вспыхнувшие между ними накануне, достаточно уверенно подтверждались при продолжении общения. Даже при не самом уверенном владении языком, на котором это общение велось, Петя и Маргит испытывали безграничный интерес друг к другу и стремились как можно дольше оставаться в этой компании.
Они не задумывались, попросту не хотели задумываться о безнадёжности и бесперспективности своего чувства — они оба слишком умны, чтобы не понимать, насколько маловероятно, что они вообще ещё хоть когда-нибудь встретятся, не говоря уже о возникновении каких-то отношений между ними. Но сейчас они оказались рядом: оба собирались насладиться этим моментом обманчивой близости сполна вместо того, чтобы терзать себя глупыми мыслями. Страдать можно будет потом, когда краткий миг безвозвратно закончится.
Зернов привык считать себя романтиком, как он сам говорил — sentimental type. Любовь для него была весьма привычным состоянием: полтора года, за которые он не испытал этого чувства ни к одной встреченной девушке, вызывали у него искреннее удивление. После двух детских и одной подростковой влюблённостей, которые у него сменяли друг друга с не более, чем полугодовым интервалом, перерыв в полтора года впрямь несколько удивлял. Большой поклонник любовных романов, Петя подозревал себя в том, что способен выдумывать себе любовь там, где её нет.
Но это не мешало ему сперва поддаваться этому чувству, а анализировать его потом. Когда он перед девятым классом признался в любви однокласснице Наташе, он долго считал свои чувства именно тем самым, а при наличии взаимности осмеливался даже задумываться о каких-то серьёзных перспективах их отношений. Его деятельный мозг мастерски построил картину прекрасного будущего, в котором они, скажем, станут мужем и женой. В реальности не дошло даже до близости — меньше, чем через год, эти отношения прекратились, чтобы месяц спустя вернуться и закрепиться в ином статусе. Дружбой с Наташей Петя теперь дорожил намного больше, чем той любовью, которую он, однако, отказывался пока признать полностью выдуманной.
Сейчас он стал старше. В четырнадцать лет очень немногие способны отличить любовь на всю жизнь от мимолётного увлечения, а в шестнадцать уже чувствуешь всё иначе. Хотя и здесь многим удаётся силой самоубеждения загнать себя в отношения, которые ничего хорошего им не дадут. Зернов иногда искренне поражался энергии своего одноклассника Гриши Колоссова, который экспериментировал с отношениями напропалую. Единственное обсуждение этого с ним привело Петю к пониманию, что тот совершенно иначе трактует понятие любви — хотя и он тоже верит как в её существование, так и в её необходимость для создания полноценных отношений.
У Маргит история в отношениях с противоположным полом оказалась и того беднее. За неполные шестнадцать лет она лишь однажды испытывала интерес к мальчику, не прошедший в первые пятнадцать минут после знакомства с ним. Это продолжалось больше года: они учились в одном классе и виделись ежедневно, но мальчик не обращал на неё внимания. В конце концов, когда Маргит уже признала, что не испытывает к нему ничего особенного, тот вдруг предложил ей встречаться — действительно вдруг, вообще без артиллеристской подготовки — и резонно оказался послан девушкой, которая и так практически ни с кем не общалась.
Нынешнее же увлечение Маргит стало ровно вторым в её жизни. Галантный жизнерадостный и неглупый парень из загадочной России вызвал у неё настолько сильные эмоции, что она сама позвонила ему и первой попросила об этой встрече. Ему оставалось ещё два дня в Будапеште, после которых возможность продолжить общение окажется утеряна. Нельзя исключать, что и навсегда.
Но девушка об этом не думала. Позвонить Пете её заставил какой-то импульс: а своему нутру она привыкла доверять, не пытаясь анализировать подсказанные тем решения, подходя к ним логической меркой. И гамма эмоций, переполнявших её при нахождении рядом с парнем, косвенно подтверждала правильность принятого ею импульсивного решения. Маргит не жалела о том, что сделала.
Три часа — а точнее два часа и сорок девять минут — пролетели как одно мгновение. За это время они успели дойти до моста Эржебет, перейти по нему на пештскую сторону и пройти всю улицу Ваци в двух направлениях. Недалеко от квартиры, ключи от которой находились в кармане у Зернова, у венгерки зазвонил телефон: её хватились дома.
— Мне пора, — с сожалением сообщила она Пете.
— Мне нужны твои контакты, — ответил он. — Телефон, почта, адрес…
— Телефон у тебя есть, — напомнила ему Маргит. — Почту скину SMS-кой. Адрес тебе зачем?..
— Бумажные письма писать, — улыбаясь ответил он. — Шучу. Но на всякий случай — дай, пожалуйста!..
Они попрощались тепло, но без искры — не признавшись друг другу в своих чувствах, не подарив друг другу поцелуя, даже не обнявшись как близкие друзья. Венгерка ушла, смешавшись с толпой туристов на самой популярной улице Пешта, а Зернов пару минут стоял посреди этой улицы, обтекаемый толпой, и смотрел ей вслед. Крепость заднего ума диктовала немало красивых жестов, которыми можно было проститься с возлюбленной. Хотя бы произнести что-то на тему своих эмоций.
Оценив бесполезность декларации чувств, которые всё равно скоро станет невозможно выражать, Петя порадовался, что крепок именно задним умом. Взвалить на себя ответственность за виртуальные отношения, в которых они с Маргит окажутся заложниками произнесённых ими слов, было бы значительно хуже, чем расстаться с ощущением лёгкой недосказанности. В конце концов, им предстоит переписка, в этом нет никаких сомнений, а если чувства не пройдут, то и признаваться в них можно будет в более безопасном удалённом варианте.
Всю дорогу до дома венгерка размышляла примерно о том же: она ничуть не сомневалась в своих чувствах к Пете, хотя и не спешила называть их словом “любовь” — не имея опыта в испытывании этого чувства, она не знала, что можно называть этим словом, а что — нельзя. Точность формулировок для олимпиадницы высокого уровня всегда стояла выше многих других вещей. Для того, чтобы говорить о любви, нужно определить это понятие — в отличие от любимой науки, где определения даются в универсальных терминах для всех, чувства можно определять лишь относительно того, кто их испытывает. Маргит не знала, являются ли её чувства любовью, потому что прежде не встречала любви.
Но сами чувства имели место, и притом нешуточные, она не имела сомнения — и могла подвергнуть их скрупулёзному анализу. Чем и занялась по пути домой.
В сухом остатке этого анализа оказалось то, что девушка всерьёз подумала о том, чтобы поискать возможность поучиться заграницей — пусть это будет, скажем, тот же Санкт-Петербург, где есть сильная астрономическая школа. Родители ведь могут и согласиться отпустить её в Россию. А там уже и отношения можно будет построить…
* * *
Петя привычно опустился на одно колено перед надгробным камнем своей первой — или всё-таки второй — любви. Рука жены столь же привычно легла на его плечо. Алина очень многим напоминала Маргит, особенно внешне, но немало и отличалась от той в мелочах. За десять лет знакомства и почти восемь лет брака Зерновы поссорились лишь однажды — в самом начале совместной жизни — после чего установили идеальные отношения, которым завидовали все наблюдатели. На кладбище в Чепеле они бывали в каждый свой приезд в венгерскую столицу. Разумеется, они не могли пропустить этот визит и сегодня.
Постпандемийная Венгрия встретила их дружелюбно. Несмотря на надписи на дверях всех магазинов и ресторанов, к “намордникам” здесь относились примерно так же, как и дома. А настороженность обслуживающего персонала мигом пропадала, как только им говорили местные слова приветствия.
Кладбище вообще-то официально оказалось закрыто для посещения. Местный сторож сказал, что так распорядился глава муниципалитета — и тут же признался, что терпеть не может этого самого главу, поэтому пустил страждущих на территорию. Ему даже не потребовалось объяснять, кем приходилась Пете покойная Маргит.
Однажды Зернову пришлось рассказывать об этом тому смотрителю кладбища, который показал ему дорогу к могиле. И он справился с непростой задачей, хотя тогда ещё совсем не идеально владел венгерским языком.
Что он мог сказать? Как Петруччо — “любил так пылко, страстно — две недели”.
Поднявшись с колен, Петя крепко обнял Алину и ненадолго зарылся носом в её волосы. Жена привычно не возразила ему, хотя ей всегда казалось, что этот его жест безнадёжно портит её причёску. Зерновы, как всегда, покидали кладбище в Чепеле в обнимку и молча.
По мере приближения к тридцатилетнему рубежу, Петя и Алина задумались о собственных детях. Они отшучивались, когда Анна Молнар сообщила им о появлении дочери у её кузена Петера — тёзки и ровесника Зернова. Они отшучивались, когда родила первого сына её кузина Элена — золотая медалистка IMO, студентка двадцати с небольшим лет. Когда же сама Анна смущённо призналась им по Скайпу, что они с Жолтом тоже ждут ребёнка, Зерновы капитулировали, признав, что ровным счётом ничего не мешает им приступить к исполнению своего общего желания.
Последнее благословение, которого им не хватало, получено только что. Маргит бы не могла возразить, хотя Петя не сомневался, что если бы она была против, то он здесь обязательно бы почувствовал это. А теперь им с Алиной предстояло выбирать имя для будущей дочери. В случае с сыном всё проще — Алексей, в честь деда, либо Денис, в честь зерновского учителя — а вот дочь следовало бы назвать в честь той девушки, что осталась на этом кладбище. Но Маргит Петровна — не самое лучшее сочетание, мягко говоря. Перевести в Маргариту? Или написать в документах Маргит, а в обиходе звать дочку Марьей? Или вообще не выпендриваться и выбирать имя по каким-то другим критериям, оставив прошлое в покое?
Пётр Алексеевич склонялся к последнему варианту. Он отлично помнил, что ничего не должен Маргит. Он безмерно уважал её за взрослость, которая не была присуща ему в то время, когда сильная духом и влюблённая в него девушка умирала на больничной койке. Ему периодически становилось стыдно за то, что он поверил ей тогда. Маргит умерла вдали от него, и только Анна знала, что в свои последние дни её подруга много думала о нём. Но в этом верная хранительница секретов подруги не призналась Пете до сих пор. Хотя он догадывался, что всё могло быть даже настолько запущено. В том, что Маргит заставила её соврать о своих чувствах, Анна призналась впоследствии под его пытками.
Сам он достаточно быстро пришёл к выводу, что ошибочно принял за любовь восхищение близкой себе по духу умницей — таких девушек вокруг него впоследствии появилось немало, и уже наученный опытом Петя совершенно верно истолковал свои к ним чувства, не спеша вешать на них ярлык.
А Алина с самого начала отличалась. Они познакомились случайно, в автобусе, когда Зернов вдруг пришёл на выручку к незнакомой девушке, которая пыталась расплатиться за проезд крупной купюрой, с которой у кондуктора не нашлось сдачи. Петя прекрасно понимал, что в большинстве случаев просто пронаблюдал бы эту сцену издалека, не имея ни малейшего намерения вмешаться. А тут — вмешался. Потом был час разговора — и десять лет взаимной любви, не уничтоженной ни совместной жизнью, ни браком, ни совместной работой со школьниками, ни даже посещением кладбища в Чепеле.
Впервые попала сюда Алина по собственному настоянию. Увидев фотографию Маргит на памятнике, она отметила сходство той с собой и предположила, что только занимает место не вовремя погибшей возлюбленной в жизни Пети. К счастью, она высказала эту идею вслух — и сразу увидела его реакцию. Искреннюю, неподдельную.
И окончательно успокоилась. Но ментальной связи с Маргит не лишилась. Для Алины прежняя любовь мужа стала близким человеком — и тем ближе, чем больше она о той узнавала. Главным поставщиком информации послужила Анна Молнар.
— Ты в порядке? — спросил Зернов у жены, видя задумчивое выражение на её лице.
— Да, — ответила она. — Я просто задумалась, что мы всё-таки станем родителями…
— В смысле, ты уже…
Она кивнула задумчиво:
— Не знаю других причин, чтобы цикл нарушился… Вернёмся домой — тест купим.
Петя ощутил себя счастливейшим человеком на планете. Близость кладбища нисколько не помешала этому ощущению.
Эржебет встретила супругов подозрительным взглядом:
— Почему вы такие сияющие с кладбища?
— Потому что потому, — ответила Алина краснея.
— Я поняла… — хитро улыбнулась венгерка, у которой имелось двое собственных сыновей, воспитанию которых она уделяла не так много времени, как хотела бы, но которых любила и иногда даже баловала. Наказывать их, особенно старшего, умели бабушка с дедушкой, родители её мужа, и ещё одна бабушка, мать покойного первого мужа. Эржебет умела не мешать им в этом — и Габор-Дмитрий вырос достаточно разумным молодым человеком. Едва он в свои шестнадцать лет привёл домой — где нередко оставался один — девушку, у его матери случилась лёгкая истерика, которую она закатила как раз Зерновым. И те, полностью солидарные с ней в том, что так быть не должно, тем не менее уговорили её сделать вид, что она не знает об этом преступлении. Пётр Алексеевич лично знал ту девушку пятнадцати лет — она училась в его кружке — и быстро выяснил, что там за отношения. Немного поборовшись для вида с собственной совестью, он не стал рассказывать Эржебет об этих отношениях. Госпоже Пинтер оказалось достаточно и того, что он их формально одобрил.
— Я хотела спросить твоего совета, — вдруг начала Алина. — Если у нас будет девочка, то мне хочется назвать её в честь Маргит… Насколько это разумно?
— Когда меня представляют “Эржебет Габоровна”, у меня случается судорога. Так что и “Маргит Петровна” будет звучать немного не по-русски. Но на фоне всевозможных Северов, Велимиров, Мартинов и прочих она выделяться не будет.
— А если попасть в обычный класс, где сплошные Маши, Кати и Светы?
— Заведите себе класс таких же выпендрёжников, — пожала плечами Эржебет. Любимое слово Елены Васильевны, которое та всегда произносила с особенно пафосной интонацией, венгерка переняла у Пети, а после знакомства с его классной руководительницей отшлифовала интонацию. — Не думаю, на самом деле, что общественное мнение — это главное, на что следует здесь ориентироваться. Важнее, что вы двое и сама дочка будете думать о её имени…
— А мы-то тут причём?.. — усмехнулся Петя. — Только её мнение имеет значение. Но мы не можем спросить мнение у новорождённого ребёнка…
В итоге свою дочь Зерновы нарекли Мартой — в честь недавно скончавшейся Петиной бабушки, немки по национальности. В обиходе же супруги часто называли девочку и вовсе Марфой. Та нисколько не возражала, ещё не зная ничего о своей будущей жизни. Да и никто пока не предскажет, какой будет эта жизнь.
Когда Алина решила, что ребёнка нужно крестить — Петя не возражал — они честнейшим образом попытались пригласить в качестве крёстной матери кого-нибудь из венгерок. Но и Анна, и Эржебет были католичками. Тем не менее, обе простояли всю службу рядом с сияющими родителями и пообещали стать для Марты “крёстной номер два” и “крёстной номер три”.
-----------------------------------------------------------------------------------------
Мою незамысловатую фэнтэзи-сказку можно прочитать на сайте author.today.
Мои опубликованные книги можно приобрести здесь.
Мой основной канал alexunited про математику и образование.
Мой второй канал про путешествия.
Мой канал в Telegram про математику.