- Светыньки мои! Явился! – тётя Люба, заломив руки и причитая, кинулась к Лёвке, появившемуся в дверях столовой. Она зачем-то ощупала его голову, руки, а потом крепко прижала мальчишку к себе, ткнувшись губами ему в темечко, - Я уж изнервничалась вся, всякое передумала, - она отстранила его от себя и, всё ещё трясясь, как заячий хвост, спросила, - Ну как?
Лёвка с Шуриком вернулись в детский дом только к ужину. За хлопотами и разговорами они и не заметили, как день заспешил к закату. Сталина Глебовна опомнилась первой и заторопила Лёвку, пока в детском доме не хватились и не забили тревогу. Парнишка не стал перечить, но клятвенно заверил, что завтра они с Шуркой придут опять.
- Хорошо всё, тёть Люб, - пробормотал Лёвка, улыбаясь счастливой улыбкой, будто находясь вовсе не здесь, а в каком-то таком измерении, где душа его ликовала от восторга. Потом спохватился, - Всё плохо! Сталина Глебовна ногу сломала. Помните, в понедельник вечером ливень какой пошёл? Так вот, она к дому путь срезала, спешила, в канаву и соскользнула, да упала неудачно. Темнело уже.
- Батюшки-матушки! – тётя Люба тяжело опустилась на табурет и шлёпнула себя по щекам ладонями, закачав головой.
- Хорошо, что соседскому кобелю приспичило, - продолжил Лёвка, - Он хозяина за гаражи и потянул. А она там. А он машину подогнал и в больницу её. И дождался. Хороший мужик, - констатировал парнишка, - До квартиры он ей тоже добраться помог, - он смолк и пристроился на табурет, рядом с охавшей женщиной.
- А как же она... Сама то? – спохватилась тётя Люба, - У ней, вроде, нет никого. Из родных.
- Так, а мы с Шуркой? – удивился Лёвка.
- Ну да, ну да…, - как-то отстранённо проговорила тётя Люба, словно думая о чём-то своём, а потом шлёпнула по столу ладошкой, так, что Лёвка аж подпрыгнул от неожиданности, - Завтра вместе к ней пойдём! А сейчас, садись-ка, поешь, сынок, Шурку я сама покормлю, попозже.
Тем вечером Лёвка заснул ещё в полёте головы до подушки, думая лишь о том, чтобы скорее наступило утро. А утром, наскоро позавтракав, заторопил тётю Любу. Та, раздав последние указания помощницам и подхватив тяжёлую сумку с разной снедью, припасённой для Сталины Глебовны, двинула за парнишкой к выходу. Сумку Лёвка у неё отобрал, со словами: «- Кто здесь мужик?». Она разразилась весёлым хохотом, но сопротивляться не стала. Шурик уже ждал их у ворот, переминаясь с лапы не лапу. Такой делегацией они и ввалились к Сталине Глебовне в квартиру, скоренько пройдя фейс-контроль у соседки-бабуси и терпеливо переждав её утепление.
- Сталя! – крикнула от порога Надежда Григорьевна, - К тебе гости! Давешние и женщина.
- Сталя? – удивилась на сей раз тётя Люба.
- Сталя-Сталя, - подтвердил Лёвка, с выражением на лице «и ничего тут удивительного».
Сталина, строго разделявшая работу и личную жизнь и никого раньше не впускавшая, ни в эту жизнь, ни в душу, обрадовалась Любе, как лучшей подруге. А Лёвку и Шурика, так и вовсе, заключила в объятия. Люба сразу же, с места в карьер, организовала «кормление болезной», будто у Сталины был не перелом, а запущенная форма дистрофии с прописанным усиленным питанием. Лёвка был послан Любой на уборку квартирной территории. Шурик растянулся вдоль загипсованной ноги. В общем, дело нашлось каждому. Чуть позже, сильно смущаясь, Сталина попросила Любу помочь в помывочных процедурах и, опираясь на стул, направилась в ванную. Когда со всеми делами было покончено, Люба организовала чаепитие. Вот в этот момент и раздался звонок в дверь. Лёвка побежал открывать, а Люба, заметив взгляд Сталины, с читавшимся в нём вопросом: «кто это может быть?», проговорила:
- Ты извини, Сталя, - потом смутилась и поправилась, - Сталина Глебовна, я вчера ребятам нашим позвонила, Стасику Макаренко и Насте Кривцовой, но не думала, что они так скоро.
- Да, чего уж там, Люба, давай без отчества. Только зачем выпускникам-то? – Сталина была поражена до глубины души.
Ответить Люба не успела. Стасик, крепкий тридцатилетний мужчина, которого обе женщины ещё помнили маленьким задохликом, вкатил в комнату инвалидную коляску. Следом за ним вошли две девушки, одна из которых несла в руках костыли, а другая большой пакет, который тут же был передан Лёвке для выгрузки из него разных вкусностей. Шурик, с недовольной мордой, замахал хвостом, явно ревнуя «свою» женщину к этим пришлым. Но разговоры уже полились рекой, так что и Лёвке, и Шурику пришлось смириться. Как, в общем-то, и с тем, что эти взрослые бывшие дети Сталины Глебовны придумали установить дежурство по помощи своей детдомовской маме. Лёвка, пока ещё не привыкший к большой детдомовской семье, конечно, поворчал немного себе под нос, что они с Шуркой и сами с усами, но, быстро втянутый в общий разговор, поостыл. Через час мужик и девушки отбыли, следом засобиралась тётя Люба, сославшись на занятость и велела Лёвке долго не задерживаться сегодня.
- Знаешь, Лев, - начала Сталина Глебовна, когда Лёвка, закрыл за тётей Любой дверь и вернулся в комнату, - А я сегодня счастлива, правда! – она поманила мальчика присесть рядом с ней на кровать, - Я думала, что кроме меня самой у меня никого нет, а, оказывается, не так это. У меня же когда-то была самая замечательная семья, мама – учитель, папа – сталевар. Это он меня Сталиной назвал, - она улыбнулась своим воспоминаниям, - И муж у меня был знаешь какой? Очень хороший! И сынок у нас должен был родиться, или дочка. Но не случилось…, - она замолчала.
И Лёвка молчал, затаив дыхание.
- В тот день мы все с дачи ехали. Авария была страшная. А утром, в больнице, мне сказали, что чудом выжила я одна. Одна, понимаешь?! Ребёнка тоже спасти не удалось. Врач, пожилой дядечка, прятал глаза и говорил, что детей у меня больше не будет. Умереть мне тогда хотелось жутко. А потом, выписавшись из больницы, я решила: ну уж нет! Будут у меня дети! Много! Так и пошла устраиваться на работу в детский дом. И вот сегодня поняла, что не зря!
Лёвка обнял её так крепко, на сколько хватило сил. А она гладила его по спине и говорила-говорила.
В лагерь на вторую смену Лёвка не поехал, сначала просто отказывался, но, когда Альбина Николаевна, директриса, измотанная в конец, в отсутствие всегда всё на себя бравшей Сталины Глебовны, прикрикнула на него, сказался больным. Детдомовская доктор, дружившая с тётей Любой, «заболевание» подтвердила и каждый день закрывала глаза на то, что «больной» исчезает из изолятора в неизвестном направлении до самого вечера. Сталина Глебовна пожурила Лёвку за враньё, но она так прикипела к нему душой, что и сама не больно то и хотела расставаться с ним надолго. А на третью смену его попросту некому было сопровождать.
К концу лета Сталине Глебовне, наконец, сняли гипс, но выходить из дома на костылях, а уж, тем более, скакать с их помощью на работу, она не рисковала. В её жизни появилась цель поважнее. В тот день Лёвка с Шуриком, как обычно, поутру прибыли по знакомому адресу. Открыв дверь своим ключом, давно выданным ему любимой Сталей, про себя он именовал её теперь только так, Лёвка сразу уловил чудный аромат.
- Лев, Шурка, вы? – подала голос из кухни Сталина, - Вы беляши любите?
- Дааа, - удивлённо протянул Лёвка, в момент появившись на кухне. Шурка уже вовсю «натирал» собственной шкуркой Сталинины ноги, - А…Вам разве можно уже?
- Беляши-то? – улыбнулась Сталина Глебовна.
- Стоять-то?! – нахально передразнив её интонацию озаботился Лёвка.
- Можно-можно, - рассмеялась женщина, - Ставь чайник, Лев.
Они вместе, переговариваясь и шутя, накрыли на стол, водрузив в центр блюдо с беляшами. Шурка принимал в действе активное участие, то вспрыгивая на стул, проверяя наличие на столе приборов и съестного, то сопровождая Лёвку до плиты и к шкафчикам. Разломив Шурке беляш на кусочки, они, наконец, уселись за стол.
- Лев, - явно волнуясь, завела разговор Сталина Глебовна, - Только, обещай подумать прежде, чем ответить, - она спрятала дрожащие руки под столом, - Как ты посмотришь на то, чтобы я подала документы на твоё усыновление?
Лёвка замер с беляшом в руке и разинутым от удивления ртом. Потом медленно положил беляш обратно на блюдо и тщательно вытер руки полотенцем. И вдруг, что было мочи, утвердительно затряс головой.
- Вот и ладушки! – шумно выдохнув и улыбнувшись сказала Сталина Глебовна.
- Как…Вы сказали? – придушенным шёпотом переспросил Лёвка.
- Вот и…ладушки, - удивлённо повторила женщина.
Он кинулся к ней так стремительно, что стул отъехал прямиком к Шуркиной миске. И обнял. Изо всех сил жмуря защипавшие глаза.
- Так говорил мой папа, - зашептал он ей на ухо.
- И мой, - шепнула она ему в ответ.
Шурик, наблюдавший за своими людьми со стороны, громко мяукнул, оглянувшись на недоеденный беляш – всё самое лучшее в его жизни сопровождалось ими и, с разбегу запрыгнув на колени женщине, встал на задние лапы, передними зацепившись за обоих сразу, обнимая.
P. s. Через полгода Сталина Глебовна, которую за глаза теперь все называли Сталей, с чьего-то лёгкого словца, отказалась от предложенной ей должности директора детского дома. Должность обязывала. А дома её ждал любимый сын. И любимый кот. Это куда важнее всяких там должностей.
