В Калининград, бывший Кёнигсберг, я приехал впервые летом 1954 года.
Война кончилась девять лет назад, и её следы, казалось бы, должны были стереть время и люди, однако разрушения в городе виднелись повсюду. Особенно поражали руины Королевского дворца, ратуши и кафедрального собора, расположенных по обоим берегам Прегеля в центральной части города. Дворца, собственно, не было, от него осталась только цокольная часть — циклопические плиты из темно-красного гранита, позволявшие представить, каким был дворец в своём первоначальном виде. От биржи (в ней сейчас находится Дом моряков) сохранились лишь стены и колоннада, а кафедральный собор, сложенный из красного кирпича, буквально просвечивался насквозь от многочисленных снарядных пробоин. И поэтому было странно видеть нетронутую могилу Иммануила Канта возле одной из стен. Пули, снаряды и осколки пощадили место упокоения великого философа, и лишь тщательно заделанные выбоины, кое-где видневшиеся в надгробье, свидетельствовали о том, что шальные попадания всё-таки были.
Потом я долго ходил по кольцу фортов, опоясывающих старый город, смотрел на их монолитные фасады, на узкие бойницы, земляные валы и рвы и пытался представить, каким образом можно было взять эти, по сути, неприступные укрепления.
Но они были взяты. Город-крепость, в течение веков являвшийся форпостом германского милитаризма на востоке, средоточием реакционной прусской военщины, настойчиво проповедовавшей пресловутую программу «Дранг нах остен», пал на четвёртый день штурма — 6 апреля 1945 года этот штурм начался, к концу дня 7 апреля в руках штурмующих были уже 130 кварталов города, а 9 апреля в 22 часа 45 минут комендант Кёнигсберга генерал Ляш выкинул белый флаг...
Этого с нетерпением и неослабевающей надеждой ждали все — и народы Советского Союза, который вот уже третий год один на один вёл тяжелейшую борьбу, и народы порабощённой Западной Европы, где так называемый «новый порядок», подавивший всякое национальное сознание, вызывал всё более и более усиливавшееся сопротивление, — ждали, когда же наконец война выплеснется на вражескую территорию.
И эти дни пришли.
20 июля 1944 года войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского вступили на землю оккупированной Польши, а месяцем позже, 17 августа, передовые части 3-го Белорусского фронта, которым руководил генерал армии Черняховский, достигли границ Восточной Пруссии — собственно Германии. Читая документы того времени, в полной мере ощущаешь его драматизм, чувства и стремления, владевшие всеми — от солдата до маршала.
Вот хроника тех дней.
До границы — считанные километры. Передовой батальон 184-й стрелковой дивизии под командованием капитана Губкина шаг за шагом продвигается к пограничной реке Ширвинте. Солдаты уже видят вдали островерхие черепичные крыши домов, шпили кирх. Ширвиндт, первый немецкий город. Но как трудно дойти до него! На пути батальона сплошные минные поля, противотанковые рвы, ряды траншей и колючей проволоки.
Батальон утюжат немецкие танки. Солдаты пропускают их через окопы, отсекают идущую за танками пехоту… Атаки и контратаки сменяют друг друга. С окраин Ширвиндта прямой наводкой бьют орудия. Кажется, не поднять головы.
Но роты видят, как с земли встаёт замполит батальона Костин:
— Вперёд! До границы триста метров!..
Семь часов утра 17 августа. До границы — сто метров. Падает, раненный осколком мины, знаменосец 4-й роты Али Рзаев. Из последних сил кричит:
— Волощук! Возьми знамя!
Рукопашная. Лязг штыков, удары прикладов...
Семь тридцать утра. Отделение сержанта Закаблука первым достигает границы. Салют из автоматов. Командир 4-й роты старший лейтенант Зайцев устанавливает на возвышении Государственный флаг Советского Союза. Значение этого факта трудно переоценить. «Будет и на нашей улице праздник!» — эти слова И. В. Сталина, сказанные им в обращении к народу ещё в 1941 году, перестали быть просто пророчеством, а приобрели злободневный, действительный смысл. Моральный дух войск, нараставший по мере приближения к границе, достиг в эти дни своего пика, всеми владела одна-единственная мысль: как можно быстрее добить врага, победоносно закончить войну, принёсшую столько бед и страданий.
Но до победы было ещё далеко. Фашистская Германия не собиралась складывать оружия. Перенесение военных действий на её территорию заставляло немецкую армию во сто крат усилить сопротивление в надежде на то, что оно остановит наступающих и время справедливого возмездия отдалится на неопределённые сроки, а может быть, вообще не наступит.
Основания для этого у немецкого командования имелись. Несмотря на неблагоприятную обстановку, Германия располагала ещё достаточно мощными силами, в том числе в Восточной Пруссии, оборонять которую должны были две общевойсковые и одна танковая армии, насчитывающие около 600 тысяч человек, а также 200 тысяч фолькс-штурмистов. Поддерживали их 8200 орудий, 700 танков и свыше 500 самолётов. Но самое главное — вся территория Восточной Пруссии представляла собой как бы один укреплённый район, до предела насыщенный различными фортификационными сооружениями, которые требовали долгой и трудной осады.
Вот почему боевые действия в Восточной Пруссии отличались крайней ожесточённостью, вот почему только к концу января 1945 года войска 3-го Белорусского фронта вышли на ближние подступы к Кёнигсбергу. А до этого было взятие Тильзита, был штурм Инстербурга, были Гумбинненский прорыв и прорыв Хейльсбергского укрепрайона. Были кровь и жертвы, но 18 февраля Кёнигсберг был окружён. Приближался заключительный этап Восточно-Прусской операции — штурм города.
За всю войну советским войскам не приходилось встречаться с такой мощнейшей системой обороны, какой располагал Кёнигсберг. Окружённый системой фортов, имевший многочисленные подземные склады боеприпасов и продовольствия, город мог длительное время защищаться даже в условиях полной изоляции.
Серьёзным препятствием на пути наших войск была и река Прегель, протекающая через город, — её берега были облицованы камнем и бетоном и поднимались над водой на полтора-два метра, что затрудняло переправу механизированных соединений. Но основную опасность, конечно, представляли форты, которых насчитывалось ни много ни мало — двадцать четыре.
Вообще же полоса обороны Кёнигсберга к моменту штурма состояла из трёх позиций, укреплявшихся на протяжении длительного времени.
Первая позиция, внешняя, проходила в 6—8 километрах от города и состояла из пятнадцати фортов — двенадцати основных и трёх промежуточных, обозначенных цифрами, а кроме того, имевших собственные имена — «Шарлотта», «Король Фридрих Вильгельм», «Конитц» и т.д., системы траншей — от двух до семи, ходов сообщений, надолб, проволочных заграждений и минных полей. Каждый из пятнадцати фортов первой позиции был мощным фортификационным сооружением, по сути, небольшой крепостью с земляным валом, рвом, каменной стеной и капонирами, где свободно размещался гарнизон в четыреста человек. Оснащённый орудиями, пулемётами и фаустпатронами, форт держал под перекрёстным огнём всё близлежащее пространство.
Вторая позиция проходила через окраины Кёнигсберга. Здесь основой обороны служили опорные пункты, созданные в каменных зданиях старой постройки и опоясанные траншеями общей протяжённостью в восемьдесят километров. Кроме того, улицы второй позиции пересекали баррикады, а на перекрёстках были установлены железобетонные огневые точки. Всего вторая полоса имела 38 дзотов и 25 дотов. Чтобы иметь представление о её силе, достаточно сказать, что дот состоял из блиндажа с двумя-пятью казематами для размещения личного состава и припасов и бронеколпака с тремя-шестью амбразурами для пулемётов и пушек. Толщина стен такого бронеколпака достигала тридцати сантиметров, а вес превышал пятьдесят тонн. Наружные стены дота были толщиной в два метра, а внутренние — в метр. Весь дот находился в земле, на глубине до шести-восьми метров, и лишь бронеколпак возвышался над местностью. Прочность укрепления была поистине чудовищной — дот выдерживал несколько попаданий снарядов 203-мм калибра! Гарнизон дота насчитывал двадцать человек. Третья позиция располагалась по старой городской черте и включала в себя девять фортов и цитадель, рассчитанную на гарнизон в несколько сотен человек.
Но этим дело не ограничивалось. Вся площадь города размерами в двести квадратных километров была превращена в мощный узел обороны, под которую приспособили около шестисот зданий, парки и кладбища. И конечно, город был минирован — в нём установили около тридцати пяти тысяч противотанковых и свыше ста пяти тысяч противопехотных мин.
К сказанному добавим, что гарнизон Кёнигсберга насчитывал 130 тысяч человек, вооружённых четырьмя тысячами орудий и ста восемью танками. Кроме того, гарнизону помогали сто тысяч городских жителей, привлекавшихся к оборонным работам. Утро 6 апреля 1945 года выдалось туманным, с низкой облачностью. Это затрудняло действия авиации, бомбовые удары которой очень бы пригодились штурмующим, но для артиллерии цели были определены заранее, и здесь погода не являлась помехой. Наступление было назначено на 12 часов дня, а в 9 часов 30 минут маршал Василевский, заменивший на посту командующего 3-м Белорусским фронтом погибшего в феврале генерала Черняховского, отдал приказ о проведении артподготовки. Она рассчитывалась на полтора часа, после чего силы трёх наших армий — 11-й гвардейской с юга и 50-й и 43-й с севера — начинали штурм. Принято считать, что штурм — это удар в лоб, навал, где не считаются с потерями, где идут по собственным и вражеским трупам, пока или не будут отбиты, или не возьмут город, как говорится, на щит. Так, во всяком случае, было в средневековых войнах.
Штурм современный ничего общего с навалом и ударом в лоб не имеет. Это тщательно продуманная операция, где каждому подразделению ставятся свои чёткие задачи, определяется своё строго регламентированное время. Готовясь к штурму Кёнигсберга, наше командование, имевшее трёхлетний опыт взятия и освобождения городов, остановилось на тактике штурмовых отрядов, которая оправдала себя и в Сталинграде, и в Белгороде, и в Киеве и которая сводилась не к действию крупных войсковых масс, а к действию многочисленных ударных групп, наступающих по своим направлениям, выполняющих свои установки и в то же время не теряющих связь с соседями. В дни штурма Кёнигсберга такие штурмовые отряды выделил каждый полк. Укомплектованные лучшими солдатами и офицерами, они могли самостоятельно и инициативно действовать в условиях уличных боёв.
Думал ли накануне штурма командир батальона старший лейтенант Геннадий Нырков, что именно ему и его солдатам командование 801-го полка 235-й стрелковой дивизии доверит ответственнейшую задачу — захватить самый крупный форт в полосе наступления 43-й армии — форт № 5, или «Король Фридрих Вильгельм»? Наверное, думал, потому что о возможности быть зачисленными в штурмовой отряд думали в то время все. Но думать — это одно, нужно ещё иметь и предпосылки для этого. Они у двадцатишестилетнего комбата были — как-никак воюет с первого дня войны, был и на Ленинградском фронте, и на 1-м Прибалтийском, и на 2-м Белорусском. Опыта не занимать, всякое видел. Награждён, с батальоном справляется неплохо.
Но все сомнения отпали лишь тогда, когда Ныркова вызвал к себе командир полка.
— Доверяю тебе трудное дело, старший лейтенант, — сказал он. — Твой батальон выделен в состав штурмовых отрядов. Комдив в курсе и поддерживает твою кандидатуру. Не осрамись, поскольку брать придётся знаешь что? Форт «Король Фридрих Вильгельм». Самый крупный форт во всей немецкой обороне. Пока есть время, подумай, как организовать бой, и займись подготовкой с бойцами.
Вернувшись в батальон, Нырков собрал командиров рот и приданных батальону частей — артиллеристов, сапёров, танкистов и предложил им высказать свои соображения по поводу предстоящей операции. Все сошлись на одном: успех наступления будет целиком и полностью зависеть от максимальной слаженности, и этому надо тренировать солдат. Была определена м тактика боя: впереди идут танки, главная задача которых — подавление огневых точек противника. Каждый танк сопровождают самоходное орудие, обеспечивающее огнём продвижение танка, и сапёры, которые расчищают завалы на пути и разминируют проходы. За танками следуют стрелки. Их первейшее дело — обстрел домов, уничтожение автоматчиков и особенно фаустников, укрывающихся в подвалах, вестибюлях и подъездах. Замыкают продвижение атакующей группы огнемётчики и бойцы закрепления. Тренировки проводились в условиях, приближённых к боевым, а когда они закончились, Нырков «проиграл» будущие действия батальона с командирами групп на макете города. Репетицией комбат остался доволен, и в ночь на 6 апреля штурмовой отряд занял исходные позиции.
В 11 часов 55 минут грохот артиллерийской канонады перекрыл ещё более мощный гул — произвели залп гвардейские миномёты, «катюши», огневой налёт которых являлся сигналом к началу штурма. Его ждали с нетерпением, и едва лишь огонь переместился в глубину немецкой обороны, штурмовой отряд Ныркова поднялся в атаку.
В едином порыве преодолён противотанковый ров. Зона обстрела позади, а впереди — первая вражеская траншея. Оглушённые залпом «катюш», немцы прозевали стремительный бросок батальона и были выбиты с позиций. Не останавливаться! Пока противник в замешательстве — брать вторую траншею! Но пространство перед нею буквально нашпиговано огневыми точками, а танкам и самоходкам мешает минное поле и второй противотанковый ров. Нырков приказывает батальону залечь, и за дело берутся сапёры. Под прикрытием автоматного и миномётного огня они делают проходы в минном заграждении, наводят мост через ров.
И снова бросок — за танками и САУ, огонь которых выводит из строя одну огневую точку за другой.
Траншея. Огонь немцев беспорядочен, и Нырков поднимает батальон в рукопашную. Она скоротечна, как и всякий ближний бой, где успех зависит от умелых действий, самоотверженности и взаимовыручки.
Траншея взята. Но за ней — огромный каменный дом, превращённый немцами в опорный пункт. Из окон и подвалов бьют пулемёты, не давая сделать шага, а автоматные очереди штурмующих лишь крошат штукатурку на железобетонных стенах дома. Нужна артиллерия, нужны танки. Но они отстали — слишком много препятствий на их пути. Пока они пробьются сюда, атака может заглохнуть. Взять дом, взять во что бы то ни стало! Обойти с флангов и забросать амбразуры гранатами. Прижимаясь к земле, ползут солдаты. Вот они уже в мёртвой зоне, вскакивают и, прижимаясь к стене, подбираются к окнам. Кувыркаясь в воздухе, летят гранаты. Ещё и ещё. Выбита одна дверь, за ней другая. Взрывы гранат раздаются глухо — атакующие уже на лестницах. С оглушающим грохотом бьют ручные пулемёты, заряжённые бронебойными патронами.
Проходит не более пятнадцати-двадцати минут, и стрельба в доме стихает. Солдаты выводят наружу оставшихся в живых немцев.
Взята и третья траншея, но обстановка осложняется. Танки и самоходные установки по-прежнему отстают, и вырываться без их прикрытия вперёд опасно. Это понимает и командование дивизии, о чём говорит приказ, полученный Нырковым: наступление временно прекратить, наладить взаимосвязь подразделений, организовать разведку.
16.50. Взаимосвязь налажена, батальон готов к дальнейшим действиям. Открывает огонь дивизионная артиллерия, и под его прикрытием начинается атака четвёртой траншеи. Это последняя траншея на подступах к форту, н немцы пытаются всеми силами отстоять её. Фланкирующий пулемётный огонь из подвалов и с чердаков вынуждает атакующих залечь. Пользуясь этим, немцы переходят в контратаку. Бронетранспортёры с пехотой движутся по всему фронту батальона. Нырков командует: весь огонь сосредоточить на подавлении огневых точек. Одновременно он связывается с командованием полка и просит помочь артиллерией. Помощь следует незамедлительно. Скорректированные залпы накрывают бронетранспортёры. На плечах отступающих батальон врывается в траншею. До форта не более пятидесяти метров. Но сначала нужно взять казармы, а силы уже на исходе — бой идёт восьмой час подряд.
И всё же казармы не устояли — к 20 часам на них уже развевались красные флаги. Батальон вплотную приблизился к форту и блокировал его.
Ночь не принесла отдыха — немцы подтянули резервы и попытались отбросить батальон. Отбиваясь гранатами, бойцы Ныркова сдерживали натиск и одновременно наводили мост через овраг для танков и САУ. К утру он был наведён, и тут же поступил приказ: начать штурм форта. Подкреплённый ещё двумя батальонами, отряд Ныркова начал выполнение последней задачи.
Это был самый короткий, но самый напряжённый отрезок боя. Мощные стены форта надёжно защищали его гарнизон, и чтобы разрушить их, батальонная и полковая артиллерия непрерывно била по ним прямой наводкой. Снаряды срывали земляное покрытие с форта, разрывы контузили и слепили защищавшихся, но стены и перекрытия переносили обстрел. Форт продолжал жить, держа под огнём все подходы к нему. Требовались какие-то решительные меры для его подавления.
И выход был найден. Быстро сформированные группы подрывников, преодолев земляной вал, заложили взрывчатку под наиболее уязвимые места форта. Направленные взрывы сотен килограммов тола в разных местах проломили стены, и в проломы тотчас устремились группы захвата. В капонирах форта разгорелись ожесточённые рукопашные схватки, но это была уже агония. Утром 7 апреля после шестнадцатичасового непрерывного боя форт № 5 капитулировал. Пало самое сильное укрепление, защищавшее северные подходы к Кёнигсбергу. Путь к центру города на соединение с частями 11-й гвардейской армии был открыт. И встреча армий состоялась: 8 апреля в 14 часов передовые подразделения 43-й армии в районах Амалиенау и Ратсхофа соединились с частями 11-й гвардейской армии, завершив тем самым окружение кёнигсбергского гарнизона. В память об этом событии в Калининграде на здании кинотеатра «Победа» после окончания Великой Отечественной войны была установлена мемориальная доска с надписью: «В этом районе города 8 апреля 1945 года войска генерал-полковника Галицкого К. Н., наступавшие с юга, соединились с войсками генерал-лейтенанта Белобородова А. П. наступавшими с северо-запада, и завершили окружение кёнигсбергской группировки немецких войск».
Однако окружение ещё не означало полной победы. Гарнизон Кёнигсберга продолжал сопротивляться, и причины этого нужно искать не в стойкости его защитников, а в том страхе, который владел ими. Как показал впоследствии пленённый комендант города генерал Ляш, «сохранение Кёнигсберга было вопросом престижа Германии...». В своё время по гарнизону крепости был издан приказ, в котором говорилось, что Гитлер требует удержать Кёнигсберг, чего бы это ни стоило. А чтобы «подкрепить» это требование, при коменданте крепости был создан сводный отряд СС, который должен был расстреливать без суда и следствия всех, кто попробует уклониться от боя.
Да, сопротивление продолжалось, но во второй половине дня 9 апреля положение окружённых стало безнадёжным. Количество сдающихся в плен росло, но только в 22 часа 45 минут генерал Ляш принял ультиматум советского командования, в котором в случае добровольной сдачи гарантировалась жизнь всем генералам, офицерам и солдатам, безопасность и возвращение после войны на родину, а также немедленная медицинская помощь раненым и больным. Однако и после этого огонь немцев на ряде участков не прекращался и не ослабевал. Он стих лишь около 6 утра 10 апреля.
До полной победы не выходил из боя и батальон старшего лейтенанта Ныркова. Захватив форт № 5, бойцы отряда пополнили комплект боеприпасов и вновь вступили в бой. И только поздно ночью 9 апреля вышли из него. А через десять дней Указом Президиума Верховного Совета СССР Геннадию Матвеевичу Ныркову было присвоено звание Героя Советского Союза.
После войны Геннадий Матвеевич закончил две академии — имени М. В. Фрунзе и Генерального штаба. Стал генералом. Он немало пережил на своём веку, но штурм форта № 5 до сих пор остаётся главной вехой в жизни ветерана.
Б. ВОРОБЬЁВ (1985)