Время вышло, рабочий день закончился и секретарь начальника колонии попросила Игоря выйти, чтобы закрыть кабинет: «Ну, нет — так нет, идти «домой» — только подняться этажом выше», — он знал, что боксёры перед первым раундом могут позволить себе задержку перед выходом на ринг, чтобы заставить противника ещё больше волноваться, но, как ему казалось, это не та весовая категория, чтобы переживать слишком сильно, — всё будет так, как будет, да и волноваться по-настоящему ему есть о чём, кроме встречи с полковником».
Утро следующего дня началось бодро — в дверь постучал секретарь начальника колонии и предложила срочно явиться «на ковёр». «Во даёт!» думал Игорь, слушая «всё своеобразие» русского языка в свой адрес, рассматривая окна своего отряда, отлично видимые из кабинета Хозяина, вспоминая, что принёс обои, оставшиеся после ремонта в квартире, и то, что забыл распределить работы по оклейке, в комнате отдыха. Вспомнил, что, отогревая паяльной лампой замёрзшие трубы отопления в своём отряде, напрочь испортил внешний вид труб отряда, который курировал «Бешеный Макс» — придётся тоже их приводить в порядок своими силами. Максим уже не раз «намекал», что ждёт капитального ремонта, выжженных напалмом камер ШИЗО, хотя с другой стороны, а что нужно было ждать весны, наблюдая красоту свежевыкрашенной, но ледяной системы отопления? Дружище, прости… «Ты хоть, урод, знаешь, какое у тебя погоняло?» — выдыхался уже полковник. И не дожидаясь ответа, продолжил — «Бла-жен-ный! Ты, бл…, хотя бы „Отче наш“, знаешь?» «Знаю, — ответил Игорь, — на современном русском, старославянском и постараюсь вспомнить на древнерусском, но вам, товарищ полковник, читать не буду, так как это моё личное дело». «Будешь! Будешь, сука! Ты мне будешь рассказывать всё, что я спрошу! В том числе как, и в каких позах ты спишь со своей женой!» После этих, слов Игорь произнёс: «Извините, товарищ полковник, не вижу смысла продолжать данный диалог, у меня срочные дела в отряде. Разрешите идти?» — и не дождавшись ответа, жестом отдав честь, развернулся и, сделав несколько шагов, закрыл за собой дверь.
Отдавая должное полковнику, именно он нашёл какие-то важные и главные, в тот момент для Надежды слова, встретился лично и убедил её принять Игоря назад, домой. Удостоверение, правда, так и числилось «пропавшим», за что Игорь получил выговор в виде объявления неполного служебного соответствия, но это не помешало пойти на повышение и занять должность заместителя начальника колонии по интендантскому и хозяйственному обеспечению. С осуждёнными он теперь встречался только в режиме дежурного по жилой зоне, раз в две-три недели. Специфика работы полностью изменилась — на него легли задачи по обеспечению колонии продовольствием, материально-техническими ресурсами, а также поддержание и ремонт жилищно-коммунального хозяйства в военном городке. Выполнение приказов полковника иногда походило на квест или авантюру, граничащую с безумием, так как львиная доля приказов, отдаваемых с целью снабжения колонии, чем бы то ни было, заканчивались фразой: «С деньгами я и сам найду! Вы найдите без денег! Марш выполнять!» Так, Игорь не без удивления, поправляя фуражку, узнал из местных новостей, освещаемых по телевидению, что «разбойная группа, разобрала и увезла в неизвестном направлении несколько километров дороги, соединяющей отдалённые нефтедобывающие месторождения. Стоимость похищенных дорожных плит составила несколько десятков миллионов рублей. Автомашины «УРАЛ», задействованные в хищении, а также несколько кранов, на той же колёсной базе, разыскиваются сотрудниками милиции. Объявлен план «ПЕРЕХВАТ». «Вот ведь какие сволочи, ну надо же, — комментируя Надежде увиденное по телевидению, резюмировал Игорь, — ничего не боятся!» Очередная задача, поставленная полковником, вообще пошла не по плану. Выход на заброшенный завод бетонных конструкций, за облицовочными листами — профильным листом шестиметровой длины, чуть не закончился трагедией. В тот день один из сорвавшихся с крыши листов, съехав по скату крыши, врезался в не вовремя высунувшегося осмотреть красоты Западной Сибири, с высоты птичьего полёта, молодого лейтенанта. Переданному в подчинении сотруднику, а по совместительству многодетному отцу, он не оставил выбора, участвовать ли в этом сомнительном субботнике или нет, — «Родина — мать зовёт. Жду на работе», — приказал Игорь. Кинетической энергии сорвавшегося листа хватило, чтобы задуматься о смысле жизни и целесообразности покрытия строящегося барака именно бесплатным, и, почти ничейным профлистом. Ровная полоса разреза на бушлате, подтверждала верности вывода о сюрреализме происходящего в армии. Диссонансом в голове звучали мысли: «Я русский офицер, что я тут делаю, со своими подчинёнными? Для кого? Этого требует Родина? Но, согласно уставу офицерской чести, приказ может быть обжалован только после его исполнения, значит, исполняю. Касаемо «обжаловать» — кому? Тому, кто эти приказы и отдаёт?» Ситуация напоминала анекдот про правило сотрудников прокуратуры — «главное, в любом расследовании, не выйти на самих себя».
Требования увеличились, но заработная плата от этого не то что не прибавилась, не появилась, в принципе — заработную плату задерживали более чем на год! Он был один из многих, и, наверное, даже не самый нуждающийся, так как Надежда, подвязавшись подвигом жены декабриста, исправно кормила, поила и, даже обула Игоря в дорогущие и тёплые иностранные ботинки. Меньше повезло его другу Вовке — младший лейтенант, четверо детей, ищущая себя и своё предназначение супруга — психолог, на втором году жизни в военном городке привела к тому, что тот, в первый раз, просто потерял сознание, сидя в кабинете Игоря, а во второй — рухнул в его объятия, по пути на службу, от голода. Содержание семей офицерского состава полностью лежало на жёнах, ушедших с головой в ту или иную торговлю, кто-то торговал одеждой, кто-то обувью, особо общительные — «HERBALIFE», пылесосами «Kirby», посудой и косметикой. Семьи напоминали небольшие, но реально работающие, полупреступные группировки, где один пытается что-то продать, а второй прикрывает, участвует в разборках с конкурентами, выбивает торговые площади и возможности, страхует его своими погонами и влиянием.
Решение об увольнении витало в воздухе. Ощущение содержанки не могло привести к укреплению семейных отношений и вызывало всё возрастающее чувство вины, которое, в свою очередь, становилось отличным катализатором и подкормкой неудовлетворённости собой, семьёй и даже сыном. Изучение азбуки сыном, казалось, взорвёт мозг Игоря. Играющего дичайшие ритмы игрушечного магнитофона, подаренного Надей, сыну на день рождения, хватило не более чем на полчаса — разбит, броском в противоположную стену. Бездарность ситуации и глупость поступка он, конечно, попытался исправить — адская коробочка была собрана, перетянута изолентой, батарейки вставлены в оставшиеся, чудом целые гнёзда. Китайская игрушка продолжила долбить в самый центр головного мозга Игоря, светясь от счастья разноцветными лампочками, но симптом, как сказал бы любой доктор, налицо. Медленно, но, верно, он становился противным и омерзительным самому себе. Мироощущение Игоря можно было описать одним коротким предложением — «бесит всё». Отлично понимая, что вслед за чувством вины, практически, след в след, идёт более разрушительное чувство ненависти к себе и ко всему окружающему. Игорь всё более и более склонялся к мысли о том, что тянуть с изменениями недопустимо и в случае опоздания, никакая революция будет уже никому не нужна — семья рухнет в одночасье, превратившись в пепел и воспоминания, а он, из офицера, званием которого гордился, — в рядового вертухая.
Очередной отпуск на море, с заездом к родственникам, позволил решить главную проблему — развязать руки с увольнением, оставив трёхлетнего Лёшку с бабушкой, в родном сердцу посёлке городского типа Светлый путь. Бабушка, единственный человек из всех родственников переживавший о судьбе внука и появившегося правнука, предложила оставить маленького Лёшку на несколько месяцев, у себя. Несколько лет вся связь с малой родиной, осуществлялась только путём переписки с бабушкой, обычной почтой — письмами, поэтому ответной весточки приходилось ждать месяцами. Как же он был ей благодарен за ту, удалённую поддержку и переживание, известно было только ему одному… Да и вырос бы Игорь в такого человека, которым он стал, без этой поддержки, любви и воспитания бабушки и дедушки — конечно нет! Сотни и сотни, перечитанных вслух, маленькому Игорю, книг, тысячи «сказок на ночь» сформировали из него того, кем он стал. Даже отец принял участия в устройстве малыша в садик из соображений упростить задачу присмотра за правнуком, своей маме. Весь опыт, вся история, общения с родственниками чётко и безапелляционно говорила ему простую истину: «Чем дальше от родственников, тем крепче семья», но в данном случае это было огромным подспорьем. Вместе с Надей, как казалось, они могут выдержать и справиться со всем, ведь переживала семья и более сложные жизненные ситуации. Удивительно и непривычно было для обоих — впервые они имели возможность воспользоваться помощью родственников. Вернувшись в часть, Игорь отказался заключать новый контракт и написал заявление на увольнение — армейская жизнь осталась в прошлом.
Замечали ли вы, что память крайне избирательна? Хорошие и весёлые истории, друзья и подруги, закаты, горы, костры, палатки, стихи и песни под гитару вываливаются из памяти самопроизвольно — всё это позитивные воспоминания. Крайне сложно вспомнить гнетущий, сдавленный воздух ШИЗО, запах одежды и собственной кожи — запах зоны, ситуации балансировки на грани жизни и смерти, собственное унижение, предательство и глаза восемнадцатилетнего парня, вся жизнь которого, на ближайшие двадцать пять лет, ясна, — всё это защитная реакция. На этом держится вся нервная система человека, никто не смог бы нести, внутри себя, на протяжении всей жизни столько боли и страдания, которые окружают нас ежечасно. Мозг, пытаясь спасти разум, удаляет больные воспоминания как злокачественные образования. Ни одно сердце не выдержало бы такого внутреннего давления, так как оно само подвергается ежедневным ударам и уколам. Некоторые оставленные гематомы и порезы зарастают и почти забываются, другие кровоточат всё жизнь, как бы мы ни пытались забыть, заменить или просто задвинуть их на задворки воспоминаний — всё это лишь даёт временный эффект. Шрам можно зашить, обработать и, в конце концов, он перестанет кровоточить, болеть, но, сняв повязку, мы увидим, что он никуда не делся и, более того, понимаем, что теперь он с нами на всю жизнь. Да, ныть, крутить, и зудеть он будет только в непогоду, но он с нами навсегда и при определённых стечениях обстоятельств, не нужно будет прилагать даже минимального усилия, чтобы шрам закровоточил вновь.
Друзья, если вам понравилась прочитанная глава, не забудьте поставить лайк! (Вам ведь понравилось прочитанное, а я об этом узнаю и мне будет приятно.)
Приобретать книгу совершенно необязательно – обещаю, я выложу её всю на своём канале бесплатно!
Но если я вас не переубедил и вам не терпится узнать всю историю или вы хотите приобрести книгу в коллекцию, поддержать автора – бумажная и электронная версия доступны по ссылке: повесть «ШраМы».
Кроме того, встретиться с главными героями повести и заглянуть в их прошлое вы можете в уже опубликованной повести «Сценарий Шторм» по ссылке: повесть «Сценарий Шторм».
