Прервалась практически начатая государева служба крайне неожиданно — явившегося в ОВД на совещание Игоря вызвали в отдел кадров, и милая девушка озвучила принятое где-то решение: «Игорь Александрович, извините, мы не можем сейчас принять вас на службу — объяснять причины нет необходимости, но одно могу сказать — поговорите с отцом, а потом приходите к нам. Мы будем ждать. Уладьте с ним все дела, а мы пока документы ваши придержим у себя, чтобы в край не отправлять и восстановить вас в тот же день». Чудеса, подумал Игорь, обычно родители радуются успехам сыновей, а если уж и не радуются, то стараются не мешать и не лезть в их жизнь, но тут, видимо, совсем другая история и необъяснимая логика. Да и задача, видимо, другая — не дать встать на ноги. С точки зрения здравого смысла, понять это невозможно, тем более в отношении отца к сыну. «Вот интересно, — подумал Игорь, — сюда, видимо, дотянуться не смог, что ли? Ато бы и здесь уже уволили… Ни одного письма, ни одного звонка… Может не знает, где мы? Да нет, знает — бабушка точно ему рассказала. Просто безразличие… Ну что ж это лучше, чем своеобразная помощь».
«Всё-таки здорово было» — подумал Игорь и услышал, как домой вернулась Надежда. «Привет, Малыш», — с трудом повернувшись, поприветствовал он. «Привет, бухаешь? Слушай, пока тебя не было, я подумала и решила, так как ты говоришь, больше не будет, теперь слушай меня…» — С порога и без прелюдий начала Надя. «Чудеса, — подумал Игорь, революции не бывает без ситуации, описанной вождём пролетариата — а это уже чистой воды бунт, но вслух произнёс, — „Музыку слушаю, никому не мешаю… Слушай, я не знаю, что произошло, пока меня не было, но сегодня я бух и в дискуссию вступать не хочу. Давай, перенесём выяснение, я даже не понимаю, чего, на завтра? Хорошо?“ „Нет, никаких завтра не будет!“ — в ответ на этот месседж Игорь прибавил громкости Розенбауму и отвернулся от продолжавшегося мятежа. От табуретки, летящей в него, он увернулся с непривычной для него грациозностью, также куда-то мимо пролетела цветочная ваза, громко разбившись за его спиной. „Блин, Малыш, ты чё?“ — Игорь начал вставать с пола, чтобы положить конец началу разрухи и перевести метание домашнего скарба в вербальную перебранку, но тут в лицо ему полетели кусочки разорванных Надей фотографий друзей. Дело было совсем не в бумаге и не в оскорбительном выпаде, дело было в том, что повторить данные фотографии было уже невозможно, — некоторых друзей, запечатлённых на них, уже не было в живых, и он сорвался — первый раз в жизни, за себя, за них, за обиду на свою жизнь, за своё бессилие — хлёстким ударом ладони он сбил её с ног, аккуратно взял на руки и понёс в комнату. „Давай, поговорим завтра? Пожалуйста! Не сегодня. Сегодня я устал“, — повторял он как мантру, — я сейчас свяжу тебя, утром развяжу, и мы поговорим», — с этими словами он снял портупею и крепко, но не туго связал руки супруги за спиной, перевернул её набок и добавил: «Лежи, сейчас найду ремень — свяжу ноги». Пока Игорь искал куда-то запропастившийся ремень, от парадной формы, Надя бросилась бежать — по коридору, на улицу, по снегу в соседний, офицерский двухэтажный барак, гордо называвшимся домом, к любимой подруге, тоже жене офицера. В тот день он поднял руку не просто на женщину — на свою любимую, с которой, казалось, прошли то, что другим парам даже в кошмарных снах не суждено было испытать.
Меньше часа прошло, как в квартиру постучали сотрудники оперативного отдела, которые решили не вызывать милицию, как того требовала Надежда, а разобраться внутри маленького военного городка самостоятельно. Первый раз в глазах Нади Игорь увидел ненависть и осмысленное желание причинить ему максимально возможную боль и страдания. В ту ночь Игорь услышал о себе много нового. В подтверждении того факта, что он алкоголик и дебошир, ни копейки не привнёсший в благосостояние ячейки общества, Надежда демонстративно, провела экскурсию, по руинам некогда уютной квартиры. С какой-то кровожадной удовлетворённостью она показывала дежурным офицерам оборванные занавески, содранный со стены ковёр, разбитую мебель, разбросанные куски разбитого фарфора и стекла. Проблема, с её слов имела глубинный смысл — именно он искалечил детство сыну и растоптал молодость его жены — казалось бы, ничего нового, в воздухе давно витали подобные намёки, но сказано, причём в присутствии, пусть и сослуживцев, но чужих людей, было впервые. Чтобы погасить так замечательно разгоравшийся скандал, Игорь оделся и, попрощавшись с коллегами, ушёл жить в свой кабинет. Оперативники, рассчитывающие на продолжение действа и весёлое дежурство, тем более что первый акт обещал быть только завязкой интриги, разочарованные, поплелись следом.
Расстояние от дома до работы, от силы, составляло триста — четыреста метров, теперь же оно сократилось до нуля — он жил на работе. Через неделю, заступая в караул, Игорь обнаружил, что впопыхах сборов, клубах батальной пыли и дыма орудий, не говоря уже о свистящих пулях и табуретках, забыл дома служебное офицерское удостоверение. «Делать нечего — нужно идти к Наде, — размышлял Игорь, — кто знает, может это будет началом примирения?» Реальность была другой и она шокировала — взамен удостоверения Надежда потребовала купить комнату в городе для того, чтобы они с сыном переехали от него и больше никогда не виделись. На долю секунды Игорю даже показалось, что одного синяка под глазом ей реально недостаточно, но он плюнул, причём, фактически, на пол, развернулся и ушёл.
Странно, страшно и совершенно непонятно как, казалось бы, любимый человек вдруг перешагивает невидимый Рубикон и глаза его моментально заполняет ненависть. Причём не менее страшным и непонятным является то мгновение, в которое происходит перерождение, — без предупреждения, как щелчок пальцев, как выстрел… К этому нельзя подготовиться. Усевшись на роскошный кожаный диван, стоящий у него в кабинете, запершись на ключ, он просидел так до утра, обхватив голову руками. Может быть, это он переродился и не заметил этого? Сам слишком сильно был погружен в себя и свою работу, в зэков, многим из которых стал, почти другом и не заметил… Он вспомнил, как седой Джумаев советовал ему, ещё молодому лейтенанту: «Запомни сынок, вот здесь у тебя, — показал он на правый карман штанов, должен быть секретный тумблер, собственный, твой личный тумблер. При переходе через КПП утром засунь руку в карман и переключи тумблер на „мент“ и не забудь нащупать его вечером по дороге домой и переключить в режим „человек“. И смотри не потеряй его! Как только потеряешь и забудешь переключиться — дело кончено, понесёшь всю погань себе домой». Может, Игорь его потерял? В любом случае такие рассуждения совершенно не успокаивали, а наоборот создавали ещё больший ворох мыслей в голове, вектор которых можно было бы выстроить в одну линию фразой — «что я сделал не так в прошлом и, как жить дальше, в будущем?»
Друзья, если вам понравилась прочитанная глава, не забудьте поставить лайк! (Вам ведь понравилось прочитанное, а я об этом узнаю и мне будет приятно.)
Приобретать книгу совершенно необязательно – обещаю, я выложу её всю на своём канале бесплатно!
Но если я вас не переубедил и вам не терпится узнать всю историю или вы хотите приобрести книгу в коллекцию, поддержать автора – бумажная и электронная версия доступны по ссылке: повесть «ШраМы».
Кроме того, встретиться с главными героями повести и заглянуть в их прошлое вы можете в уже опубликованной повести «Сценарий Шторм» по ссылке: повесть «Сценарий Шторм».
