Декабрь в валенках сидел на крыше. Ему столько лет, сколько этому миру, однако ни такая цифра, ни седая бородища не мешали ему лепить отменные снежки и кидать в прохожих. Попав, он довольно болтал ногами и смеялся. Машины на стоянках превратил в гигантские торты. На шапке профессора философии, стоящего в очереди у ларька «Роспечати», к радости студентов, нарастил роскошную снежную кучу.
Назабавившись, спустился в улицы. У торгового центра шла разгрузка товара. Декабрь попросил у грузчиков прикурить и постоял рядом, чтобы мясо не разморозилось. Заштопал ковёр на бульваре, повреждённый трактором, подровнял трассу лыжникам.
Вечером подбросил дров к северному сиянию. Подогрел свой походный чайник на трубе ГРЭС, посвистел месяцу. Сидя на кустах калины, они пили чай из больших чашек.
Город в толстом свитере из снега укладывался спать.
* * *
По небу крадётся январь – звёзды звенят в мешке. Ботинки старые, в кармане пирог, на часах брелок из луны.
Он окна домов потрогал, спящих укутал, он хочет, чтобы каждый день был праздничным.
* * *
Февраль – стареющий царь. Его владения хранят воины с вьюжными голосами. С деревянного дворца свисают застывшие белые гребни. Сквозняки отдают звоном, на окнах ледяные папоротники прочертились голубым. По промороженным стёклам скользят полусонные лучи солнца.
– Устроим встречу, добрую встречу! – говорит царь. – Мы видели своё, хорошо ли, плохо ли – делали. А дальше – достойным и молодым!
Серебряные кубки с выпуклыми узорами качаются и поднимаются, и бороды глушат смех.
* * *
Солнце предлагало ей наряды: бледно-серые с опадающим стеклом, с золотисто-розовыми длинными перьями, густо-зелёные… и такие белые из туманов, что позавидует Англия.
Весна выбирает серое платье и пиджак цвета мокрого асфальта. Расправляет на одежде складки, рассыпая на горожан большие прозрачные капли.
* * *
Весь в дыму и в восторге от громкости гудка поезд протарахтел на станцию.
Среди его пассажиров была аккуратная старушка, одетая в льняную юбку с цветочной вышивкой и серое пальто. В руках она держала соломенную корзинку. В городке ещё лежал снег, но на пушистых седых волосах дамы, убранных в пучок, не было головного убора.
Она прошла через здание вокзала и отправилась в сторону большого городского парка. Отыскав полянку, старушка аккуратно поставила корзинку на землю и открыла крышку.
Внутри на подстилке из свежей травы сидел зверёк, похожий на зайца. Длинные уши, гладкая шкурка серого цвета, жёлтый живот, а на лапах –тёмные копытца. Светлые усы зашевелись, и питомец перелез через край корзинки.
Обнюхав снег, зверёк попробовал его на вкус. Наклонил голову, подумал и стал поедать снежные залежи. За несколько минут он расчистил полянку и занялся сугробами вокруг деревьев.
Дубы потягивались, разминали сучья, стряхивали остатки снега и шумели, приветствуя старуху Март.
Та с улыбкой покивала головой, повесила корзинку на локоть и, напевая, отправилась обратно к станции.
* * *
Лохматая апрельская голова оторвалась от белой подушки и шлёпнулась обратно. Глянув на календарь, косо прицепленный на стене у кровати, он всё-таки встал. Быстро умылся холодной водой, выпил компота, заботливо оставленного ему в кувшине на столе, и выкатился на улицу. В грубых штанах на подтяжках и дырявых ботинках он напоминал беспризорника.
Отдав запасы солнца дворовым котам, развёл руками: на людей не хватило. Для лошадей растопил и посушил дорожки, набросал по краям одуванчиков. Убрал похожую на море лужу, которую каждый день с трудом обходила глазастая девчонка, и ей же за воротник швырнул снега. Лёд на школьном дворе оставил, несмотря на ругань дворника. И первый же на нём прокатился, а за ним – орава учеников.
На рынке остановился у торговки выпечкой. Порылся в карманах, однако монет не нашлось, и он, нимало не смущаясь, весело развёл руками. Женщина хохоча бросила ему в руки пирожок.
Поднялся на холм за торговым центром, постелил куртку на землю и улёгся. Вокруг из прошлогодней травы полезли жёлтые мать-и-мачехи.
* * *
Май и её подруги Атикат, Илтой, Ажар, Рахия красивы и сильны.
Атикат шепчет, оглаживает руками землю, кору, лепестки, посуду в чайных, шерсть, корзины, стебли, бутоны, стволы. Все они, и даже камни, дают свой аромат.
У Ажар корзина с бумажными свёртками. Стоя на крыльце мира, она бросает и бросает из них семена.
Рахия улыбалась. Она шла куда хотела и где хотела сидела. И это всё, что от неё было нужно. Ветер вытягивал голову у неё на коленях, рычал, и его хвост сворачивался кольцами.
Илта расстилает свой платок, и мягкая пахучая темнота обнимает прохожих, дома, тротуары.
Май, вытянув ладони к небесному ковру, начинает свою песню.
* * *
Открытая банка с летом стояла на столе. В тишине комнаты из круглого отверстия, как бы издалека, слышны разнообразные звуки: звяканье посуды, шум волны, смех, голоса продавцов из фруктовых ларьков, какое-то скрипение и постукивание. Всё смешивалось, переходило одно в другое.
Из банки шли запахи, они тоже перемешивались: сочный огурец и варёная кукуруза менялись на ароматы распиленного бревна и сигарет.
По всей комнате вдоль стен на деревянных стеллажах стояли другие стеклянные банки. Мужские пальцы передвигали их, открывали и снова плотно прикручивали крышки.
В банку, стоявшую на столе, они добавили пароходные гудки, запах мокрого белья и тарахтение града. Её содержимое зазвучало невнятно, как ненастроенное радио, потом снова стали различимы отдельные звуки.
Рука взяла банку и аккуратно вылила за окно.
Содержимое растекалось по улицам и стенам домов, проникало в открытые форточки – их было мало, и лето задерживалось на стёклах. Когда окна распахнутся, оно заплывёт в квартиры, растреплет газеты, шерсть котов и собак, встряхнёт комнатные цветы.
А пока оно похозяйничало в парках и на клумбах, весело разбежалось на набережной, подпрыгнуло и окончательно опрокинулось на город.
* * *
– Ваня, спой песню!
Парень с гармоникой выводит пчелиный звон, запах одуванчика, шум свежего ручья.
– Ваня, сыграй жалостливо!
Тот наклоняет голову, и лица прячутся в окнах, дождём поливаются травы, и жмутся по веткам яблоки.
Когда намокает платье Анюты, Иван загребает в горсть облака, достаёт из кармана золотого петуха, пускает его по тропинкам и крышам, и сам бежит с улыбкою дурака.
Под вечер Ваня, обняв свою Анюту, одним дыханием греет селения и города. Июнь-парень, Июнь-девушка – солнце на шеях, ресницах, губах. Дорога рада их загорелым ногам.
* * *
Июль – не то итальянка, не то испанка – распахнула двери веранды. Её соседка Моника Блант расчёсывает волосы. Первая усмехается:
– Ты красивее меня! Подари мне свой голос!
Моника расхохоталась. Июль знает, что её времени нужен смех счастливой женщины.
В саду напротив четырёхлетка Бонс ревёт, сломав пластмассовый автомобильчик. Что ж, и дождям будет место. Сьюзен и Алан – им по пятнадцать – держась за руки, столько пускают в мир солнца, что яблони созревают в этот раз так, как ещё не бывало. Адами – восемнадцать, и он думает, что уже детектив. Его мечты покрасят утренние облака. На площади игры – кому и с кем в кругу танцевать. Сара находит глазами Джейну:
– Я выбираю тебя!
А будь кем хочешь и имя себе выбирай любое. Июль дарит им всем свои дни и ночи, а потом пусть как знают.
Дозревают вишни, и налито тепла в моря. По кварталу бегут дети – маленькие летние боги.
* * *
Август слушал Озборна в больших дорогих наушниках. Качество имеет значение, когда с тобой говорят на одном языке, а чудак в круглых очках мало того, что понимал грозы, льющиеся между небоскрёбами, так ещё и сам мог добавить оттенков в предстоящие четыре недели.
Его Yamaha гремела по дорогам, тротуарам, балконам и проводам. Лиловые вспышки ломались в тучах, дым заполнял переулки.
В сумерках мотоцикл отправился на платную стоянку. Владелец хотел увидеть город не только в виде пятен неона, летящих перед фарами.
Обходя красочных распутных девиц, он вошёл на пешеходную часть с кафе и арт-магазинчиками. Отцепил ветер, намотавшийся на телебашню, и затолкал в карман кожаной куртки.
Август брал в свою мелодию песни бездомных гитаристов, голоса кораблей, уходящих в долгие рейсы, низкий и мягкий женский смех, звон льда в стаканах и пламя фаерщиков. Подумав, добавил к вечерам новый трек Земфиры и ритмы дождя, бьющего по водостокам.
Небо задумчиво слушало этот блюз.
* * *
Достав местный паспорт вместо иностранного, она бросила его на приборную панель. Заграничный затолкала в тряпочную сумку на сиденье, где он провалился между мешочками с кофе, сушёными сливами, чабрецом и всякими разностями.
Старый грузовичок с открытым кузовом остановился в полях. Полная женщина с кожей цвета шоколада выбралась из машины и размяла ноги. На ней цветное хлопковое платье, тюрбан и прочные башмаки.
Осень идёт медленно и думает о земле под колосьями. Лицо её заливают слёзы. Она помнит каждого павшего. Плач её всех цветов, языков и религий.
Но не только этот дождь принесён ею. Осень богата. Она щедра и хочет дарить. Крепко поцеловав тыквы, она красит их закатом. Груши полнятся солнцем, в виноград течёт настоявшийся день. Осень добавляет упругости томатам, дорисовывает полосы на арбузных кожицах. Утро будет созревать в сырах, а ночи закупориваются в винных бутылках.
Грузовичок въезжает в город. Осень стелет дорожки ручного ткачества. Цветы на клумбах разгораются бордовым, фиолетовым и оранжевым. Осень убавляет тепло на улицах, и после работы жители спешат к домашним чайникам и хлебу.
Начало положено, и ей нужен кофе. Она останавливается в деревянном домике гостиничного комплекса, бросает вещи человеку, ожидающему у двери. Сентябрь поймал ключи и припарковал её колымагу.
* * *
Сентябрь побросал чемоданы в кучу, не разбирая. Из картонных коробок вывалились его оксфорды, дерби и броги из оранжевой замши и красной кожи. Плащ упал на клёны возле администрации, шарф намотался на Ботанический сад, а шляпа укатилась за фабрику.
Пока он гулял ничем не занятый. Толкался на четырёх городских мостах, слушал оркестры и смех. Прохожие оглядывались, почувствовав запах его одеколона.
Дел принимать не торопился.
Возле баров подозрительно порыжели деревья. Август ухмыльнулся и отменил такси.
* * *
Октябрь не знал куда девать руки и на что ему столько времени. Парк одел в лисью шубу и белый дым от котельной. Набросал каштаны прохожим прямо под пятки. В туманах дороги от Ростова до Вятки. «Камазы», ругаясь, ползут по лужам. Недовольно утки поджали лапки – его двадцатый день на них капал.
В своё тридцать первое утро он танцевал и её приглашал на танец. Октябрь любил девушку, ревновал её к молодому человеку. В этот раз Октябрю улыбались окна офисных зданий.
Октябрь уходил рассеян и немного богат.
* * *
Худой и высокий мужчина, одетый в серое пальто (что-то из тридцатых) и замотанный в вязаный шарф, сидел на скамейке под знаком остановки. Здесь ходят редкие междугородние автобусы, сейчас же больше не было никого.
Утро только просыпалось, и не очень охотно. Воздух синего цвета, кусты вокруг, совсем облетевшие, торчат как метёлки. По дороге проехала ранняя машина из хлебозавода. Всё остальное ещё молчало.
Человек на скамейке вынул бутерброд с колбасой, завёрнутый в бумагу. Он вздохнул, и снежная крупа от его дыхания долетела до вороны. Птица взъерошено и неодобрительно посмотрела на него. Мужчина отломил кусок бутерброда, бросил в её сторону.
Они завтракали в светлеющем утре и смотрели на улицы, которые всё точнее чертились вдалеке.
Ворона вопросительно посмотрела на мужчину, тот кивнул головой, и она полетела со свежей, но ожидаемой новостью.
Ноябрь поднялся, стряхнул крошки с колен, опустил руки в карманы пальто и не спеша вошёл в город.
* * *
На небе вкрутили новые лампочки. Они были ярче, но светили холодным светом, и подняли их теперь выше прежних.
Готовились к зиме.
Войлок туч растягивали во все стороны и на большие пространства. Он уже никуда не годился. Цвет его был тёмных тонов – серого, с чёрными пятнами. В сильно порванные полотнища набилось много пыли, сухих листьев, веток. Те, что висели над городами, выбросили сразу, почти не осматривая. Пыль, которая с них сыпалась, пачкала всё вокруг.
От золота октября в этот раз ничего не осталось. А вот на яблоневых ветках сохранились все плоды. Яблоки берегли. Ими будут заниматься особо, поливать инеем. На солнечных местах заработают огранщики, забирая красные шарики в твёрдые прозрачные оболочки.
Выливали вёдра и вёдра грязной воды. Затем привезли новые тучи и сразу занялись их распаковкой. Эти дела должны быть сделаны до того, как послышатся звонкие каблуки новой хозяйки.
Её стройная фигура появилась на лестнице. Бросив дорогие прозрачные серьги на столик, она села в кресло. Отдыхала. Все знали, ей нужен всего час, и процесс запустится.
Куда поставить хрусталь, укладывать и вешать зеркала, сыпать блестящую пыль – будет решать она.
Начали около пятнадцати часов – сразу в городах и на окраинах. С высоты через отмеренные промежутки времени двинулись вниз снежинки. Расстояние между ними было довольно большим, но таким, чтобы не было пустот и выходило кружево редкого плетения. Запускающим было дано указание – «плавность и тишина».
Сверху стало мягко и серо. Снизу донеслись смех и возгласы. Переход состоялся.
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Яна Гальченко
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого!